Пока я жива

Фиона тихонько фыркает:

— Кто же его не знает? — Она оборачивается к Бет и закатывает глаза. — Его знают абсолютно все.

Бет смеется:

— Ага, он встречался с моей сестрой. Где-то с полчаса.

Глаза Зои сверкают.

— Правда?

— Слушайте, — вмешиваюсь я, — все это, конечно, безумно интересно, но нам пора. Мне еще нужно забрать приглашения на свою панихиду.

Это заставляет их замолчать. Фиона потрясенно смотрит на меня:

— Неужели?

— Угу. — Я беру Зои за руку. — Жаль, что я этого не увижу — обожаю вечеринки! Если вспомните какие-нибудь красивые псалмы — наберите мне эсэмэску!

Мы уходим, окончательно сбив их с толку. Повернув за угол, мы с Зои останавливаемся в отделе кухонной посуды в окружении столовых приборов и нержавеющей стали.

— Зои, они дуры. Ничего они не знают.

Зои с деланным интересом рассматривает щипчики для сахара:

— Не хочу об этом говорить.

— Давай повеселимся, отмочим какую-нибудь штуку. Например, совершим за час как можно больше правонарушений!

Зои вымученно улыбается:

— Можно поджечь дом Скотта.

— Не верь им, Зои.

— Почему?

— Ты его знаешь лучше, чем они.

Я никогда раньше не видела, чтобы Зои плакала. Вообще. Ни когда получила аттестат о среднем образовании, ни даже когда я сообщила ей свой смертельный диагноз. Я была уверена, что она просто не умеет плакать, как Вулкан. Но сейчас она плачет. В магазине. Пытаясь скрыть слезы, Зои встряхивает волосами, и они падают ей на лицо.

— Что с тобой? Что случилось?

— Я ухожу. Мне нужно его найти, — отвечает Зои.

— Сейчас?

— Прости.

При виде Зоиных слез меня пробирает дрожь. Как она могла так влюбиться в Скотта? Они знакомы всего ничего.

 — Мы еще не закончили с правонарушениями.

Зои кивает; по ее лицу струятся слезы.

— Когда будешь готова, бросай корзину и уходи. Извини. Я ничего не могу поделать. Мне надо идти.

Я все это уже видела. Стояла и смотрела в спину Зои, на ее раскачивающиеся в такт шагам золотистые волосы. А она уходила все дальше и дальше.

Пожалуй, я подожгу не Скоттов дом, а ее.

Но без Зои уже неинтересно. Сделав вид, будто с удивлением обнаружила, что забыла дома кошелек, я ставлю корзину на пол, чешу в затылке и направляюсь к выходу. И тут кто-то хватает меня за запястье.

Вроде бы Зои говорила, что магазинных охранников легко вычислить. Я-то думала, они ходят в плохих костюмах с галстуками, а не в куртках: они же целый день в помещении.

На остановившем меня мужчине темно-синяя джинсовая куртка. Волосы коротко острижены.

— Вы собираетесь платить за то, что у вас в кармане? — спрашивает он и добавляет:

— У меня есть основания полагать, что в пятом и седьмом ряду вы прятали товары в куртку. Это видел наш сотрудник.

Я вынимаю из кармана пузырек лака и протягиваю ему:

— Возьмите.

— Вам придется пройти со мной.

Краска бросается мне в лицо:

— Не хочу.

— Вы собирались уйти из магазина, не заплатив, — настаивает мужчина и тащит меня за собой.

Мы направляемся по проходу в глубь магазина. Окружающие сверлят меня взглядами. Едва ли охранник имеет право так меня тащить. А может, он вовсе и не охранник, а просто хочет завести меня в какое-нибудь безлюдное тихое местечко. Я упираюсь, хватаюсь за полку. Я задыхаюсь.

Охранник мнется:

— Вы хорошо себя чувствуете? Может, у вас астма?

Я закрываю глаза:

— Нет, я… просто не хочу…

Договорить не получается. Слишком много слов рвется с языка.

Он хмуро смотрит на меня, вынимает пейджер и вызывает помощника. Двое малышей, сидящих в тележке, глазеют на меня, проезжая мимо. Проходит девушка примерно моего возраста, потом возвращается с глупой ухмылкой.

К нам быстрыми шагами подходит женщина с нагрудным значком. На нем написано «Ширли»; женщина бросает на меня неодобрительный взгляд.

— Я заберу ее, — говорит она охраннику и знаком приказывает ему удалиться. — Пошли.

За прилавком с рыбой оказывается потайной кабинет. Обычным посетителям и в голову бы не пришло, что он там есть. Ширли закрывает за нами дверь. Такие комнатушки показывает в детективах — тесные, душные, со столом, двумя стульями и мигающей под потолком лампой дневного света.

— Садись, — приказывает Ширли. — Все из карманов на стол.

Я делаю, как велено. Лежащие на столе между нами украденные вещи кажутся дешевыми и убогими.

— Что ж, — произносит Ширли, — это улики, согласна?

Я пытаюсь было разреветься, но на нее это не действует. Она протягивает мне носовой платок, хотя мои слезы ее ничуть не волнуют. Ширли ждет, пока я высморкаюсь, и указывает на мусорную корзину.

— Придется задать тебе несколько вопросов, — произносит она. — Начнем с имени.

Допрос длится вечность. Ее интересуют все подробности: возраст, адрес, номер папиного телефона. Она спрашивает даже, как зовут мою маму, что, на мой взгляд, не имеет никакого отношения к делу.

— У тебя есть выбор, — поясняет Ширли. — Мы звоним либо твоему отцу, либо в полицию.

В отчаянии я решаю выкинуть какой-нибудь номер. Я снимаю Адамову куртку и расстегиваю рубашку. Ширли и бровью не ведет.

— Я не совсем здорова, — признаюсь я, спускаю рубашку с плеча и поднимаю руку, чтобы продемонстрировать Ширли металлический диск в подмышке. — Это внутривенный катетер, имплантат для медицинских процедур.

— Пожалуйста, надень рубашку.

— Я хочу, чтобы вы мне поверили.

— Я тебе верю.

— У меня острый лимфобластный лейкоз. Можете позвонить в больницу и проверить.

— Пожалуйста, надень рубашку.

— Вы хоть знаете, что такое острый лимфобластный лейкоз?

— Нет.

— Это рак.

Но слово на букву «р» не пугает Ширли, и она звонит моему отцу.

Под нашим холодильником все время собирается лужа вонючей воды. Каждое утро папа вытирает ее антисептическими чистящими салфетками. К вечеру лужа возвращается. От сырости половицы покоробились. Как-то ночью, мучаясь бессонницей, я вышла на кухню, зажгла свет и заметила, как под холодильник юркнули три таракана. Назавтра папа купил клеевые лопушки и положил в них для приманки кусочек банана. Правда, мы так и не поймали ни одного таракана. Папа утверждает, что мне померещилось.