Пока живешь, душа, - люби!..
Шрифт:
общества участливой нежности, а общество
обеспечивало нас ненавистью по высшей
категории. Материнскую ласку, друга,
любимую, свободу, пайку и махорку нам
годами заменяла ненависть. Так было до тех
пор, пока я не увидел, что ненависть плачет
беспомощными слезами… Почему? Потому
что наша ненависть являла собой
бессмысленную, щенячью форму самозащиты,
рассчитанную на милосердие от обнаженной
общественной дикости. Мы входили в мир без
идеологических шор и уходим
Именно это укрепляет меня в убежденности: рано или поздно, при мне это произойдет или
без меня, если ненависть способна заплакать покаянными слезами, Родина неизбежно
обретет чело-веческий облик. Так думаю. Над этим работаю» - таким предисловием
начинается сбор-ник стихов «Обугленные веком» (1995 год). Точнее концепцию своего
творчества Михаил не выразил, пожалуй, больше никогда.
Изданием этого сборника он обязан Совету самоуправления (так тогда называлась
городская Дума) и Администрации города, а инициатором выступил депутат-коммунист
Владимир Громов. Удивительным образом за стихи Михаила хватались представители
самых разных политических течений: им казалось, что он бьет их врагов, и только потом
соображали, что в такой же степени это повернуто против них.
Володя - бывший железнодорожник, которого мы более знали как исполнителя бар-
довских песен и прекрасного, чуткого человека. Бывал у нас дома. Обладал редким по
проникновенности тенором, играл на гитаре. Ему Миша посвятил одно из своих лучших
стихотворений «Слева - чаща. Леса...», которое мы полюбили в его исполнении.
К тому времени, как мы подружились, Володе было за сорок. Он имел высшее ин-
женерное образование, но трудился машинистом тепловоза (здесь больше платили). Рабо-
ту любил - в его рассказах о дальних рейсах много поэзии. Но вот выработаны годы, необ-
ходимые машинисту для получения пенсии, а сил еще достаточно, в душе неудовлетво-
ренность. Володя вступает в Коммунистическую партию и с головой окунается в полити-
ку. Сначала он становится одним из самых видных депутатов городского Совета самоуп-
равления, а потом делает головокружительный взлет - по спискам КПРФ проходит в Госу-
дарственную Думу. Мы догадывались, что поддерживая Михаила, Володя рассчитывал
привлечь его к агитационной работе. Стихи нравились, и компартию Громов поддерживал
искренне, только, думается, идеалы КПРФ он больше сочинял... Миша утешал: «Володя,
109
не переживай. Для меня неважно, сколько партийности в человеке – важно, сколько чело-
вечности в партии».
(Через четыре года Громов вернется из Москвы и отойдет от политики. На расспро-
сы будет только с досадой махать рукой, да мы и не станем спрашивать. По слухам, он хо-
тел сборником «Обугленные веком» поразить товарищей по партии, но не встретил под-
держки.
Стихи никуда «не пошли», чему мы только порадовались).А сборник остался... По тональности он близок к «Девяносто третьему году», стихи
жесткие, часто афористичные. Очень много посвящений. Миша говорил: «Что я могу сде-
лать для людей, которых люблю? Подарить стихотворение. Другого у меня ничего нет...»
Однако в целом от книги - неудовлетворение. Отделение Вологды от Северо-Запад-
ного издательства привело к тому, что квалифицированные редакторские кадры остались
в Архангельске, своими Вологда так и не обзавелась, а мы навсегда потеряли поддержку
Елены Шамильевны.В непредсказуемой политической обстановке и ожидании очередного
дефолта выделенные средства надо было использовать молниеносно. Сборник «Обуглен-
ные веком» (230 страниц) составлялся в спешке. Миша с другом подбирали опубликован-
ное в газетах (якобы прошедшее редактуру, что на самом деле было не всегда). Несмотря
на серьезные удачи, сборник оставлял впечатление «сырого». Незадолго до смерти Миша
взялся его переработать. Некоторые исправления нам с сыном потом показались спорны-
ми…Спорным кажется и художественное оформление, хотя оно делалось в соответствии с
пожеланиями автора. Тем не менее… если бы мы тогда не собрали эти стихи вместе, то и
вовсе растеряли бы их.
...Одно мы отсылали, другое забирали случайно зашедшие знакомые. Потом хвата-
лись - оказывалось, что самое удачное неизвестно где. Миша стал печатать под копирку, но копии тоже терялись, а горы недоработанных стихов, к которым автор потерял инте-
рес, росли.
Время от времени я пыталась систематизировать рукописи, но получалось плохо.
Михаил все рвался вперед, многое оставалось на уровне заявок. Все это складывалось в
пачки, которые перевязывались тесемочками. Миша обещал, что к этому вернется, но
становилось все яснее, что это время вряд ли наступит.
Бумаги заполняли квартиру, собирали пыль. Однажды я жестко за них взялась. Де-
лила рукописи на несколько кучек: номер один (удачное, но чуть подработать), номер два
(отдельные ценные строчки и мысли) и номер три – копии, на выброс. Печки у нас не бы-
ло, уличный контейнер Миша использовать не хотел. Мы набивали рукописями хозяйст-
венные сумки и увозили за город на свой картофельный участок - сжигать. Когда у Миши
серьезно заболели органы дыхания, врач потребовала капитальной чистки квартиры. Уне-
сти рукописи было некуда, возить для сжигания не стало сил. Я все-таки упаковывала их
в газеты и бросала в мусорку...
Сначала дело шло довольно бойко, среди ранних стихов слабого попадалось много.
Но потом я все чаще оказывалась перед фактом, что выбрасывать практически нечего. На-