Показания Шерон Стоун
Шрифт:
– Итак, покажитесь, наш таинственный друг!
Понятно, что это Чепель. Он выходит в одеянии античного юноши и присоединяется к двоим. Клеопатра встает с ложа и подходит к мужчинам. Оглядывает лицо каждого, без особого почтения поднимая пальцем за подбородок. Останавливает долгий насмешливый взгляд на Чепеле, негромко спрашивает:
– Согласен ли ты приступить к торгу, безвестный юноша?
Чепель отвечает еще тише:
– Что я должен ответить Вам?
– Не знаю. Все что придет в голову. Это ни имеет никакого значения.
«Он
Минут сорок, если не больше, Чепель топтался в этой глупой роли на репетиции. Наконец Марина насмешливо и негромко произнесла над его ухом:
– Вы свободны… Мне кажется для первого раза Вы неплохо узнали кое-что из жизни подозреваемой…
– Свидетельницы. Это разные вещи.
– А когда я буду подозреваемой? Вы не хотите пописать? Туалет направо – и вниз.
Чепель в туалете наткнулся на оператора Авы Хитли и узнал его.
Негромко поздоровался:
– Слав, сколько зим. А куда делся реальный оператор этой американки?
– Мы сымитировали ему серьезную травму ноги, он в больнице.
– Значит, теперь ты оператор?
– Второе образование пригодилось.
– Получается, ваши ребята реально ведут это дело? А я здесь что делаю?
– Чепель, работай. Делай то, что тебе говорит твое начальство.
– Но вы ведь ведете уже? Зачем нам-то дублировать?
– Так надо. Должен же кто-то проверять третьи-четвертые версии, так?
– Какие тут нахрен версии, детский сад! Они все тупиковые, неужели не видно? Или ты сам чего-то не понимаешь?
– Я-то все понимаю, Виктор. Но как та собака – сказать не могу. И тебе советую в этот вопрос не особо углубляться. Короче, работай – и не задавай лишних вопросов, без тебя разберутся. И без меня.
В доме Вонялы нынче неспокойно. Судя по красному, обескураженному лицу его супруги Людмилы Алексеевны, здесь идет серьезный разговор.
Людмила Алексеевна наконец выпроваживает внука:
– Ну-ка, Кирюша, иди, потыкай в приставочку…
Воняло настойчиво повторяет:
– Да, Люся – развестись. Дело того требует.
Людмила Алексеевна опускается на стул.
– Какое дело, Анатолий?
– Ну, такое… – темнит Воняло. – А потом снова сойдемся.
Супруга потерянно разводит руками:
– Вот это все долгие годы наживали… По копейке наскребали…
– Да ладно уж, по копейке. Как у Христа за пазухой всю жизнь каталась.
– Теперь пришло время другой пожить за пазухой, значит…
Воняло отмахивается:
– Да ну! У нее этого добра у самой знаешь сколько!
– А тогда чего?
– Политический момент требует. Разведемся – не обижу тебя. Тихо-мирно, по-быстрому. Заупрямишься – ты меня знаешь. Ты знаешь, сколько я народу похоронил.
Ужас сковывает Людмилу Алексеевну.
– И ты… Ты… Ты и меня можешь? И как ты мог такое даже произнести?
– Люся, ты меня знаешь.
– Она красивая? Молодая?
– Да.
Супругу
прорвало, она навзрыд:– Вот значит как вышло, Геннадий…
– Не дури. Не склеится – снова поженимся. Я ж тебя люблю.
Нет, не всегда унижен Виктор Чепель, как можно было подумать. Нынче к нему откуда-то пришла ирония.
«Она сказала, что я – загнанный в угол сексуальный зверек для личного пользования. Посмотрим, как ты попоешь, сучка, когда ты реально столкнешься с этим зверьком… зверищей… зверем…»
– Вернемся к первому мужу, Марина Сергеевна. Вы хорошо его знали? Вы замечали некоторые странности… Что Вы, вообще, в знаете о нем?
– А что я должна знать о нем? Я знаю, что у него голубые глаза… были в детстве, кажется… Перед смертью они стали чайного цвета.
– Чайного? Вы в романе наверно напишите, что он перед смертью пил много чая?
– Не замечала.
– Негусто… Что еще?
– Знаю, что у него очень маленький член…
Чепель усмехается:
– Этого недостаточно для следствия.
– Я не виновата, что его маленького члена недостаточно для следствия. Если б я знала, что этот штрих важен, я бы заставила его нарастить с помощью вакуумной помпы.
Она записывает этот удачный каламбур в блокнот, потом с интересом вскидывает глаза:
– У вас наверно достаточный?
Чепель закипает – как-то внезапно, в один момент (и куда делась ирония):
– Да! Достаточный!
– Вы уверены в этом? Вы не льстите себе?
– Какое это имеет отношение…
– Имеет. Я должна написать, что у Вас член был больше, чем у покойника, хотя покойник был прекрасным человеком, прекрасно играл в любительском театре.
– И что?
– И вы от этого получили в душе удовлетворение.
– Я – удовлетворение?
– Да. Все мужчины получают удовлетворение, когда видят несколько меньший член другого мужчины в бане.
– Кто Вам сказал?
– Фрейд.
– Я никогда не был в бане с другими мужчинами.
– А что Вам мешало? Тайный страх?
– Не знаю.
– Но вы могли там оказаться и получить удовлетворение. Это не трудно представить.
– Ну, хорошо! Я оказался там и получил удовлетворение. – Из Чепеля сарказм хлещет через край. – Как всякий латентный гомосексуалист. Кто это сказал?
– Фрейд, конечно.
Между тем вдруг наступил неожиданный просвет в этом дурацком абсурдном деле. Понятно, что ликованию не было предела!
Иван Макарович стоит навытяжку с телефонной трубкой в руке. Звонок из о-о-о-очень высоких инстанций.
Кузнецов вдохновенно, с замиранием отвечает:
– Есть! Так точно! Немедленно!
Кладет трубку, трижды ее поцеловав, на цыпочках выходит в коридор.
Толкает первую попавшуюся дверь. Это кабинет Жуликова.
Жуликов оформляет протоколы допросов. На стене – портрет Председателя Правительства.