Покер на костях

– Есть кто живой?

Аскеров зажал рот руками, чтобы не закричать.

– Аскеров! – окликнул кто-то снаружи, – Живой?

Луч фонаря скользнул по залитому кровью лицу водителя, потом осветил заднее сидение.

– Аскеров, твою мать, – кто-то рванул дверцу слева, и луч фонаря уперся в лицо Аскерова, искаженное ужасом.

– Жив, дурилка, – констатировал голос, – жить хочешь – вылазь.

Аскеров замешкался, и ему помогли выбраться из машины, скорее даже просто вытащили за воротник, как мешок, поставили на ноги.

– Ранен?

– Нет, – еще не веря в свое спасение пробормотал Аскеров.

– Видишь машину? – Аскерова развернули и толкнули в спину.

Руслан Андреевич сделал два шага и почувствовал, как подкашиваются ноги. Его подхватили под руки, дотащили до стоящей машины и втолкнули на заднее сидение.

Машина тронулась.

Сзади раздался негромкий взрыв, «форд» загорелся.

3 ноября 1999 года, среда, 18-10 по Киеву, Город.

Первое, что сделал Пелипейченко, когда появился на пороге моей комнаты, это сообщил Алиске, что она выглядит блестяще, как, впрочем, и всегда. То есть, он хотел сказать, что и обычно… Как Олегу с таким редкостным талантом путаться в собственных комплементов удается кадрить своих дам и дамочек для меня навсегда останется загадкой. Но факт остается фактом.

– Как здоровье? – спросил Пелипейченко, наконец решив заметь и меня.

Я молча поднял большой палец правой руки и опустил его к полу.

– Так плохо?

– Он снова не может говорить, – сказала Алиска осуждающе, – он опять жует стрептоцид.

– Как здорово, – просеял Пелипейченко, – теперь сможем поговорить мы. Кстати, Алиса, что вы собираетесь делать сегодня вечером?

– Уже вечер.

– Что вы делаете сегодня поздним вечером?

– Сегодня поздним вечером я собираюсь ехать домой и заняться воспитанием сына. А что?

– Я хотел пригласить вас…

Пришлось вмешаться. Эти двое беседовали так, будто я уже лежал в гробу, а они дожидались, пока меня опустят в яму. Я стукнул ладонью по столу, ушиб палец и зашипел.

Алиска засмеялась, а Пелипейченко сделал невозмутимое лицо:

– Что-то случилось?

– Еще нет, – еле слышно прошептал я, – но с минуты на минуту может случиться.

– Так, может, тебе лучше побыстрее пройти в… э-э… кабинет, чтобы не тут, в комнате…

– У меня, между прочим, – выдавил я сквозь горящее огнем горло, – болит горло, а не руки. Учти.

– Убьет, – пожаловалась Алиска, – он такой ревнивый.

– Меня нельзя, я еще пригожусь, – заявил Олег.

– А я уже не пригожусь, – сказала Алиска, – мне уже пора домой.

– Проводить?

– Не нужно, я великолепно доберусь до дому сама.

Я все-таки проводил ее до двери квартиры, помог надеть плащ.

– До свиданья, – сказала Алиска.

– Пока, – сказал я, – ты завтра как?

– Завтра? Еще не знаю. Наверное, приеду сюда.

– Пока.

Алиска ушла.

Она всегда уходит. А я остаюсь. Со своей проклятой свободой и независимостью. Приятно, конечно, что есть место, в котором тебя никто не побеспокоит, в котором можно спрятаться от всего мира. И как достало то, что этим одиночеством можно наслаждаться с утра и до вечера.

Как я устал ложиться спать в одиночестве. Не в интимном смысле, а именно в… Черт, и сам не пойму чего хочу. И что самое обидное, не пойму, чего хочет Алиска. Особенно в те минуты, когда она вдруг переходит из обычного иронично веселого состояния в состояние отрешенности. Что-то между нами щелкает, и вот уже я не могу достучаться к ней. Я могу только жалко скрести пальцами по ледяному панцирю, охватившему ее. И провожая Алиску каждый день, я не знаю, кто приедет на следующий – веселый непоседливый лисенок, или напряженная, с печальными глазами женщина.

Я попытался глубоко вздохнуть, был за это наказан болью и вернулся в свою, комнату.

Естественно, Пелипейченко сидел перед компьютером и чего-то там щелкал кнопкой на «мышке». Он всегда при первой же возможности начинает манипулировать моим компьютером, что-то там тестирует, подчищает и ужимает. Я смотрю на все это как на шаманство. Для меня, не образованного, компьютер – помесь печатной машинки с игровым автоматом.

И, кроме этого, я уверен, что, как и в каждом порядочном компьютере, в моем живет дух какого-то зануды с очень странным чувством юмора. Мой Пентиум-90 каждое включение проводит индивидуально, хочет – включает при этом звук, не хочет – не включает. Время от времени меняет расположение значков на панели или вообще вдруг начинает отчаянно тормозить, заставляя меня изрыгать проклятия и остервенело лупить по клавишам.

– Тебе нужно его почистить, – сказал Пелипейченко, когда я показался на пороге комнаты.

– Аха, – прошептал я, – потом. Чаю хочешь?

– Да, я принес печенье.

– А шоколадку Алиске?

– Вот блин, забыл отдать.

– Ладно, тогда я тебя не стану сегодня убивать, – снова шепнул я, – пойдем на кухню.

На кухне, занимаясь чаем и к чаю, я выслушал последние новости нашей команды и Лиги в целом. Снова возникла очередная свара в интернете по поводу качества вопросов и интеллектуальных способностей их составителей и редакторов. Это, пожалуй, самая неизменная тема разборок и обсуждений.

– А как дела у тебя? – закончил вопросом свой монолог Олег. – Книга пишется?

Вкратце, шепотом, запивая слова чаем, кривляясь и морщась от боя, я просветил Пелипейченко о том, что не пишу роман, а только составляю сценарий. Или сценарии. Что писать роман я, может быть, не буду вообще. Что дело, в принципе, интересное, узнал столько нового, неожиданно обнаружил массу поводов к войне между нами и Россией…

– Бред, – категорично заявил Олег, – тебе хоть деньги заплатят?

– Даже выплатили аванс.

– Тогда ладно, – разрешил Олег, – пиши. Чем бы дитя не тешилось…

Это он напрасно сказала. Я плюнул на больное горло и вкратце изложил наиболее вероятные сценарии возможных разборок.

– С ума сошел, – подвел итог Пелипейченко, – ну тебя к черту. Все равно из этого ничего не получится.

– Это еще почему?

– Сам посмотри, все твои сценарии не приводят к победе. То есть, они приводят к поражению, но к поражению обеих сторон. В наше время невозможно ни захватить территорию, ни обложить толком этой, как ее, контрибуцией. Сам же знаешь, войну делает экономика.