Покер с Аятоллой. Записки консула в Иране

Обезглавленное движение утопили в крови. Сепаратистов стреляли, резали, вешали, забивали до

смерти палками. На телеграфных столбах по обе стороны тебризской дороги висели казненные, у

многих были зашиты рты. Резня демократов и коммунистов прокатилась по всей стране и

завершилась к середине 1947 г. их полным разгромом.

Сам Фуругиан, молодой офицер, увидев, что дело проиграно, вместе с друзьями сел в танк, дал по

газам и рванул в СССР. В те годы многие иранские коммунисты и демократы нашли убежище в

нашей стране. С некоторыми из них мне довелось быть знакомым. Они преподавали нам

персидский язык и литературу. Это были исключительно честные люди, патриоты, мечтавшие

однажды вернуться домой.

Их чувства не были показными. Наш учитель персидского языка (он запрещал называть его

господином) Ахмед Керимович Мамадзаде постоянно задерживался в лингафонном кабинете.

Кроме нас, никто не обращал на это внимания, мало ли работает человек, надиктовывает

студентам новые пленки. Мы же из опасения, что к экзаменам готовится совершенно ненужный

«сюрприз», решили послушать, что он там крутит. Уговорив лаборанта, сели в кабину... и были

потрясены: в наушниках зазвучала щемящая душу песня, которую написал накануне казни

иранский генерал-коммунист, обращаясь к своей маленькой дочери: «Поцелуй меня, поцелуй

меня! В последний раз!

И храни тебя Бог. Потому что я ухожу навстречу судьбе». Старик Ахмед жил небогато, собственной

техники не имел, после занятий приходил в «лингафон», слушал песню своей печальной юности, немного плакал и отправлялся домой.

Мне кажется, что чувство глубокой ностальгии, лишившее «наших иранцев» способности трезво

мыслить, во многом предопределило их гибель в 1983 г.

После свержения шаха в 1979 г. у эмигрантов появилась возможность вернуться в Иран. Помню, как горели у них глаза. Помню, как, набравшись наглости, я спросил Фуругиана:

А вы не думаете, что там вас всех расстреляют?

Хабиболла на это ответил:

Ты молод, тебе не понять! Хомейни — на стороне народа! Хомейни — великий человек! Он

сегодня знает то, что завтра захочет иранский народ!

Вот тебе и анализ! А он был, кажется, третьим лицом в иранской компартии.

Дальнейшие события подтвердили — Хомейни действительно мудрый политик. Но когда в 1983 г.

руководителей иранской компартии показывали по ТВ и они признавались в измене родине и

связях с КГБ, если бы диктор не назвал их имен, я ни за что не узнал бы в этих замученных

пытками людях своих бывших учителей.

Накануне событий 1979 г. Иран был цветущей страной. В середине столетия шаху удалось

завладеть 50% прибыли от собственной нефти, отдав остальное англичанам, американцам,

голландцам, французам. Она и стала основой благополучия.

В 60-х годах шах начал программу радикальных реформ под названием «Белая революция».

Государство выкупило у помещиков землю и передало ее в рассрочку крестьянам по цене на 30%

ниже рыночной. К 70-м годам землю получили 1,2 миллиона крестьянских хозяйств — около

половины сельского населения. Одновременно были национализированы пастбища и леса,

проложены новые оросительные системы.

В стране шла широкая индустриализация. При содействии Запада и СССР строились современные

нефтехимические, металлургические, энергетические объекты, автомобилестроительные,

самолето-строительные, судостроительные заводы. Развивалась транспортная система. Были

расширены сети шоссейных и железных дорог, значительно увеличена пропускная способность

морских портов. На государственных промышленных предприятиях рабочие участвовали в

прибыли.

Шах придавал большое значение армии, флоту и ВВС. Они имели отличную выучку, современное

вооружение и хорошее материальное довольствие.

Реформы распространялись и на социальную сферу. Укреплялось здравоохранение, строились

школы и вузы. Женщины во всех областях получили равноправный с мужчинами статус.

Во внешней политике шах ориентировался на США. Американцы в те годы сидели здесь прочно. В

регионе Иран был их главным союзником и опорной военной базой.

Наши связи с Ираном к этому времени нормализовались. Друзьями нас не считали, но относились

спокойно, философски рассматривая СССР как неизбежное зло.

Экономика и социальная жизнь, как уже говорилось, шли в гору. Иранцы гордились своей страной, ее в ту пору называли Японией на Среднем Востоке.

Тем не менее здесь имелись враждебные шаху силы. Они находились в подполье. Наиболее

популярной считалась ОМИН{[27]}. Это были молодые ребята, левые радикалы, боевики — смесь

Троцкого с Че Геварой. Многие тренировались у палестинцев, от них переняли презрение к

смерти, навыки конспирации и террора. Иногда они что-то взрывали и в кого-то стреляли. Когда их

ловили, то ломали на дыбе и без судебных формальностей бросали ночью с вертолета в соляное

озеро, расположенное между Тегераном и Кумом.

На втором месте стояла ОФИН{[28]} — леваки, но поближе к марксизму, в чем-то даже смыкались

с Туде. Терроризмом не увлекались. Вели пропаганду в народной среде, клеили на заборах

листовки. Их тоже ловили, тоже пытали и сажали на долгие сроки.

Серьезным противником шаха была радикальная часть духовенства. Но фанатиков, жаждавших

крови, было немного. Главного — Хомейни сначала решили повесить, но потом пощадили и

выслали из страны.

К оппозиции можно было причислить и коммунистов, с той оговоркой, что они находились в

Москве, с народом общались по радио, в Иране работу практически не вели.

Так кто же затеял переворот? Каким образом в успешной, богатой стране, обладавшей к тому же