Поколение одиночек

Татьяна Анатольевна Реброва родилась 7 июня 1 947 года в городе Игарка Красноярского края. Свой крутой сибирский характер сохранила и поныне. Стихи пишет с детства. Окончила Литературный институт имени Горького. Работала старшим научным сотрудником в музее Чехова в Мелихове. Редактором в издательствах. В молодости была близка к объединению «СМОГ». Когда «смогисты» подверглись гонениям, Татьяну Реброву мощно поддержал известный русский поэт и прозаик Владимир Солоухин. Автор сборников стихов «Китежанка» (1982), «Кровинка» (1987) и других. Была замужем за поэтом Юрием Гусинским.

Живет в Москве.

Всемирность

Владимиру Бондаренко

Словно змеи на ЛаокоонеМлечные Пути. Устали кони.Ямы, как трамплин. Перепряжём!Минареты Космоса и храмы,Медитируют в Тибете ламы.Кони ли хохочут? Мы ли ржём? —Обороты чудотворной драмы!..Что со мной происходит? Не сплю.Я люблю.А когда было так, чтобы я не любила?Я деньжонок скоплю —Эту пыль, эту ржу.Но цветок Анне Керн положу.В изголовье.И вздрогнет могила.Но ни одна стальная гильотинаТак не хотела ни простолюдина,Ни короля, ни дервиша Хивы,Как я хотела, я – комок сатина —Твоей посеребрённой головы.Татьяна Реброва

Колдунья с евангельскими стихами в русском болоте

Пожалуй, в нашем поколении у Татьяны Ребровой был один из самых ярких взлетов в самом начале её поэтической судьбы. В шестидесятые годы, еще совсем юной поэтессой начинала вместе со смогистами – Ленечкой Губановым, Владимиром Алейниковым, Юрием Кублановским, Аленой Басиловой… Сообща, веселой поэтической ватагой хотели «лишить социализм девственности», не получилось, кого-то надолго отлучили от печати, кого-то навсегда. Татьяна Реброва отлежалась в тишине, погрузилась в языческую Русь, поскиталась по старинным городкам, затем поступила в Литературный институт. Вот там-то её и заприметил любитель русской старины, поэт и прозаик Владимир Солоухин. Оценил её любовь к мистическому граду Китежу.

Ой да приголубь меня, покудаЯ с тобой. Уж катится сюдаС требованьем жертвы или чудаБлещущая мрачная вода.

Это было как бы второе рождение поэтессы. «Передо мной на столе лежит рукопись молодой, начинающей поэтессы Татьяны Ребровой… „Молодой и начинающей“, потому что книг пока нет, а без книг, сколько бы ни проходило лет, всё равно будешь ходить в молодых, начинающих. А между тем Татьяна Реброва окончила Литературный институт, училась у такого опытного и вдумчивого педагога, каким является известный критик и литературовед Ал. Михайлов. Кроме того, она много ездила, видела, много пережила…» Солоухин решил опередить события, подтолкнуть лениво тянущийся литературный процесс, и используя свой немалый авторитет, решил написать да не рецензию, а большую статью, на рукопись книги, и опубликовать её не где-нибудь, а в «Литературке», тогдашней законодательнице литературных мод. Я помню, как радовались одни и ревновали другие после появления в «Литературной газете» статьи Владимира Солоухина «Рябиновые бусы» Татьяны Ребровой, написанной ещё по рукописи первой её книги. Это было необычно и неожиданно. На другой день поэтесса проснулась знаменитой. Посыпались предложения и просьбы из газет и журналов. К тому же, и поэзия молодой Ребровой была для господствующего в то время в семидесятые годы стихотворного потока и необычно раскованной, чувственной, откровенно женской, в чем-то плотской («Миру приворотный привкус грусти / Придает щепотка женских чар…»), и неприкрыто национальной, вызывающе русской («Выращу березу, как затеплю / Перед ликом Родины свечу…»). Она как-то легко нарушила сразу два официозных постулата, и с чарующей улыбкой не замечала негодующих критиков.

Темное платье и черный платок,Яркие розы горят по сатину.Я на отцовской могиле цветокТочно такой же вчера посадила.Ты меня спеть как-нибудь попроси.Что ты целуешь мне пальцы и слёзы.Ты ли не знал, как чисты на РусиЖенщины, мужество, хлеб и березы.

Могут сказать, что поэтессе повезло, первая известность пришла благодаря покровительству и дружбе авторитетного писателя. Конечно, повезло. Но не было бы ярких стихов, не было бы завораживающих строк, не помогла бы никакая поддержка, стихи говорили сами за себя. Значит, также повезло и самому Солоухину. И уже, скорее, в его адрес звучали напутственные и одобряющие строки:

Часто приходится вамС родиной расставаться,А мне в ней навек остаться,Хоть с глиной напополам.Я ваше перо заточу,Чтоб выплакать русскую сказку.Я честно сердцем плачуЗа честную чью-то ласку.Январский Татьянин день —Платок расписной и сани.И лебедь приснится Татьяне,И Врубель, и конь, и сирень.

И как угадала со своей «навечной родиной», практически, кроме Болгарии так никуда и не съездила за пределы России Татьяна Реброва, даже в свои самые звёздные года. Впрочем, напророчила себе поэтесса в своих стихах много и хорошего, и плохого, была всегда в её поэзии, как и в её судьбе, какая-то ворожба. Она писала, как колдовала, ведьмовала, пророчествовала.

Не хочу, чтоб в душе вашей ужасПолыхал перед миром, какой,Смертным сердцем своим поднатужась,Полюбила за смысл колдовской…

Много в её ранней поэзии языческих образов, древнего славянского отношения к природе, к миру, к творчеству. Не случайно, и себя звала – «китежанка», и сборник стихов первый тоже назвала «Китежанка». Относя и себя и творчество свое к древнему языческому Китеж-граду, нашей русской Атлантиде, погруженной по древним легендам на дно озера.

А в российском городе на днеОзера горят во весь талант ихСвечи, обращенные ко мне.

Может, эта любовь к древнерусским легендам и сказкам были заложены в её сибирском детстве? Родилась Татьяна Реброва 7 июня 1947 года в Игарке, в Красноярском крае, наслышана была и о шаманах, и о злых и добрых духах. Атеистическому школьному воспитанию интуитивно противопоставлялось еще живое народное творчество с разнообразными заговорами, предсказаниями, суевериями. Стихи писать стала очень рано, лет с шести, и уже за второе в своей жизни стихотворение получила наказание.

На полянке ёжикРадостно сопит.Хрен ли, что небритый?Зато есть аппетит.

За «небритого хрена» родители поставили в угол, ибо, справедливо заметили родители: «хорошие девочки так не говорят». Вскоре появились в стихах и сказочные, фольклорные мотивы. К счастью, юная поэтесса еще не знала, что можно, а что нельзя. И потому домовые и лешие шаманили вовсю в её стихах.

Ну как твоим капризам на потребуСебя отдать! Ведь мной платили мздуКочевники языческому небу.И кровь моя забрызгала звезду.

Этой своей ворожбой, энергетикой стиха, чувственностью на грани истеризма Татьяна Реброва явно пошла путем Марины Цветаевой, но, если говорить о цветаевском влиянии, наверное, надо говорить скорее о влиянии жизненной судьбы, о трагической женской доле, а не о творческом воздействии. Главным Поэтом для Ребровой всегда оставался Александр Блок. От Блока идет и историзм ребровской поэзии.

Светят звёзды над родимым кровом,Тучи рваные как дым быстры,Будто бы на поле КуликовомНаше войско развело костры.

Впрочем, также интуитивно её языческие образы соединялись с христианством, со своими поисками Бога, с поклонениями разрушенным храмам. Уже самая первая её книжка «Китежанка», вышедшая в 1982 году в издательстве «Современник», была заполнена и явными, и скрытыми обращениями к Богу.

Я платьев и платков своих сатинРябиновыми гроздьями расшила.Чтоб церковка в глуши твоих картинС ней рядом постоять мне разрешила.

Остается удивляться, как в издательстве «Современник» в глухие брежневские времена выходили такие богоискательские книжки, и какие духовные мотивы определяли поэзию самых ярких молодых поэтов семидесятых годов. Многим к семидесятым годам казалось, что навсегда уже из поэзии вытравлено национальное, христианское начало, уничтожены все и внешние и внутренние атрибуты. Но приходило новое поколение, и уже на генном уровне проступало то природное инакомыслие, которое даже не осмысливалось сознательно, не выдумывалось, как в диссидентстве, в пику властям и господствующей идеологии. Но тем мощнее оно было, и неистребимее.