Покоренная любовью

– Боже, Куин, мы вдвоем. Наедине.

– Я собирался заехать к тебе сегодня. Ты избавила меня отлишних хлопот.

– Ты заинтриговал меня, любовь моя. Пожалуйста, скажи что у тебя на уме.

Он сидел, откинувшись, наблюдая, как она потягивает чай, – совершенная фарфоровая статуэтка с безукоризненными манерами в безупречном платье.

– Элоиза, ты веришь в любовь?

– Что? – спросила она, поднимая бровь. – Так ты об этом собирался поговорить со мной? Конечно, верю.

Он кивнул:

– Прекрасно.

Элоиза улыбнулась:

– Неужели?

– Потому что это означает, что ты поймешь, почему я разрываю нашу помолвку.

– Что? – выдавила она из себя. Чашка с чаем выпала у нее из рук и пролилась на дорогой персидский ковер.

– Я не могу жениться на тебе, – спокойно объяснил Куин.

– Ты не можешь говорить об этом всерьез. После всех этих лет! Мы должны пожениться через две недели. Приглашения уже готовы, и завтра объявление о свадьбе появится в «Лондон таймс»!

Куин печально покачал головой.

– Я понимаю, что мое заявление не ко времени.

– «Не ко времени»? И это все, что ты можешь сказать?

Нити гнева, накапливавшиеся за последние недели, начали свиваться в тугой клубок.

– Если ты сейчас встанешь и уйдешь, я готов закончить на этом. Если же ты захочешь, чтобы я углубился в подробности, я с удовольствием это сделаю.

Элоиза вскочила на ноги в облаке голубого шелка.

– Это она, да? Эта маленькая потаскушка!

– Нет. Да, я люблю ее, но…

– Тогда это твой чертов братец! – вскричала она. – Я убью его!

Куин пристально посмотрел на нее.

– Какое отношение Рейфел может иметь ко всему этому?

– Никакого! – резко бросила она. – Тогда почему? Почему?

– Дело в том, Элоиза, что я обнаружил, что ты лживая, двуличная, злая лгунья, и я действительно не хочу жениться на тебе – независимо от того, вовлечен кто-то еще в это или нет.

Элоиза побледнела.

– Как ты смеешь говорить со мной подобным образом? – зашипела она. – Если бы не она, ты женился бы на мне.

Куин встал.

– Не думай, – сказал он спокойным, размеренным голосом, – что я был вежлив до сих пор потому, что я – круглый дурак. Долгое время – слишком долгое, как я теперь вижу, – я готов был продолжать возиться со всей этой чушью потому, что чувствовал: поступить так – мой долг.

– У тебя все еще остались долги передо мной.

– Я наблюдал за тобой, – продолжил Куин, словно она ничего и не говорила. – Я видел, что как только выдавалась возможность, ты вела себя мелко и жестоко, и я видел, как ты принижала тех, кого могла, благодаря своим привилегиям.

– А как насчет твоих привилегий? Ты не можешь на ней жениться – она ничто.

– Элоиза, мы говорим о тебе и обо мне. Не вмешивай сюда Мэдди.

– Боже, Куин. Я не могу поверить… ты сказал об этом отцу?

– Нет еще, но я сделаю это, как только он вернется.

Какое-то мгновение Элоиза смотрела на него, затем нагнулась, чтобы поднять чайную чашку, которую поставила на поднос.

– Что же, очень мило с твоей стороны сказать мне первой. Никто больше не знает. Ничего еще не потеряно. – Элоиза взглянула в сторону окна, затем вновь на него. – Послушай меня, Куин. Я забочусь о тебе и прекрасно понимаю: Мэдди – бедный осиротевший ягненок, на спасение которого ты потратил много сил и…

– Мы обсуждали твой характер, – прервал он ее.

– И теперь ты не можешь отпустить ее. Но, ради Бога, не женись на ней! Сделай ее своей любовницей. Пока ты будешь действовать разумно и осторожно, меня это не будет заботить. Сделай же что-нибудь – что угодно, – чтобы изгнать ее из своего мира, и обрети рассудок, пока еще не поздно.

– Предлагаю тебе никогда больше не упоминать о Мэдди в подобном тоне, Элоиза. Теперь уходи, пока я не вышвырнул тебя из дома.

Сохраняя достоинство, хотя руки ее дрожали от сдерживаемого гнева, леди Стоуксли направилась к двери.

– Неужели ты не понимаешь? – сказала она, открывая дверь. – Твой отец лишит тебя наследства, когда услышит об этом. Ты потеряешь все, и тогда будешь мне не нужен.

Он взглянул ей в глаза, понимая, что, если бы у нее был сейчас в руках нож, она не колеблясь вонзила бы его ему в спину.

– У меня останется она.

Элоиза выхватила шаль из рук дворецкого и бросилась вниз по лестнице. Достигнув кареты, она остановилась.

– Нет, ты не получишь ее, – произнесла она и вернулась в дом.

В передней комнате герцогиня всегда держала ручку, чернила и бумагу, и у Элоизы ушла лишь минута, чтобы написать записку. Она выскользнула из дома и протянула записку одному из своих лакеев.

– Отнеси это в Данфри-Хаус и передай лично мистеру Данфри. Немедленно, если хочешь остаться на службе у моего отца.

– Да, миледи. – Он снял шапку, поклонился и убежал. Кучер помог ей сесть в карету. Элоиза закрыла дверцу и откинулась на спинку сиденья.

– Ну что же, я обо всем позаботилась. – Она улыбнулась, когда карета тронулась.

Минут пятнадцать спустя, когда экипаж проезжал мимо Гайд-парка – почти пустынного в эти ранние утренние часы, – дверца кареты распахнулась.

– Привет, кузина, – с улыбкой произнес Рейф Бэнкрофт. – Поезжай дальше! – рявкнул он на кучера и соскользнул со своего гунтера, чтобы шагнуть внутрь экипажа. Его проклятая лошадь продолжала скакать рядом с каретой после того, как он захлопнул дверцу.

– Убирайся отсюда! – резко приказала Элоиза, толкая его ногой.

Он сел рядом с ней, прижав ее к стене кареты. Схватив ее за руки, он повернул ее лицом к себе.

– Кому была адресована та записка? – спросил он, и его зеленые глаза пылали от ненависти.

– Не знаю, о чем ты говоришь. Отпусти меня и убирайся, иначе Куин узнает, как ты поступил со мной.

– Я видел, как ты передавала ту записку! – прорычал Рейф, встряхивая ее. – Я молчал, Элоиза, чтобы не потерять брата. Но он больше не хочет тебя, не так ли? Поэтому я могу признаться в нашем маленьком недостойном поступке в любое время, когда пожелаю.

– Я расскажу всем, что ты меня изнасиловал.