Покойник с площади Бедфорд

– И вы считаете, что мой муж нашел это тело, где бы оно ни было, переместил его на Бедфорд-сквер и положил в его карманы все эти вещи? – Теодозия смотрела на Томаса с явным недоумением, но сил на возражения у нее не было. Ей было нехорошо от горя и от всей творящейся вокруг неразберихи. – Так ли уж важны сейчас все эти детали, мистер Питт? Или вам обязательно надо поставить все точки над «i»?

– Я должен понять все это, миссис Каделл. Понять лучше, чем понимаю сейчас, – ответил суперинтендант. – К сожалению, в деле все еще много такого, что не поддается объяснению. У меня такое чувство, как будто я что-то недоделал. И мне необходимо знать, что произошло с настоящим Альбертом Коулом. Если он жив, то где прячется? А если умер, то была ли это естественная смерть – или убийство?

– Наверное, это ваша работа. Я… я хочу надеяться, что вы найдете иное объяснение всему этому, которое не будет касаться моего мужа. Я понимаю, что все факты, какие есть в вашем распоряжении сегодня, не дают вам повода усомниться в его виновности, и все-таки не верю, что все это было сделано человеком, которого я знала… и любила. – Губы вдовы слегка задрожали, и она сделала нетерпеливый жест рукой. – Думаю, вы принимаете меня за дурочку. Но, мне кажется, любая женщина на моем месте, любая жена, мужа которой обвиняют в преступлении, говорила бы то же самое. Вы, наверное, слышали это тысячи раз.

– Если б все люди были простодушны и бесхитростны, миссис Каделл, то многие смогли бы выполнять мою работу, и даже лучше, чем это делаю я, – мягко сказал Томас. – Иногда на расследование дела у меня уходят недели, и очень часто я вообще не добиваюсь никакого успеха. А когда мне это удается, то иногда я бываю поражен результатами не менее других. Чаще всего мы видим лишь то, что хотим, и то, чего ожидаем.

– С чего вы хотите начать? – По лицу Теодозии пробежала тень улыбки.

– Если позволите, то с камердинера.

Но камердинер Лео по имени Дидкотт ничем не смог помочь Питту. Было совершенно очевидно, что он находится в состоянии шока и недоумения, к которым примешивалась неуверенность в завтрашнем дне: было понятно, что это место он потеряет, как только будет решено, что делать с вещами Каделла. Камердинер старательно пытался ответить на все вопросы полицейского, но ничего не мог рассказать о жизни своего хозяина, кроме того, о чем было хорошо известно по его работе в Форин-офис и по тем дипломатическим и общественным обязанностям, которые чиновнику приходилось выполнять. Если у него и была одежда, в которой можно было передвигаться по Ист-Энду [43] или посещать игорные дома низкого пошиба, не говоря уже о турнирах по боям без перчаток или собачьих боях, то хранилась она не дома.

43

Восточная часть Лондона, в XIX веке район расселения бедноты.

Суперинтендант сам тщательно осмотрел все шкафы и ящики в доме. Как он и подозревал, Каделл оказался разборчивым человеком, который хорошо одевался и следил за своим внешним видом, но его гардероб, принимая во внимание его положение и доходы, нельзя было назвать экстравагантным. Большинство его костюмов имели классический покрой, и лишь немногие из них можно было отнести к повседневной одежде.

Дидкотт вел дневник всех мероприятий, на которых должен был присутствовать Лео. Это делалось для того, чтобы всегда иметь наготове необходимый костюм, вычищенный и выглаженный, и необходимое количество чистых и отутюженных сорочек. Питт внимательно изучил этот дневник за три последних месяца. Если Каделл присутствовал на каждом из указанных в дневнике мероприятий, а камердинер уверял, что именно так все и было, то у него совсем не было времени на то, чтобы предаваться любым формам разврата. Было непонятно, как дипломат мог находить время для посещения Шордича или любого другого места, где он мог бы тратить деньги на свои темные желания.

Оказалось также, что в последнее время Каделл очень редко посещал «Джессоп» – не больше трех раз за последние восемь недель. По крайней мере, так было, если верить дневнику камердинера. Может быть, стоит съездить в сам клуб и порасспрашивать там? Вполне возможно, что это и не имело значения, но это был еще один фактик, который не вписывался в общую картину.

После изучения одежды Лео суперинтендант спустился вниз и прошел на конюшню, где разыскал его кучера. Однако даже самый тщательный и подробный допрос возницы ничего ему не дал. Тот регулярно возил Каделла на протяжении последних восьми лет, но никогда не попадал с ним ни в Шордич, ни в любое другое подобное место. Кучер смотрел на Томаса широко открытыми печальными глазами и, казалось, не понимал больше половины из того, о чем тот его спрашивал.

Создавалось впечатление, что если Каделл и ездил по каким-то частным делам, то пользовался он при этом кебом или другими видами общественного транспорта, либо же у него был компаньон, который и возил его в своем экипаже – хотя это было маловероятно.

Может быть, в этом и была разгадка? В наличии сообщника?

Суперинтендант понял, что ему необходимо еще раз пересмотреть все документы Лео, перечитать все хранившиеся у него письма и выяснить, нет ли там намека на еще одного участника заговора, свидетельства того, что дипломат занимался шантажом не один.

Томасу предложили ланч, который он съел в столовой для прислуги. Относились к нему достаточно любезно, однако горе слуг было очевидным, и разговоров с полицейским они не вели.

Затем Питт возобновил свои изыскания и до вечера просматривал письма и документы во всех ящиках и шкафах. Он даже пролистал все книги, стоявшие на полках в кабинете. Это была личная комната Каделла, и убирать ее разрешалось только в его присутствии. Именно в этой комнате он хранил все документы, которые иногда приносил из министерства для работы на дому.

Томас опросил всех слуг на предмет отправки каких-нибудь писем утром, накануне смерти Каделла, или в утро его смерти, но никто ни о каких письмах не слышал, будь то письма к Данрайту Уайту или к кому-нибудь другому.

В столе умершего Питт не смог найти никаких следов клея, а его бумага для записей слегка отличалась по размеру и текстуре от той, на которой писались другие письма. Создавалось впечатление, что Каделл писал их не дома. Но не мог же он заниматься этим в Форин-офис? Или существовало какое-то третье место, о котором никто ничего не знал?

Единственным, что привлекло внимание суперинтенданта, была короткая запись на полях ежедневника Лео: «Балантайн все еще беспокоится о Кью. Он не дурак. К этому надо отнестись серьезно».

В конце концов полицейский поблагодарил Теодозию и отправился на Бедфорд-сквер. Сам он уже побывал в Кью, и Шарлотта говорила на эту тему с генералом; но, может быть, ему удастся узнать, что конкретно беспокоило Балантайна в этом приюте?

Томас не верил, что это что-то ему даст, но должен был выполнить свою работу до конца.

Когда лакей впустил суперинтенданта в дом генерала, ему сразу пришлось столкнуться с ледяной надменностью Огасты. Она была одета в серое в полоску платье и выглядела просто потрясающе. На Питта сразу же нахлынули мысли о прошлом, о ее мужестве и решительности в те тяжелые дни и о том одиночестве, которое теперь стало неотъемлемой частью ее жизни. В этой женщине не было видно счастья – одна холодная сила. Ее можно было бояться, ею можно было восхищаться, но вот жалости она не вызывала.

– Ну, и что за трагедия случилась на этот раз, мистер Питт? – спросила она, подходя к полицейскому с грациозностью, которая делала ей честь, принимая во внимание ее возраст. В ней не чувствовалось ни малейшей слабости, ничто не говорило о ее возможной ранимости. – И что именно заставляет вас думать, что мы сможем помочь вам в вашем затруднении?