Поле под репу
Шрифт:
— Крештен! Шевелись! — донеслось грозно с той стороны, откуда двигался состав. В голове зашумело. — Эй! Пацан! Не зевай! Сейчас рядом будем! Да руки же вытяни! И поближе подойди!
— А он струсил! — насмешливо проорало в ответ.
— Да что же это за стопщики-то пошли! — возмущённо провопил первый крикун. — Крештен, подцепи дитятю! И шевелись, кому сказал, шевелись!
Девушка и пискнуть не успела, как многострадальное запястье стиснула крепкая рука, дёрнула. Пару шагов Дуня пробежала, а потом вознеслась, чтобы приземлиться на шатающийся деревянный пол.
— Раз такой скромный и пугливый, покупай билет! — рявкнуло в лицо, а потом озадаченно добавило: — Ребят, а это ж девчонка.
Горе-путешественница втянула голову в плечи и затравленно огляделась.
Она угодила в грузовой вагон, переделанный под пассажирский —
— Боишься? — всё так же удивлённо хмыкнул самый горластый. Под два метра ростом, заросший курчавой бородой от бровей до пупа на довольно-таки объёмном пузе, с руками-молотами, упёртыми в бока, и ногами-колоссами в армейских сапожищах.
— Боится, — констатировал его сосед. Рядом с великаном он казался хрупким и маленьким, хотя без него был крепким и большим, способным на плечах носить, по меньшей мере, трактор.
— Вот уж, стопщица. Мужиков боится…
— Да хорош, над девкой издеваться, — Дуню подняли за плечи и отставили в сторону. По-видимому, Крештен. — И себя дураками выставлять.
Девушка осторожно посмотрела наверх — рядом покачивалось в такт набирающему ход поезду нечто громадное, не уступающее в размерах курчавому. Как и у других мужчин, в этом не было ни толики азиатской крови. Как, впрочем, и европейской. Не китайцы. Зато одеты одинаково: тёмные клетчатые рубахи, коричневые сапоги и ярко-рыжие комбинезоны. Собственно, именно эти комбинезоны позволяли лампе осветить помещение.
— Ну, ты мне поговори! — возмутился первый великан. — Кто тут у нас главный?
— Ты, бригадир. И что? — защитничек пожал плечами и двинул к бочкам. — А ну, убирайте свои цацки! — игроки проворно ссыпали костяшки в берестяной короб, чтобы через миг всю поверхность импровизированного стола занял холщовый мешок. — Во-о, посмотрите, что я от своей крали принёс!
Пред ясны очи более чем заинтересованных зрителей явилась громадная бутыль непрозрачного стекла. Даже сквозь перестук колёс было слышно, как внутри… хм, ёмкости что-то плещется.
— Ураганка! — восхитился тот, что первым обсмеивал Дуню.
— Крештен! Ты не исправим! — вздохнуло начальство, но вполне добродушно, явно нисколько не боясь за свой авторитет. Потом резко вернулось к страннице. — Значит так, крольчонок, говорю один раз. Во-первых, беспрекословно слушаешься меня. Крештен-то поболее моего на железке работает — ничего объяснять не надо, а ты у нас временный гость. Во-вторых, довозим только до станции. После, звиняй, ты уж своим ходом. Там дальше кордоны — мышь не проскочит. В-третьих, если заловят, прости девонька, но мы тебя не знаем — не видели, не встречали. И, в-четвёртых, к мальчикам моим не приставай.
Прозвучало это так, как если бы бригадир действительно имел в виду, что пассажирка способна кому-нибудь в подружки навязаться, а не наоборот. Дуня икнула. Затем часто-часто закивала и с тоской посмотрела в приоткрытую дверь. Вообще-то девушка согласилась бы сойти сейчас, но мелькавшее снаружи лоскутное одеяло полей намекало, что, раз, скорость у поезда теперь немаленькая, а, два, уже поздно — «эльфов» она найдёт, если те сами приложат к тому усилия. Оставалось надеяться, что женишкам судьба невесты небезынтересна.
— Вот и ладненько, со всем разобрались, — широко улыбнулся курчавый. — Есть-то, стопщица, хочешь?
Дуня несмело улыбнулась.
— Так, садись, — позвал Крештен. Через мгновение её в три пары рук усадили на низкий ящик, водрузили на колени миску с чем-то дымящимся и нарубленным на куски, сверху кинули пласт бекона и ломоть хлеба. Левая ладонь девушки сжимала самую что ни на есть настоящую вилку, а правая — кружку, кажется, с той самой «ураганкой». Из кружки пахло анисом. — Звиняй, у нас только репа. Набольшие
опять не договорились, кто сколько платит за рис.— Я люблю репу, — не то чтобы солгала Дуня.
— Это правильно. Хоть одна из вашей братии нормальная! А то ж вечно бунты из-за какого-то белого зерна устраиваете! Нет бы из-за жёлтого, что ли, а то всё белое-белое…
— А она всё равно нас боится, — встрял в чужое ворчание насмешник.
— Ты бы не боялся? — бригадир покачал головой. — Особенно, когда кто-то бубнит о восстаниях. Она же не виновата, что её отец с человеком нагрешил!
А вчера-то её маму в дурной связи с эльфом обвиняли… Гостья глянула исподлобья на окружающих. Вроде бы на остроухих не похо… А разве она хоть одного встречала? Да и вон у того, лысого, уши впрямь заострённые, а у других не видны за шевелюрой.
— Давайте мы ей споём, — предложил самый молоденьки, безбородый. — Ту самую.
— Давайте! — радостно поддержала бригада. В руках зачинщика словно из ниоткуда возникла гитара. Парень попробовал один-другой аккорд, подтянул пару струн и завёл песню. Голос его, высокий и бархатистый тенор, звучал мягковато, но всё-таки задорно — Дуне понравилось, пусть и оригинальное, первое услышанное, исполнение было на порядок лучше.
…В чулане заперли дитя, Но меч нашёл, наглец, И с хламом тем к ногам припал: «Благослови, отец!» «Иди, — устало прошептал, — Там, под горой ларец. Найди, возьми, неси сюда», — Благословил отец. Сияя медным пятаком, Мечтая, что певец Слагает миф о смельчаке Благослови, отец! Скакал герой вперёд, вперёд, Но тут нагнал гонец: «Прошу, пойдём, славнейший сэр Благослови, отец! Похитил дочь злой чародей, Сын бесов и подлец!» «Спасу! Не бойся!» — обещал Благослови, отец! Пред войском демонов возник Безумный наш храбрец… И только тихо смог сказать: «Благослови, отец…» От страха меч в руке дрожал — Был парень не боец, Но в полный голос вдруг завыл: «Благослови, отец!» Бежали прочь созданья тьмы — Так жуток стал малец. И даже мага испугал Благослови, отец! Беду отвёл, на прежний путь Вернулся удалец, Не слыша девушки мольбу: «Благослови, отец…» Проехал тысячу он вёрст И плюнул на ларец, Ведь в мыслях очи вместо слов «Благослови, отец!» Девицу замуж он позвал, Повёл ту под венец, Впервые к месту попросив: «Благослови, отец.»Дуня, отставив кружку на пол, звонко захлопала. Да уж, теперь ясно, отчего менестреля так задела её кислая рожица. Впрочем, звёзды эстрады все такие чувствительные…
— Понравилось, крольчонок? — бригада поддержала девушку радостным гоготом и форменным рукоплесканием.
— Да, — пискнула пассажирка. Смущение и испуг постепенно покидали её, хотя стремление сжаться в комок всё ещё оставалось при ней.
— Ух ты! Какой голосок! Может, и ты нам что исполнишь?
Девушка замотала головой.