Политическая история Римской империи

За время после битвы при Акции в Риме сменилось два поколения, и люди уже не представляли себе иной власти, кроме как личная власть принцепса. С другой стороны, у Калигулы не было соперника, на которого он оглядывался бы, поэтому он мог обойтись без тех комедий, какие разыгрывались Августом и Тиберием. Калигула сразу же взял всю власть в свои руки. Более того, юный принцепс подчеркивал, что власть переходит к нему именно из-за его принадлежности к правящей фамилии, утверждая тем самым династический принцип. Несмотря на явную оппозицию значительной части общественного мнения, он торжественно похоронил Тиберия.

Калигула. Копенгаген

Более того, он выплатил Тиберию Гемеллу его долю дедовского имущества и выполнил другие условия завещания, хотя оно и было признано сенатом недействительным, усыновил, как и обещал, Тиберия Гемелла, которому дал титул принцепса юношества, посетил острова, где погибли его мать и брат, и торжественно захоронил их прах, особенно уважительно относился к своей бабушке Антонии и дяде Клавдию. Всеми этими жестами он поднимал престиж правящей семьи и делал ее единой и сплоченной, показывая, что прежние раздоры забыты. В то же время подчеркивалось, что он, Гай, принадлежит к другой ветви фамилии, тоже связанной с Цезарем и Августом, но в не меньшей степени с Германиком, а не с Тиберием. Именно имена Цезаря, Августа и Германика вошли в набор его официальных имен.

Первые шаги Калигулы оправдывали ожидания тех, кто его горячо приветствовал. Сразу же новый император раздал деньги преторианцам, а затем дважды распределял между римскими гражданами (естественно, только находившимися в Риме) по 75 сестерциев на человека. Эту же политику Калигула продолжал и позже. Он возобновил обширное строительство, в огромных количествах раздавал деньги и хлеб плебсу, организовывал грандиозные зрелища, причем не только в Риме, но и в провинциях. Для сенаторов и всадников, а также для их жен и детей он устраивал роскошные угощения. А главное — восстановил добрые отношения с сенатом, прекратил процессы по обвинению в оскорблении величества, наказал изобретателей чудовищных тибериевских наслаждений, официально оправдал тех обвиненных в оскорблении величества, которые выжили. В то же время, не желая возбуждать напряженность в обществе, Калигула не стал раскрывать старые дела, в том числе и по обвинению его родственников, чтобы и бывшие доносчики, и свидетели спали спокойно. Как бы претворяя в жизнь «республиканскую» программу матери и возвеличивая отца как символ свободы, он приказал разыскать и опубликовать исторические сочинения, ранее уничтоженные по инициативе Тиберия и даже Августа.

Однако в конце 37 г. Калигула заболел, а выздоровев, превратился в совершенно другого человека. Он стал необузданным, садистски жестоким, не в меру подозрительным и самовластным. Многие исследователи полагают, что во время болезни у него произошел психический сдвиг и он просто стал ненормальным. Возможно, болезнь обострила патологические процессы, уже имевшие место в его психике. Калигула страдал эпилепсией, и страх припадков наложил определенный отпечаток на его личность. В младенчестве он пережил солдатский бунт, когда жизнь его родителей (а может быть, и его самого) висела на волоске. Конечно, он не мог тогда этого понимать, но на его психику это могло повлиять.

Теперь беспричинная жестокость, до того дремавшая в глубинах его подсознания, вышла наружу и соединилась с ощущением безграничности власти и абсолютной безнаказанности. Процессы по обвинению в оскорблении величества не только возобновились, но приняли невиданный ранее размах. Рим содрогнулся от множества казней, совершаемых с невероятной жестокостью. Во многих казнях принимал участие сам император, находивший в собственной жестокости и созерцании чужих мучений огромное удовольствие. Вскоре он фактически уморил свою бабушку Антонию (хотя после смерти и воздал ей всяческие почести), заставил покончить самоубийством Тиберия Гемелла, то же самое сделал с приведшим его к власти и в первое время его правления чрезвычайно влиятельным Макроном и его женой. Префект Египта Авилий Флакк был обвинен в участии в заговоре Макрона (которого и не было) и вскоре казнен. Чтобы в будущем не допустить чрезмерного усиления командира преторианской гвардии, Калигула назначил сразу двух префектов претория (так, правда, было уже в начале правления Тиберия, когда Сеян и его отец одновременно командовали преторианцами), и это стало обычной практикой. Жертвой Калигулы стал его бывший тесть Юний Силан (его дочь, первая жена Калигулы, к этому времени умерла).

Жестокости были всем видимой, но все же только одной стороной деятельности Калигулы. Его внутренняя политика, несмотря на казавшуюся бессмысленность его действий, была вполне определенной. Он окончательно разделил сенаторские и всаднические должности, замкнув, таким образом, каждое сословие в самом себе. Было установлено, что всадник, включенный в число сенаторов, теряет всякую связь со своим прежним сословием. Два высших сословия были полностью оформлены и отделены друг от друга и от остального общества. Как в свое время Август, Калигула создал новую декурию в составе римских судов. Хотя реально она была пятой, но официально именовалась третьей, так как состояла из всадников. Это увеличило число последних, привлеченных в некоторой степени к государственным делам. Наконец, Калигула решительно противопоставил себя сенату.

Отношения с сенатом были очень важным аспектом его политики. Через какое-то время после прихода к власти он резко выступил против сената, причем не против отдельных сенаторов, как это было при Августе и в неизмеримо больших масштабах при Тиберии, а прошв сената как корпорации. В свое время Тиберий заявил, что он для рабов — господин, для солдат — император, а для всех остальных — принцепс. При всем лицемерии Тиберия эта формула выражала официальную позицию принципата, Калигула же отошел от нее. Он всячески унижал сенаторов и в знак презрения к сенату даже якобы хотел сделать консулом своего любимого коня Инцитата. И если это были только слухи, они явно отражали подлинное отношение Калигулы к римскому политическому устройству. Он фактически отнял у сената все его полномочия. На некоторых монетах исчезло стандартное SC, бывшее знаком полномочий сената в финансовой области. Себя и только себя он считал единственным источником законов и их толкования, пытаясь даже ликвидировать юридическую науку. Сенату Калигула грозил полным разгоном. Он стал восхвалять Тиберия и обвинять сенат в преследованиях его матери и братьев. При этом император стремился противопоставить сенат другим частям римского гражданского коллектива — всадникам и плебсу. После своего пребывания в провинциях он заявил, что возвращается к всадникам и народу, а для сената он больше не будет ни гражданином, ни принцепсом. Это, впрочем, обычная уловка тиранов и деспотов, пытающихся построить свое самовластие на противопоставлении парода элите, мешающей якобы его замыслам. Эту цель преследовал Калигула и при попытке отменить тибериевскую реформу и снова сделать комиции единственным избирательным органом.

В 38 г. преторов комиции, как кажется, снова стали избирать. Правда, эти выборы были еще большим фарсом, чем во времена Августа. Поскольку преторами избирались бывшие эдилы, а те уже были назначены, то это были выборы без выбора. Однако и такие выборы вызвали острое недовольство сената. И при всем презрении к раболепному сенату Калигула был вынужден отступить и в следующем году восстановить прежнее положение. Остальных избирательных функций комиции все же не получили.

Впрочем, и с народом Калигула не очень-то церемонился. Он, например, мог в жару приказать снять тент, прикрывавший зрителей во время игр, не раз провоцировал драки и с удовольствием смотрел на них, а затем жестоко разгонял толпу. Сам Калигула однажды пожалел, что у римского народа не одна шея, которую можно было бы перерубить одним ударом. И все-таки он заискивал перед толпой. Как и в начале своего правления, принцепс не раз распределял огромные суммы денег среди плебеев, устраивал грандиозные представления, осуществлял самые невероятные строительные проекты, дававшие, кроме всего прочего, возможность заработка многим людям. Это принесло свои плоды: основная масса римлян относилась к Калигуле весьма дружелюбно и даже с любовью. Может быть, даже можно говорить, что ни один преемник Августа не пользовался таким расположением римского плебса, как Калигула. Но все его жесты требовали огромных средств.

Не меньших средств требовала и роскошь императорского двора. В удовольствиях жизни Калигула не ограничивался ничем. Он говорил, что надо быть либо скромником, либо цезарем, и предпочитал быть цезарем. В результате все свое наследство он промотал меньше, чем за год. И тогда, чтобы пополнить казну, император прибег к ухищрениям. Были повышены и прямые, и косвенные налоги, введены новые косвенные налоги, так что не осталось ничего, что бы ими не облагалось. Он отстранил от сбора косвенных налогов откупщиков, чтобы иметь в казне как можно больше денег. С целью централизации денежного дела были закрыты многие провинциальные монетные дворы. На какое-то время деньги перестали чеканиться даже в Александрии. Не раз устраивались аукционы, на которых император приказывал покупать по невиданным ценам совершенно ненужные вещи. А во дворце он устроил публичный дом, доходы от которого шли в его казну. Калигула заставлял состоятельных людей делать его своим наследником, а затем ускорял смерть таких завещателей. И увеличение количества обвинений в оскорблении величества во многом имело ту же цель — присвоить имущество обвиняемых.

К провинциям и клиентским царствам он относился прежде всего как к собственному достоянию и раздавал их своим друзьям. Так, Калигула официально восстановил Иудейское царство, отдав его трон своему приятелю Агриппе. Так же официально была ликвидирована созданная Тиберием провинция Коммагена в Малой Азии, и ее царем был сделан сын последнего ее государя Антиох, тоже личный друг Калигулы. Троны Малой Армении, Понта и части Фракии были отданы сыновьям фракийского царя Котиса, товарищам его детства. Зато, наоборот, Калигула вызвал в Рим мавретанского царя Птолемея и, желая захватить Мавретанию, заставил его покончить с собой^[54].

Все же, несмотря на кажущуюся бессмысленность его действий, в них прослеживается определенная логика. Принципат как политическая система был противоречив, ибо в нем соединились две противоположные структуры — монархическая и республиканская. Объективный процесс вел к усилению ее монархических элементов в ущерб республиканским. С самого начала Калигула подчеркивал, что своей властью он обязан не римскому народу и даже не сенату, а своему происхождению. На его монетах появляются портреты матери Агриппины и деда Агриппы, братьев Нерона и Друза, сестер Агриппины, Друзиллы и Ливиллы, причем изображения сестер сопровождаются атрибутами безопасности, согласия и благой судьбы. Не принимая фактически в расчет своего дядю Клавдия, он, однако, воздает ему почести и дает разные поручения. Став впервые консулом, он своим коллегой избирает именно его.