Политическая история Римской империи

События 24–25 января 41 г. имели большое значение для истории принципата. Ярко проявился военный характер власти принцепса. Решающим моментом стала не юридическая форма сохранения сенатом руководящего положения в государстве, а фактическая опора принцепса на военную силу. Но это только одна сторона событий.

В 40–41 гг. принципат как система подвергся испытанию с двух сторон. С одной стороны, Калигула стремился как можно быстрее превратить его в самодержавную монархию, с другой стороны, сенат, используя свое юридическое положение, попытался восстановить «свободу», т. е. доавгустовское и даже доцезаревское политическое устройство. Обе попытки рухнули. Римское общество было еще не готово к установлению самодержавия. Понадобилось более полутора веков с ужасами гражданской войны и последующих репрессий, прежде чем римляне официально назвали императора Септимия Севера «господином», а окончательно новое положение вещей утвердится только после «военной анархии» III в. Но и восстановления старого республиканского строя большинство римлян тоже не желало. Возникший как реакция на самодержавные замашки Калигулы, политический республиканизм остался уделом очень небольшого числа сенаторов, не имевших никакой опоры ни в армии, ни в народе. И, как об этом пойдет речь позже, в самом начале новой гражданской войны, когда, казалось, у сената вновь появились все возможности взять всю власть в свои руки, он предпочел не восстанавливать республику, а признать императором наиболее близкого ему человека. Идеологический республиканизм еще существовал. Он, например, проявился в поэзии Лукана. Потерпев поражение в борьбе с Клавдием, образованные сенаторские круги добились реванша в литературе, создав сенаторскую историографическую традицию, унижавшую Клавдия и утверждавшую чистую случайность его возвышения. Но политического республиканизма уже не существовало. Принципат как политическая система показал свою полную жизнеспособность.

Клавдий. Новый принцепс, которому было уже 50 лет, принял имя Тиб. Клавдий Цезарь Август Германик^[57]. Сын Друза, усыновленного Августом, он оказывался, таким образом, внуком основателя принципата, и на него тоже переходила auctoritas первого принцепса. Неслучайно и включение в его номенклатуру имени Цезаря. Август и Цезарь еще не совсем воспринимались как титулы, а все в большей степени как имена. Становясь и Августом, и Цезарем, Клавдий представал в глазах общественного мнения совершенно законным и политическим, и имущественным наследником этих деятелей. Кроме того, он был братом Германика, чья фигура к тому времени превратилась в символ римских добродетелей. Характерно, что когда Клавдий замещал Калигулу во время игр, его приветствовали не только как дядю императора, но и как брата Германика. И он далеко не был тем ученым чудаком, каковым казался окружающим. У него явно существовали даже планы будущего правления. Знал ли он о заговоре, сказать трудно. Но, во всяком случае, один из заговорщиков — разбогатевший вольноотпущенник Каллист делал на него ставку. Так что не исключено, что через него и Клавдий был в курсе заговора и, как говорилось выше, даже заинтересован в его удаче.

Первые мероприятия Клавдия после прихода к власти были направлены на ликвидацию самых одиозных последствий как правления Калигулы, так и его убийства. Его первой целью было добиться того, чтобы междуцарствие не оставило следов в государстве и обществе. Трое непосредственных убийц, в том числе Хереа, по требованию преторианцев были казнены, но остальным была объявлена амнистия, распространенная также на всех, кто был осужден Калигулой (прекращались процессы, открывались тюрьмы, возвращались изгнанники). Среди вернувшихся были и сестры Калигулы Агриппина и Ливилла. Самые безумные акты Калигулы, в том числе его прижизненное обожествление, были отменены. Клавдий воспротивился официальному осуждению памяти Гая, но не препятствовал тому, что свергались его статуи, а имя вычеркивалось из некоторых официальных документов, Калигулу не упоминали среди имен принцепсов при принесении клятвы. Сенат, со своей стороны (явно не без желания принцепса), издал постановление, прославлявшее Клавдия за спасение граждан, явно намекая на устраненную им возможность возникновения новой гражданской войны, которой все страшились. Эта роль нового принцепса подчеркивалась его изображением на монетах с так называемым гражданским венком — наградой, дававшейся именно за спасение гражданина.

Все это успокоило общество и дало возможность перейти к необходимым государственным делам.

Клавдий с семейством. Вена, Художественно-исторический музей

Заговорщики, делавшие ставку на приход к власти Клавдия, получили от переворота значительную выгоду. Так, в ближайшее окружение нового принцепса вошел Каллист. Республиканские участники заговора попали под подозрение и постепенно были вытеснены с политической сцены или под разными предлогами подверглись репрессиям. Оба префекта претория были заменены, ибо Клавдий им явно не доверял. Так в самом начале своего правления ему удалось стабилизировать положение после бурных и кровавых лет Калигулы.

К своим обязанностям Клавдий отнесся весьма серьезно. Он не только не скрывал, но и подчеркивал, что к власти пришел при помощи преторианцев. Вскоре были выпущены монеты с изображением Клавдия, обращавшегося с речью к преторианцам в их лагере. Как уже говорилось, день его провозглашения преторианцами Клавдий считал своим dies imperii. Жестом по отношению к сенату стало то, что трибунские полномочия он отсчитывал с 25 января, дня, когда эти полномочия ему дал сенат. Как и Калигула, Клавдий подчеркивал династический характер своего правления. В Риме и различных городах Империи были воздвигнуты многочисленные статуи и сделаны почетные надписи в честь Августа и других членов правящей фамилии, включая жену Клавдия. Он обожествил Ливию, и ее изваяние, точно такое же, как и Августа, отныне провозилось в торжественной колеснице, запряженной четырьмя слонами. На монетах появились портреты его отца Друза, матери Антонии и брата Германика. Однако ни племянника Калигулы, ни дяди Тиберия на монетах нет. Став принцепсом против воли сената, он в то же время стремился наладить отношения с ним. Клавдий подчеркнуто уважительно относился к сенату и сенаторам, часто присутствовал на его заседаниях. На монетах снова появилась почти исчезнувшая при Калигуле монограмма SC, подчеркивавшая роль сената в финансовой сфере. Лозунгами нового правления, что отражалось в монетных легендах, были «Свобода», «Мир», «Постоянство». Правда, к ним прибавлялось определение Augusta, но к этому уже привыкли. Сами же лозунги отвечали настроению сенаторов.

Клавдий всячески подчеркивал возвращение к нормальным отношениям между принцепсом и сенатом, нарушенным Тиберием и Калигулой. В частности, он вернул сенату управление Македонией и Ахайей (Грецией). Акцент делался на возвращении к тем принципам управления государством и отношениям между императором и сенатом, какие были установлены Августом. Клавдий явно позиционировал себя как прямого продолжателя Августа. Империя как бы возвращалась к исходному пункту своего развития, минуя эксцессы Тиберия и «тиранию» Калигулы. Тиберия, правда, иногда вспоминали, но лишь как дядю правившего принцепса.

Четыре раза Клавдий был консулом. Активно занимался он и судопроизводством. Правда, собственные недостатки (вспыльчивость, склонность порой к опрометчивым решениям, сонливость, нападавшая на него в самое неподходящее время) вели к принятию далеко не всегда справедливых решений, а все более усиливавшееся влияние жен и вольноотпущенников заставляло его принимать меры в интересах не столько государства, сколько этих последних. Но в целом Клавдий проявил неожиданную для всех (кто, по крайней мере, его хорошо не знал, а таких было большинство) склонность к государственным делам.

Очень важным для Клавдия было добиться благосклонности римской толпы. Недаром одним из первых его актов после прихода к власти стала отмена некоторых непопулярных налогов, введенных в последнее время правления Калигулы. В какой-то степени подражая ему, но еще больше Августу, Клавдий устраивал многочисленные игры и раздачи. В 47 г. он организовал Секулярные игры. Их проведение вызвало насмешки в обществе. В соответствии с установленным обрядом перед началом игр специальные вестники приглашали граждан быть участниками и зрителями игр, каких никто из живущих не видел. Но со времени последних игр, проведенных Августом, прошло лишь 64 года, так что некоторые зрители тех игр были еще живы. Однако Клавдий презрел все насмешки и провел все же свои игры. Формальным основанием для их устроения было то, что, по его расчетам, а он считал себя историком, именно на этот год выпадало 800-летие Рима, так что эти игры должны были отмечать не просто наступление нового 100– или 110-летнего века, а «круглый» юбилей Города. Хорошо зная этрусскую традицию, Клавдий подразумевал и окончание прежнего века. Тот век, начавшийся счастливым правлением Августа, завершился безумием Калигулы. И теперь начинался новый век, который должен был быть таким же счастливым, как и век Августа^[58].

Еще важнее для Клавдия была забота о регулярном снабжении Рима. По приказу императора был построен новый водопровод, резко улучшивший водоснабжение города. Для того чтобы в любое время года, даже зимой, и в любую погоду Остия могла принимать корабли, он перестроил ее гавань. В свое время это планировал сделать Цезарь, но отказался от этого плана, посчитав его слишком дорогим. Теперь за перестройку взялся Клавдий, явно показывая, что именно он является прямым продолжателем дела Цезаря. Клавдий предоставлял различные привилегии, вплоть до гражданства, людям, строившим торговые корабли, а торговцам обещал твердую прибыль, беря на себя возможные убытки. Много занимался принцепс и благоустройством Рима, особенно заботился о тушении многочисленных пожаров. В 49 г. Клавдий, подражая Августу, расширил священное пространство города, включив в него холм Авентин и часть Марсова поля. Все это сделало принцепса весьма популярным среди римского плебса.

Активной была и внешняя политика Клавдия. По существу, он вернулся к политике территориальной экспансии, характерной для времени республики и большей части правления Августа. Римское сознание никогда не отказывалось от идеи подчинения Риму всей вселенной. После катастрофы в Тевтобургском лесу возник конфликт этой идеи с реальной обстановкой, и в римском обществе постоянно существовали два направления, иногда даже оформленные в виде двух противостоящих группировок — сторонников внешней экспансии и приверженцев оборонительной политики. Август в последние годы был вынужден перейти к обороне, Тиберий продолжал эту линию, экспансионистскую группировку олицетворял Германик, и Клавдий вернулся к этому направлению мысли и действия.

Вскоре после своего прихода к власти Клавдий стал проводить различные мероприятия по укреплению армии и подготовке ее к активным действиям. Римская армия, в свое время резко сокращенная Августом, теперь была увеличена на 2 легиона. Кроме того, численно возросли вспомогательные части римской армии, которые при Клавдии стали играть большую, чем ранее, роль. Была упорядочена система командования, и установлено, что всадники, вступая в военную службу, начинали ее с командования вспомогательными частями, сначала пехотными когортами, потом кавалерийскими алами, а затем уже могли становиться трибунами легионов. Такая реорганизация не только упорядочила военную часть всаднического cursus honorum, но и, с одной стороны, укрепила связи принцепса с всадническим сословием, а с другой — создала более стройную и понятную систему офицерской карьеры. При Клавдии были проведены и некоторые изменения в вооружении, сделавшие боевые действия более удобными для солдат. Он явно создавал такую армию, которая снова могла бы вести войны за установление римской власти над миром.