Политическая история Римской империи

Передавая в сенат решения многих судебных дел, в том числе и по особо важным государственным преступлениям, Тиберий делал сенат верховным судом государства. Особенно это касалось дел самих сенаторов и некоторых слоев всадников, обвиняемых прежде всего в политических преступлениях.

Чтобы поднять значение сенаторов, впрочем, как и всадников, Тиберий официально запретил и тем и другим участвовать в различных представлениях, а тем более быть гладиаторами.

Сам Тиберий так определял свое положение: «Для рабов я — господин, для солдат — император, для сената и граждан — принцепс». Слово «Император» он не включил в свое имя (оно было теперь Тиберий Цезарь Август), как бы подчеркивая, что его императорские полномочия на всю империю не распространяются. Более того, даже по таким делам, как увольнение или набор солдат, которые целиком относились к его компетенции, он советовался с сенатом. Какое-то время Тиберий терпел свободное обсуждение дел в сенате и даже возражения. В 21 г. он даже посетовал, что сенаторы все задачи правления возложили на принцепса, вместо того чтобы самим решать важнейшие дела. Между Тиберием и сенатом действительно установились партнерские отношения, как об этом мечтал Август.

Однако скоро реальность дала о себе знать. Уже проведение избирательной реформы, о которой выше шла речь, преследовало скрытую цель: сенаторы лишались своей клиентелы в народе. Хотя реформа увеличила значение сената и поэтому им, естественно, приветствовалась, роль отдельных сенаторов в политической жизни уменьшилась, что и мог иметь в виду Тиберий. Смерть Германика освободила императора от необходимости учитывать его группировку в сенате и в политической жизни государства вообще. Сам Тиберий становился все более нетерпимым и подозрительным. Раболепие большинства сенаторов вызывало у него презрение, распространившееся и на весь орган в целом. Все чаще стали проводиться процессы по делам об оскорблении величества. В Риме существовал закон, принятый еще в 103 г. до н. э. по инициативе Сатурнина, об «оскорблении величия римского народа». Позже он был несколько видоизменен и активно использовался в политической борьбе в конце республики. При Августе его стали применять для преследования за оскорбления, нанесенные принцепсу и его семье. Использование старого закона было легализовано новой его редакцией, принявшей форму «закона Юлия» в 8 г. до н. э. Так, за свои выступления при Августе были осуждены Кассий Север и Т. Лабиен. Но тогда это было еще редкостью, и виновные наказывались не смертью, а только изгнанием и конфискацией части имущества. При Тиберии этот закон окончательно превратился в закон «об оскорблении величества». Он был столь неопределенным, что позволял считать оскорблением величества принцепса любой проступок. Под его действие подпадал и тот, кто высек раба перед статуей императора, и тот, кто сходил в уборную с монетой с изображением императора, и даже тот, кто не высказал горячее одобрение какому-либо деянию императора. Виновные наказывались изгнанием, а затем и смертью, а имущество их теперь полностью конфисковывалось. А так как подобные «преступления» часто совершались далеко не публично, появилась целая армия доносчиков, которые сообщали о действительном или мнимом «оскорблении величества». Их усердие подогревалось передачей им доли конфискованного имущества. Применение этого закона стало страшным оружием императорского произвола и террора.

Первое время Тиберий не часто использовал этот закон и даже в случае обвинения порой миловал людей, признанных виновными. Но с течением времени закон стал действовать все больше. Значительным толчком к этому послужила активность Агриппины, ненавидевшей принцепса и обманутой в своих самых сокровенных ожиданиях. Тиберий использовал смерть Германика, чтобы решительно выдвинуть на первый план своего родного сына Друза. Рождение у того сыновей-близнецов было отмечено выпуском специальных монет. Став в 21 г. в четвертый раз консулом, Тиберий избрал сына своим коллегой, а вслед за тем дал ему трибунские полномочия. Так как принцепса в это время в Риме не было, эти полномочия сенат вручил его сыну на основании полученного от него письма. Все это делало Друза не только официальным наследником Тиберия, но и в какой-то степени его соправителем. Агриппина, надеявшаяся на выдвижение своих сыновей, восприняла эти шаги императора как вызов и ответила ожесточенной антитибериевской пропагандистской кампанией. Ее поддержали некоторые представители знати. Пользовалась Агриппина и поддержкой части римского плебса. Это еще больше настроило Тиберия против нее.

Взаимной ненавистью принцепса и его невестки решил воспользоваться префект претория Л. Элий Сеян, весьма талантливый и честолюбивый интриган. Он вместе со своим отцом Л. Сеем Страбоном стал префектом претория вскоре после прихода к власти Тиберия, а когда его отец был назначен префектом Египта, остался единственным командиром преторианской гвардии. Сеян имел определенные связи в кругах римской аристократии. Его матерью была Коскония Галигга, принадлежавшая к знатному роду Корнелиев, а он, по-видимому, после смерти матери был усыновлен бывшим префектом Египта Л. Элием Галлом, родственником первой жены его отца. Все это позволило Сеяну приобрести полезные связи и среди сенаторов, и в среде высшего всадничества. Еще молодым человеком он сопровождал Гая Цезаря на Восток, а позже — Друза-младшего при подавлении им солдатского мятежа в Паннонии.

Скоро Сеян стал самым доверенным человеком у Тиберия. В деятельном и способном Сеяне принцепс увидел человека, который сможет стать сильным противовесом группировке Агриппины, явно или тайно поддерживаемой значительным числом сенаторов, и при их поддержке кто-либо из ее сыновей вполне мог свергнуть Тиберия и встать на его место. Сеян был всадником, а последний, по глубокому убеждению римлян, никогда не мог быть принцепсом, и, следовательно, в этом отношении он был для Тиберия безопасен.

В 21 г. Сеян убедил императора в необходимости сконцентрировать преторианцев в Риме. До этого несколько когорт находилось в столице, но размещались они на постое в разных домах, а остальные располагались в различных городах Италии. По настоянию Сеяна Тиберий приказал построить в северо-восточной части города укрепленные преторианские казармы. Теперь Сеян располагал в Риме огромной военной силой, позволявшей ему в случае необходимости контролировать столицу. Этому способствовало и расположение преторианского лагеря — на самом высоком холме возле городских ворот. Отсюда можно было довольно легко наблюдать и за городом, и за входом в него, что позволило бы в случае необходимости принять префекту претория экстренные меры. Одновременно Сеян сумел убедить Тиберия покинуть город. Римская толпа, как уже отмечалось, не любила Тиберия и охотно воспринимала слухи о его причастности к отравлению Германика. И Тиберий решил уехать из Рима. Он направился в Кампанию, и только болезнь матери заставила его в следующем году на время вернуться в Рим^[48]. После этого значение Сеяна еще более возросло.

Сеян воспользовался своим могуществом, чтобы устранить как можно больше своих противников, в том числе и из числа сенаторов. Первыми жертвами стали те, кто в той или иной мере был связан с Агриппиной и ее покойным мужем (Г. Силий и его жена или Квинкилий Вар). Позже был осужден Тиций Сабин, который продолжал не только дружить с Агриппиной, но и демонстративно почитать память Германика. Количество процессов об оскорблении величества резко увеличилось, росло число доносчиков, сенаторы раболепствовали не столько перед принцепсом, сколько перед всесильным фаворитом. Сеян получил преторские украшения, его портреты публично почитались наравне с императорскими. В 23 г. сенат по приказу Тиберия предоставил Сеяну проконсульский империй, как это было недавно дано Германику. Но если империй Германика был ограничен «заморскими делами», т. е. восточными провинциями, то в случае с Сеяном никаких ограничений не предусматривалось. Это, естественно, еще не делало префекта претория соправителем принцепса, но стало знаком высочайшего почета и доверия.

В 26 г. Сеян снова уговорил Тиберия уехать из Рима. Тот отправился на юг Лация, где и стал жить в окрестностях г. Таррацины. Там однажды в гроте, где Тиберий со своими приближенными, включая Сеяна, ужинал, случился камнепад, и Сеян с риском для жизни спас принцепса. Это еще более укрепило его доверие к Сеяну, который теперь мог вести себя в Риме как самовластный монарх. Вскоре Тиберий по настоянию все того же могущественного префекта претория переселился еще дальше, на о. Капреру (Капри), ставший прибежищем старевшего принцепса. Даже смерть матери не заставила его вернуться в Рим.

Ливия умерла в 29 г. в возрасте 86 лет. После смерти мужа ее влияние при дворе не только не уменьшилось, но, пожалуй, возросло. Сразу после обожествления Августа она была объявлена его жрицей. Сенат даже хотел присвоить ей титул «матери отечества», но этому решительно воспротивился Тиберий. Взамен Ливия получила титул Августы, ее даже отождествляли с Юноной и изображали в виде Венеры. Став чуть ли не земной богиней или по крайней мере ее земным отражением, она «отвечала» за моральные устои общества, брак и семью. С нею были связаны такие добродетели, как благочестие и справедливость. День ее рождения, как и день рождения императора, считался праздником. Порой она оказывала прямое влияние на правительственные дела. Своего пика влияние Ливии достигло в 23 г., когда были выпущены монеты с легендами, прославлявшими такие ее достоинства, как справедливость и благочестие, т. е. типично императорские. В это время казалось, что она является чуть ли не соправительницей сына. В Риме Ливию, как и Тиберия, не любили, обвиняли в причастности к смерти Марцелла, Гая и Люция Цезарей, Германика и даже Августа.

Хотя со временем влияние Ливии ослабло, оно еще каким-то образом сдерживало Сеяна. После же ее смерти никаких противовесов усиливавшемуся значению фаворита больше не было, и Сеян мог развернуться вовсю. Его целью было вхождение в семью принцепса и официальное достижение власти. В некоторой степени его мог вдохновлять пример Агриппы, тоже по рождению бывшего всадником, но при активной поддержке Октавиана он стал сенатором и, войдя в императорскую семью, на некоторое время фактическим соправителем Августа.

Еще в 20 г. Сеян сумел помолвить свою дочь с племянником Германика Друзом (сыном его брата Клавдия), но скоро тот, будучи еще ребенком, умер, и этот план вхождения в императорскую семью провалился. Тогда он склонил к связи жену сына Тиберия Друза-младшего Ливиллу (или Ливию), для чего выгнал из дома свою верную жену Апикату, от которой уже имел троих детей. Правда, добиться разрешения Тиберия на брак с ней он не смог, но это не помешало ни их связи, ни их совместным действиям. Вскоре Друз неожиданно умер, и в Риме были уверены, что Сеян и Ливилла отравили его. Тиберий, тогда еще не переселившийся на Капреру, прибыл в Рим и произнес надгробную речь над прахом сына, и это было его последнее пребывание в столице. Смерть единственного сына потрясла 69-летнего принцепса, и оставаться в Риме он психологически не мог. Этим воспользовался Сеян, именно тогда уговоривший Тиберия перебраться на Капреру.

Потеряв сына, Тиберий сделал ставку на сыновей Германика Нерона и Друза. Это явно стало попыткой старевшего принцепса гарантировать сохранение верховной власти в своей фамилии и, может быть, консолидировать ее путем примирения с группировкой Агриппины. Такой поворот резко нарушал планы Сеяна, и тот начал прямую атаку на Агриппину и ее детей. В послании Тиберию он просил принцепса защитить его от козней Агриппины. Сеян был кровно заинтересован в том, чтобы старевший принцепс жил как можно дольше, по крайней мере пока живы сыновья Германика и Агриппины, но при этом как можно дальше от Рима. Именно поэтому он, рискуя своей жизнью, спас Тиберия в гроте. А получив после смерти Ливии безграничные возможности действовать, он в том же 29 г. убедил Тиберия репрессировать и Агриппину, и ее сыновей. Агриппина была сослана на о. Пандетерию, Нерон — на другой маленький островок — Понтию, а Друз брошен в подземелье Палатинского дворца. Вскоре все они погибли: Агриппина и Нерон на своих островах покончили с собой, а Друз был умерщвлен голодом. К этому времени по различным обвинениям (в основном в оскорблении величества) были казнены все более или менее видные сторонники Агриппины.