Политические портреты. Л. Брежнев, Ю. Андропов

Вторая половина 60-х годов характеризовалась не только значительным оживлением различных оппозиционных течений и движений, но и их склонностью к совместной работе и поддержке. Между всеми этими течениями было что-то общее: мы все протестовали против возрождения сталинизма и даже частичной реабилитации Сталина, против произвола властей, мы все выступали за строгое соблюдение законности, за гласность и свободу печати, за свободное получение и распространение информации, мы все были решительно против применения принудительных госпитализаций в отношении инакомыслящих. До конца 1969 года я был членом партии и, конечно, считал себя марксистом и социалистом, однако это не мешало мне сохранять хорошие отношения и поддерживать постоянные связи и с А. Сахаровым, и с П. Григоренко, и с П. Якиром, и с В. Чалидзе, и с В. Осиповым; я встречался со многими другими диссидентами и писателями, учеными и деятелями культуры. Тем не менее уже тогда между различными группами диссидентов намечалось размежевание, а споры о методах, путях и целях становились все более острыми, хотя и не мешали еще ни общению, ни обмену информацией.

Наиболее многочисленной группой инакомыслящих стала группа правозащитников, или движение за права человека. Общая идея большинства участников этого очень неоднородного движения была вначале выражена лозунгом «Уважайте Конституцию». Речь шла о том, что в СССР во многих случаях государственные и партийные органы не выполняют собственных законов. Постепенно становилось очевидным несовершенство советского законодательства, и на повестку дня встал вопрос о том, что в СССР должны быть приняты новые законы, которые обеспечивали бы права и возможности граждан, зафиксированные в документах ООН – во Всеобщей декларации прав человека и в Конвенции о гражданских и политических правах. Однако по мере того как многие из правозащитников оказывались в тюрьме, лагере или ссылке, основные усилия советских правозащитных групп сосредоточивались на защите прав конкретных людей, сборе подписей под протестами, манифестациях у зданий суда, организации международных кампаний протеста, материальной помощи жертвам репрессий и их семьям, распространении документов судебных процессов, психиатрических экспертиз, писем из лагерей и тюрем, полемике с властями и т. п. В качестве образца правового государства многие из правозащитников принимали главным образом западные демократии, и поэтому некоторые из групп правозащитников я называл в своей книге «О социалистической демократии» «западниками». Естественно, что на Западе они искали себе союзников и там же стремились опубликовать большинство своих материалов. И такая поддержка с Запада оказывалась весьма охотно.

Конечно, движение правозащитников было очень неоднородно. Некоторые из них, как, например, А. Сахаров и П. Якир, принимали в основном социалистические идеи и требовали осуществления всех демократических прав в рамках социализма. Кстати, Сахаров в 60-е годы с интересом относился к идее конвергенции между миром капитализма и миром социализма. Среди правозащитников было немало людей – таких, например, как В. Буковский и В. Чалидзе, А. Краснов-Левитин и некоторые другие, – которые открыто критиковали не только марксизм-ленинизм, но и общую идею социализма, отстаивая при этом свое право на оппозицию и несоциалистические убеждения. Многие из них считали режим западных стран образцом для подражания и использования в качестве модели для СССР. Но среди правозащитников были и такие лидеры – например, П. Григоренко, А. Костерин, С. Писарев, – которые подчеркивали свою преданность не только идеям социализма, но и более конкретно – идеям ленинизма. Они считали, что именно искажение идей социализма и ленинизма породило все существующие в стране деформации.

Хотя между различными течениями диссидентов в 60-е годы трудно было бы провести четкую границу, однако надо сказать и о таком весьма заметном течении общественно-политической мысли в СССР, которое можно назвать «партийно-демократическим или, по образцу массового движения в Чехословакии, движением за «социализм с человеческим лицом». Это течение включало во второй половине 60-х годов главным образом членов партии, с различной степенью настойчивости и решительности выступавших против попыток реабилитации Сталина и многих других решений консервативной части брежневского руководства, которое обретало все большую власть и влияние. Среди «партийно-демократического» течения можно было найти группы умеренных, которые продолжали работать внутри партийного аппарата, иногда активно возражая против наступления консерваторов, а иногда рассчитывая пересидеть «консервативную волну» и дождаться своего часа. В литературе и среди творческой интеллигенции к таким группам можно отнести редакционную коллегию «Нового мира» во главе с А. Твардовским. В журналистике и экономике это была группа, сложившаяся вокруг А. Румянцева, который уже в 1966 году потерял пост главного редактора «Правды», но сохранил влияние в Академии наук СССР. К этому же «партийно-демократическому» течению примыкало немало членов партии в различных научно-исследовательских институтах, таких как Л. Карпинский, Ю. Карякин, Л. Петровский, но больше было «выжидающих»: Г. Шахназаров, Г. Арбатов, Ф. Бурлацкий, А. Бовин и многие другие, о которых мы узнали только в последние годы перестройки. К этой группе я отнес бы и себя, хотя после исключения из партии в 1969 году я постепенно занимал все более радикальные позиции и публиковал свои работы за границей. Наша никак не оформленная группа выступала за расширение свободы, за расширение права на оппозицию и дискуссию. Мы были уверены, что и при свободной дискуссии марксистские и социалистические идеи одержат верх в нашей партии и в стране, но обретут при этом еще большую убедительность и глубину. Мы считали, что в партии надо более решительно бороться против коррупции и бюрократизма, расширять права и инициативу местных органов, ослаблять централизм. Многие давно уже говорили о необходимости принятия закона о печати и отмене политической цензуры. Мы защищали основные принципы экономической реформы, выступали за более быстрое развитие производства товаров для населения, за расширение всех форм общественного и производственного самоуправления и принципов кооперации, особенно в сфере обслуживания. Предлагалось, и не раз, изменить порядок выборов в органы Советской власти, придав им элемент соревновательности. Предлагалось также расширить права и ответственность союзных республик и более последовательно проводить в жизнь принципы национально-культурной демократии. Речь шла и о многих других изменениях в советской внутренней и внешней политике.

В 60-е годы это течение было довольно слабым, и кроме того, оно не стремилось к «паблисити», к установлению связей с прессой и органами массовой информации Запада. Мы хотели сохранить в нашей политической и общественной жизни все то положительное, что вошло в эту жизнь во времена Н. С. Хрущева. Несмотря на свою слабость, это течение отражало определенные глубинные процессы, которые происходили как внутри партии, так и внутри общества, и в дальнейшем это течение продолжало медленно прогрессировать, тем более что его представители в меньшей степени, чем представители других течений, подвергались репрессиям и давлению, хоть часть из нас и была исключена из партии.

К группе «партийных демократов», или социалистов-демократов (но не социал-демократов), примыкало в 60-е годы и течение «этического социализма», на представителей которого оказали влияние взгляды Махатмы Ганди и его требование отказаться от насилия даже в борьбе за преобразование общественных институтов. Здесь ощущалось и влияние западноевропейского социал-демократического реформизма, некоторые представители которого утверждали, что в основе развития общества лежит именно нравственность, которая определяет экономику, политику и всю культуру общества. «Этические социалисты» восставали не только против злоупотреблений сталинской эпохи, они стремились переосмыслить также опыт первых лет Советской власти, осуждая при этом все проявления революционного насилия.

Наиболее наглядно программа «этического социализма» была изложена в письме представителей эстонской интеллигенции академику А. Д. Сахарову, получившем широкое распространение в «самиздате». Авторы этого письма утверждали, что в нашем обществе после революции возник «моральный вакуум», что и сделало возможными все эксцессы сталинизма и другие злоупотребления властью.

С позиций «этического социализма» выступал в конце 60-х годов и Г. Померанц, особенно четко это видно по его блестящим эссе «Нравственный облик исторической личности» и «Человек воздуха».

В 60-е годы среди различных течений появилось течение «христианского социализма», которое пыталось соединить христианство и веру в Бога с идеями социализма. Это течение возникло одновременно с другими группами, которые, не вдаваясь в тонкости социалистических учений, ставили своей задачей защиту прав верующих, а также борьбу за улучшение социального и правового статута православной церкви. Ведущими фигурами в религиозном правозащитном движении стали священники Глеб Якунин, Дмитрий Дудко и религиозный писатель Анатолий Краснов-Левитин. Оппозиционные движения, связанные с Русской православной церковью, способствовали позднее развитию других аналогичных движений.

Развитие оппозиционных движений, разоблачение сталинизма при Хрущеве и ослабление авторитарного режима, общее развитие культуры и самосознания, усиление внешнего влияния, в том числе и повсеместный рост во всем мире национализма, связанный во многом с крахом колониальной системы, – все эти сложные внешние и внутренние факторы привели в 60-е годы, и особенно во второй половине 60-х годов, к развитию в нашей стране различных национальных и националистических движений, течений, групп.

Как известно, в первые годы Советской власти в нашей стране открыто признавали наличие разного рода национальных проблем и противоречий. Для изучения и регулирования национальных и межнациональных проблем были созданы различные подразделения и в аппарате ЦК партии, и в аппарате ВЦИК, и в аппарате Совнаркома; в первые годы Советской власти существовал и Наркомат по делам национальностей. Для решения национальных проблем было сделано многое, и эта огромная работа принесла свои результаты. Однако заявление Сталина о том, что национальная проблема в нашей стране уже решена «полностью и окончательно», после которого были ликвидированы многие инстанции, в чьи обязанности как раз и входило рассмотрение национальных вопросов, оказалось преждевременным. Сама эпоха Сталина оставила в наследство его преемникам немало новых национальных проблем. Жестокое обращение с мусульманскими народностями Северного Кавказа, Поволжья и Крыма и выселение их в Казахстан и Среднюю Азию оставило незаживающие раны в народном сознании даже после реабилитации этих народов и их возвращения на национальную территорию. К тому же и проблема реабилитации решалась неодинаково и несправедливо. Так, например, крымские татары были реабилитированы только в 1967 году, но им не было разрешено вернуться в Крым. Лишь в августе 1964 года были реабилитированы два миллиона «лиц немецкой национальности», включая примерно 500–600 тысяч немцев Поволжья. Однако Автономная Республика Немцев Поволжья не была восстановлена, и большая часть немецкого населения была расселена в районах северного Казахстана – на целинных землях, где немцы работали главным образом в качестве рабочих целинных совхозов, составляя ядро здешних механизаторов. Их национальная и культурная жизнь была принижена и частично подорвана. Дискриминация еврейского населения в СССР, начавшаяся в послевоенные годы и переходившая в ряде случаев в настоящий террор, физическое истребление значительной части еврейской интеллигенции – все это создало в стране еврейскую проблему, тем более что в различных скрытых и почти открытых формах дискриминация евреев сохранялась в 50-е и в 60-е годы.

Предельная централизация в решении всех проблем экономической и культурной жизни ограничивала права и возможности союзных республик в решении своих внутренних проблем, включая даже проблемы языка и культуры. При общем не особенно высоком жизненном уровне всего населения СССР в 60-е годы стали более четко, чем раньше, проявляться различия в материальном положении и уровне жизни отдельных наций и союзных республик.

Сложные процессы происходили и в культурной жизни. Стремительный рост объема научно-технической информации показал, что для специалистов в нашей многонациональной стране знания только русского языка явно недостаточно, и большинство ведущих ученых должны были едва ли не в обязательном порядке овладевать также английским языком. Языки других наций Советского Союза вынуждены были отступить перед этим потоком научной и технической информации, и это обстоятельство повышало прежде всего роль русского языка внутри СССР как языка научно-технической информации, науки и техники. Что касается культуры, русский язык оказался крайне важным как язык межнационального общения. Если Чингиз Айтматов, оставаясь киргизским писателем, начал писать свои произведения сразу на русском языке и только после этого переводил их на киргизский, то Василь Быков писал свои повести на белорусском языке, но сам переводил их на русский, не передоверяя переводчикам. Но в любом случае широкий круг читателей нашей страны знакомился с этими произведениями на русском языке. Мы видим, что понятия «советский народ» и «советская культура» перестали быть абстрактными, но мы видим также, что именно русский язык стал преимущественным средством для выражения этой культуры, хотя она и должна воспринять все достижения национальных культур. Все эти процессы происходили, однако, не без трудностей и противоречий.

Но дело не только в частичной русификации. Во всем мире, и особенно в его наиболее развитой части, в последнее время шел отчетливый процесс интернационализации в области экономики, быта, одежды, многих отраслей производства и областей культуры. Правда, этот естественный процесс нередко протекал слишком поспешно и непродуманно, создавая очаги недовольства и раздражения.

Во многих случаях национальные проблемы обострялись проблемами демографическими. Если в Прибалтике крайне замедлился прирост численности эстонцев, латышей и литовцев и увеличился неоправданный приток русского населения, то в Средней Азии и Азербайджане продолжался быстрый прирост коренного населения. Между тем мало кто из жителей Средней Азии выражал желание перебраться для работы в необжитые районы Сибири и Дальнего Востока, где испытывалась большая нужда в рабочей силе. Избыточное сельское население образовалось в ряде районов Грузии, тогда как многие деревни Нечерноземья и Северо-Запада России оставались без рабочих рук.