Полное собрание сочинений. Том 25

И только [?] когда заплакалъ Петръ и обличила его совсть, что не для Бога, а для славы человческой длалъ онъ дла свои, только тогда Ангелъ сошелъ съ дороги и пропустилъ его.

И съ тхъ поръ Петръ ужъ не поддавался никакимъ соблазнамъ дьявола и зналъ, что только трудами рукъ своихъ, а не золотомъ можно служить людямъ.

* [ПЕРВЫЙ ЧЕРНОВИК РАССКАЗА «ГДЕ ЛЮБОВЬ, ТАМ И БОГ»]

Дядя Мартынъ.

⁹⁶ Жилъ сапожникъ Мартынъ Авдичъ въ подвальномъ этаж стараго, каменнаго дома, въ одномъ изъ глухихъ переулковъ большого города. ⁹⁷

Горенка дяди Мартына выходила на улицу, такъ что онъ могъ ⁹⁸ наблюдать за прохожими, главное, изучать ихъ обувь, что особенно занимало старика; да только та бда, что прохожихъ было очень мало.

На бдность дядя Мартынъ не жаловался, концы съ концами сводилъ. Кварталъ былъ хоть и бденъ, а все таки каждая пара ⁹⁹ сапогъ, въ околодк, перебывала хоть по три раза въ рукахъ Авдича, для починки, и всякій разъ хоть нсколько копекъ съ собой приносила.

Было время, когда Авдичъ былъ ¹⁰⁰ сапожникъ ученый, работалъ всякую щегольскую обувь, но старость пришла, ¹⁰¹ глаза ослабли, и теперь ужъ онъ доволенъ и тмъ, что можетъ ¹⁰² на чужую работу ставить латки и заплаты. ¹⁰³ Закащиковъ было сколько угодно и вс его работу хвалили. Изъ ближайшего народнаго училища ему то и дло носили истоптанные, дтскіе сапоги; кухарки, рыночныя торговки, ни за что къ другому башмачнику не пойдутъ. «Ужъ нечего говорить, мастеръ своего дла, говорили ¹⁰⁴ он, его подошвы не скоро изобьешь, и по шву ни зачто не распорется, какъ у другихъ безсовстныхъ». ¹⁰⁵

А Авдичъ, кажется, наизусть зналъ каждый сапогъ и башмакъ, во всемъ ¹⁰⁶ околодк и прилагалъ все свое стараніе къ тому, чтобы сапогъ или башмакъ прожилъ какъ можно дольше.

Дядя Мартынъ всегда ¹⁰⁷ любилъ ходить въ церковь и особенно внимательно и благоговйно вслушивался въ чтеніе Евангелія. Но, съ нкотораго времени, душу его какъ-то особенно потянуло ко всему небесному, и вотъ какъ это случилось. ¹⁰⁸

Лтъ 20 тому назадъ схоронилъ Мартынъ жену. ¹⁰⁹ Осталась посл нея трехлтняя двочка и Мартынъ сталъ ей замсто матери. Но не пожила и двочка. Подросла, стала все понимать, обо всемъ съ нимъ толковать, а тамъ и ее Богъ ¹¹⁰ прибралъ. И грустно стало Мартыну. Жить больше не ¹¹¹ зачмъ, говорилъ Мартынъ. И просилъ Бога о смерти. Тутъ навстилъ его разъ сосдній ¹¹² священникъ старичекъ отецъ Иванъ и когда Авдичъ при немъ опять сталъ ¹¹³ говорить: «Жить больше не зачмъ, хоть бы и меня Богъ прибралъ», отецъ Иванъ сказалъ: не грши Мартынъ, что Господь на небо взялъ, то цле будетъ чмъ на земл. Тамъ ¹¹⁴ и жена твоя и двочка да и тамъ Самъ Господь, для Него теб теперь жить надо».

Авдичъ ¹¹⁵ ничего не сказалъ, покачалъ головою, а отъ души все таки ¹¹⁶ какъ-будто отлегло. «Надо-бы божественную книгу достать», сказалъ онъ, «авось и вразумитъ она меня».

«Зайди ко мн, я теб дамъ Евангеліе крупной печати», сказалъ отецъ Иванъ, «читай его съ молитвой, оно тебя утшитъ, какъ и меня утшило».

Взялъ дядя Мартынъ ¹¹⁷ Евангеліе крупной печати, — принялся читать въ свободное отъ работы время, и стало ему это чтеніе то же самое, что хлбъ насущный. Голодало одинокое сердце, но голодъ утолился небесною пищею, повеселлъ дядя Мартынъ, поднялъ ¹¹⁸ голову и вмсто жалобъ часто сталъ повторять: «Слава теб Господи!» Многое старое, что прежде водилось за нимъ, отошло прочь. Было время, когда онъ весь праздничный вечерокъ просиживалъ въ сосднемъ трактир и хоть не напивался, какъ другіе, а все таки не въ полномъ разсудк выходилъ. оттуда. Было время, когда онъ иной разъ въ досад, бранныя слова говорилъ, ворчалъ на то или другое, но это все отошло отъ. него. ¹¹⁹ Слышитъ онъ бывало въ лтнее время ¹²⁰ какъ въ трактир кричатъ хриплые голоса, ¹²¹ а въ коморк Авдича свтится лампочка надъ большой книгой на стол, и самъ онъ, склонивъ сдую голову, медленно, внимательно разбираетъ святыя слова и весь погруженъ въ нихъ, а на устахъ улыбка. ¹²²

Случилось разъ зачитался дядя Мартынъ. На двор ¹²³ была мятель, ¹²⁴ но у ¹²⁵ Мартына было тепло. Жарко истопленная печь еще не остыла. Поздній уже вечеръ, а онъ еще не можетъ оторваться отъ своей книги — читаетъ начало Евангелія отъ Луки, гд говорится про Рождество Христово, и дошелъ до этихъ словъ: «спеленала Его и положила Его въ ясли, потому что не было имъ мста въ гостинниц». Авдичъ тутъ остановился и задумался. «Не было мста!.. Не было мста! Для Христа то!» Онъ посмотрлъ кругомъ. ¹²⁶ «Ужъ еслибъ я въ то время жилъ, — нашлось бы Ему у меня мстечко, ¹²⁷ весь бы уголъ Ему уступилъ, кабы Онъ только пришелъ ко мн! Какъ-бы я встртилъ его, какъ-бы поклонился Ему! Все бы готовъ Ему отдать съ радости, что Онъ меня, сироту, постилъ. Да дать-то нечего, вотъ въ чемъ дло. Въ Евангеліи сказано: волхвы принесли и золото, и ладонъ, и смирну, а мн гд же это взять? Пастухи, положимъ, ничего не принесли, должно быть не успли съ собою захватить, а у меня вдь какъ есть и за душою ничего нтъ, чмъ бы дорогого Гостя привтствовать. Ничего нтъ, разв только башмачки Настины... Авдичъ ¹²⁸ потянулся къ полк на стн, гд, обернутые въ ¹²⁹ бумагу, лежали два крошечные, дтскіе башмачка, искусно сработанные из мягкаго ¹³⁰ опойка. «Разв только вотъ это», договорилъ онъ, «давнишняя моя работа, за-то хороша, — нечего сказать; берегъ ихъ на память, долгое время, а ужъ Ему бы отдалъ, сейчасъ бы отдалъ — не пожаллъ бы». Тутъ старикъ засмялся: «ну что это я, съ ума сошелъ, кажется. Этакое небывалое дло пригрезилось мн: что придетъ ко мн Спаситель и башмачки мои отъ меня приметъ. Очень нужна Ему моя коморка и моя работа! Онъ Царь славы»...

И ¹³¹ раздумывая такимъ образомъ привалился старикъ на локоть и задремалъ.

«Мартынъ!» послышался вдругъ около него ¹³² тихій голосъ.

— «Кто тутъ?» закричалъ съ просонокъ ¹³³ Мартынъ: взглянулъ на дверь — никого!

— «Мартынъ, ты желалъ видть Господа» продолжалъ голосъ, «Онъ исполнитъ твое желаніе: завтра; цлый день, смотри на улицу, и постарайся узнать Его, потому что Онъ самъ теб не откроется».

Голосъ замолкъ, Мартынъ ¹³⁴ протиралъ глаза. Лампа догорла и погасла, въ комнат ¹³⁵ стало темно.

— «Спаситель общалъ пройти мимо моего окошка», повторялъ онъ, «не сонъ ли это! Ну, пускай сонъ, а я все таки буду ждать: вс глаза высмотрю. Никогда я Его не видалъ, а все таки можетъ быть и узнаю».

Чмъ свтъ поднялся Авдичъ, на слдующее утро, истопилъ печку, помолился Богу, ¹³⁶ поставилъ самоваръ и слъ у окна работать. И столько не работаетъ, сколько въ окно смотритъ. Вотъ разсвло и показался на улиц Степанычъ, старый престарый ¹³⁷ старикъ. Жилъ онъ изъ милости у купца и должность ему была дана помогать дворнику съ тротуара снгъ счищать.

Авдичъ ¹³⁸ посмотрлъ на него, какъ онъ снгъ счищаетъ и опять взялся за работу. Поработалъ недолго опять посмотрлъ въ окно, видитъ Степанычъ ¹³⁹ положилъ лопату и ¹⁴⁰ приклонился къ стн, отдыхаетъ и шубенку запахиваетъ. ¹⁴¹

«Вишь, бдняга, и уморился и озябъ», сказалъ самъ себ Авдичъ. ¹⁴² «Напоить его, разв, чайкомъ...», онъ постучалъ въ стекло. Степанычъ обернулся и подошелъ къ окну. Авдичъ поманилъ его рукой и пошелъ отворить дверь.

«Войди погрться», сказалъ онъ ¹⁴³ старику. ¹⁴⁴

— «Спасибо, сосдъ, прозябъ — нечего сказать», сказалъ Степанычъ.

— «А чайку стаканчикъ — выпьешь».

— «Спаси тебя Господи, какъ не выпить чайку, ужъ забылъ, когда и пивалъ-то». ¹⁴⁵

Авдичъ налилъ гостю стаканъ чаю, отрзалъ ломоть хлба, а самъ воротился къ окну и сталъ ¹⁴⁶ шить и поглядывать то въ ту, то въ другую сторону улицы — не идетъ ли кто. ¹⁴⁷