Полное собрание сочинений. Том 4
Шрифт:
— Сд лайте одолженіе, я вовсе не къ тому говорю, — продолжалъ онъ, перебивая Князя, хот вшаго сказать что-то, — вы извольте спросить своего прикащика; но главное, усердные трудолюбцы наши — мужички, откровенно скажу, раззорены были у васъ, Князь; а это главное, главное...
— Итакъ, — продолжалъ Александръ Серг ичь, придавая своему лицу вдругъ д ловое выраженіе, — нижайшая просьба, съ которой я обращаюсь къ вамъ, относится къ церковному д лу. Изволите вид ть, Князь, ежели вы потрудитесь бросить на него внимательный взглядъ, общій нашъ деревенскій храмъ годъ отъ году приходитъ въ большую ветхость и упадокъ, такъ что не только чувству больно смотр ть на это разрушеніе, но разрушеніе это представляетъ даже н которую опасность для прихожанъ. Во изб жаніе такого несчастія, я, какъ постояннейший пос титель зд шней Церкви, позволилъ себ обратить вниманіе нашихъ прихожанъ на это обстоятельство, и предложить имъ содействовать общими силами, не употребляя на это церковныхъ суммъ, которыя у насъ слишкомъ незначительны, и вс наши дворяне, принявъ мое предложеніе и принеся посильныя лепты на общее душеспасительное д ло, удостоили меня быть сборщикомъ и возобновителемъ нашего храма. Поэтому над юсь, что и вы, Князь, какъ главный нашъ. пом щикъ, не откажете содействовать общему душеспасительному д лу.
— Какже-съ я очень радъ, — сказалъ Митя. — И непременно подпишу то, что въ состояніи...
— Истинная жалость, — продолжалъ Александръ Серг ичь т мъ же п вучимъ голосомъ, — допустить до разрушенія этотъ скромный домъ Божій, въ которомъ силшкомъ сто л тъ приносились теплыя молитвы Всевышнему. Не такъ-ли. Князь? Согласитесь,
<Съ праздникомъ Христовымъ, батюшка Александръ Серг ичь, — сказалъ въ это время невысокій, плотный мужичокъ въ синемъ армяк и поярковой шляп , которую онъ ловко снялъ, проходя мимо разговаривающихъ.
— Изволите знать этаго молодца? — сказалъ Александръ Серг ичъ, обращаясь къ князю. — Это банкиръ нашъ — я всегда его такъ называю — дворникъ съ большой дороги.
— Къ несчастію знаю и даже на дняхъ подалъ на него прошеніе.
— Ахъ какъ это непріятно. В рно по случаю этой гнусной ссоры съ вашими крестьянами, какъ это непріятно!
— Напротивъ, я очень радъ, что им ю случай разъ навсегда избавить зд шній край отъ этаго вреднаго челов ка.
— Да-съ это совершенная правда; но извините меня, Князь, — съ этими людьми трудно, да и какъ то... глу... непріятно судиться. — Вотъ вамъ отецъ Петра Николаича Болхова ум лъ съ ними ладить, разспроситъ, дознается, призоветъ къ себ , да и расправится съ нимъ въ 4-хъ ст нахъ безъ свид телей. И прекрасно!>. [106]
— Однако, не см ю задерживать васъ дол е, — сказалъ онъ, посмотр въ на жену, которая съ покорнымъ выраженіемъ лица стояла около экипажа. — Позвольте над яться, что до пріятнаго свиданія.
106
Со слов:Съ праздникомъ кончая:И прекрасно! зачеркнуто крест-на-крест.
————
IV. ХАРАКТЕРЫ И ЛИЦА.
Командиръ части — хорошій человкъ.
Капитанъ Б лоноговъ уже 4 года командуетъ батареей. Онъ высокъ ростомъ, толстъ, потенъ, черты лица его грубоправильны, но залиты какимъ-то пьянымъ и нечистоплотнымъ жиромъ. Руки его велики, пухлы, но чрезвычайно хороши, хотя в чно грязны: не только ногти и пальцы, но даже мякоть. Волоса его густы, русы, сальны безъ сала и кольцообразно лежатъ на вискахъ и на поднятомъ хохл . Голосъ громокъ, звученъ и им етъ почти всегда какое-то повел вающее, даже ссорющееся, выраженіе. (Я просто скажу, что Б лоноговъ сильно Андрей Ильинъ, но для другихъ я долженъ объяснить еще, что такое Андрей Ильинъ? Андрей Ильичь управляющій, его идеалъ — исправникъ, и онъ въ достиженіи его дошелъ до того, что его принимаютъ иногда за пом щика, иногда за отставнаго поручика. Андрей Ильичь у-у-у-мный челов къ;голова. Одно — пьётъ. Онъ мастеръ ходить по судамъ, ему доставляло большое удовольствіе запутать ясное д ло, глубокомысленно потолковать съ секретаремъ о смысл 365 статьи, напиться чаю или мадеры съ столоначальникомъ и верхъ наслажденія предоставить подарочекъ такому лицу; которому не каждый съум етъ предоставить. — За то ужъ когда онъ запьетъ — б да! Онъ разд вается до гола и отправляет[ся] — зимой или л томъ все равно — въ одну изв стную клумбу въ саду, ложится тамъ на животъ и плачетъ; потомъ приходитъ домой, проситъ, покупаетъ или крадетъ водку, пыхтитъ, багров етъ, бранитъ свою жену и дочь, которыя считаютъ его геніяльн йшим челов комъ и боятся безъ памяти, и снова уходитъ въ клумбу. Такъ проходятъ нед ля, иногда дв — Андрей Ильичь бол нъ. — Выздоравливая, онъ становится смиренъ, проситъ у вс хъ прощенья; а потомъ вдругъ переходитъ къ нормальному, самодовольному и самоув ренному состоянію. Въ д лахъ по хозяйству помещика, семейныхъ и общечелов ческихъ Андрей Ильичь въ сущности мотъ, деспотъ, жестокъ и вообще большой подлецъ, но онъ добръ и уменъ. Онъ такъ сильно уб жденъ въ томъ, что онъ умн йшій челов къ, что ему и въ мысль никогда не приходитъ укорять себя въ чемъ [бы] то ни было. Онъ такъ часто ув ряетъ другихъ въ своей высокой добродетели, что самъ иногда отъ души в ритъ въ нее. Онъ никогда не видитъ полученной услуги, во вс хъ же своихъ д йствіяхъ видитъ безвозмездныя благод янія, за которыя онъ не думаетъ и не хочетъ получать благодарности, которой по его мн нію н тъ въ людяхъ. Андрей Ильичь поетъ горловымъ басомъ, но съ такой самоув ренностью, что многіе убеждены, что действительно всегда такъ надо петь. Андрей Ильичь любитъ пышность и такъ называемый русской разгулъ, но вместе съ т мъ онъ считаетъ себя тонкимъ знатокомъ московской политики, которую, по его мненію, сейчасъ можно отличить отъ Тульской). Б лоноговъ говоритъ хорошимъ русскимъ языкомъ — иногда только запинаясь и то тогда, когда ему слишкомъ захочется ввернуть любимое словечко, какъ напримеръ, перстъ, теплое чувствои т. д. <Вообще въ его разговор сильно отзываются фельетоны русскихъ газетъ, те же — самоуверенность, красота[?] дурнаго вкуса и грязность. — Разговоръ его былъ бы пріятенъ, ежели бы не былъ слишкомъ гибокъ: заметно, какъ онъ, смотря по противоречіямъ и выраженіямъ, которыя ему встречаются, изм няетъ самую мысль.> И часто громко смеется — своему см ху. — Онъ нечистоплотенъ до последней крайности и безъ малейшаго сознанія.
Онъ служилъ когда-то въ штабахъ, писалъ бумажки и, какъ целый известный классъ у насъ въ Россіи людей средняго образованія, гордится и счастливь темъ, что мастеръ сочинить тонкую канальскую бумажку.— Меньшой братъ его, челов къ въ его же род , старшій адъютантъ, и когда они сходятся, разговоръ ихъ сейчасъ же принимаетъ видъ форменной переписки.
— Ужъ ты мн не говори, братюга, — говоритъ старшій братъ, — чтобъ Начальникъ Девизіи могъ изменять распоряженія начальника Артиллеріи.
— Да ужъ я тебе говорю, что можетъ: на это законъ. — Онъ подписываетъ мн , положимъ, 3-ю легкую отправить на поправку, а 7-ю легкую оставить на позиціи, я и пишу ему: «На основаніи предписанія В[ашего] П[ревосходительств]а им ю честь донести, что такъ какъ 7-я легкая находясь тамъ то, сд лавъ такіе то и такіе то походы, пришла въ разстройство, а 3-я легкая находилась на м сте, я предписалъ во исполненіе предписанія В[ашего] П[ревосходительства] 4-ой легкой заступить м сто 7-ой легкой, а 3-й легкой остаться на прежней позиціи». Нумеръ и число и баста.
— Хорошо я пишу, — говоритъ старшій братъ, — что «такъ какъ Вашему Превосходительству неизв стны распред ленія артиллеріи, то и считаю неум стнымъ вм шательство Вашего Превосходительства и предлагаю исполнить въ точности предписаніе отъ такого числа за № такимъ то». Ну, что ты говоришь?
— Да такъ. Ну ты, в дь уже все говоришь по своему —
— Да такъ, — говоритъ старшій братъ и, нахмуривая брови, съ самодовольнымъ см хомъ и стуча по столу, говоритъ: — а ежели ты предписаніе мое не исполнишь, то пишу... И снова, не запинаясь, диктуетъ выговоръ. Не былъ, братецъ, и не служилъ въ штаб . Коли Старшій А[дъютантъ] не дуракъ, такъ Н[ачальникъ] Д[ивизіи] п шка. Младшій братъ стучитъ кулакомъ по столу и диктуетъ еще бумагу. И такъ продолжается разговоръ часа 2, до т хъ поръ, пока оба брата вспот ютъ и охрипнутъ. —
Б лоноговъ любитъ Царя и Россію, но страннымъ образомъ: онъ безъ слезъ не можетъ говоритъ о Царскомъ смотр и юбиле Михаила Павловича и Исакьевскомъ Собор , но солдатъ и мужикъ въ его глазахъ скотъ, презр нное созданіе. Онъ честенъ, не затаитъ чужихъ денегъ, не будетъ унижаться ни передъ к мъ, но брать съ казны все, что можетъ, и сносить всякаго рода оскорбленія отъ старшаго онъ считаетъ своей обязанностью. Онъ хорошій семьянинъ, любитъ свою жену и д тей, но «ужъ
н тъ», и онъ ударяетъ кулакомъ по столу — «мужъ глава, и юбки молчи». Онъ любитъ выказывать себя: всякую услугу онъ д лаетъ съ эфектомъ и даже обязанность свою, пріятную для другихъ, выполняетъ какъ благод яніе. Онъ хочетъ казаться челов комъ, подъ личиной грубости и сальности скрывающимъ высокія чувства патріотизма, молодечества и умъ, тогда какъ онъ въ самомъ д л не доброд теленъ, не патріотъ, не молодецъ и недалекаго ума, а просто грубъ и саленъ. У него ноги немного иксомъ и сапоги всегда стоптаны, но онъ любитъ казаться русскимъ молодцомъ, встряхивающимъ русыми кудрями, и передъ фронтомъ глаза у него разгораются, и походка д лается гордая. Онъ забылъ все, что зналъ, и, какъ челов къ съ умомъ изворотливымъ, доказываетъ безполезность образованія, однако говоритъ «коклеты» и «палталоны» и огорчился бы очень, ежели бы ему сказали, что говорятъ «панталоны». Онъ считаетъ обязанностью брать съ лошадей и едва ли удерживается отъ пользованія съ людей, но считаетъ это дурнымъ и стыдится того, ежели и д лаетъ. Съ людьми онъ не жестокъ, но считаетъ жестокость достоинствомъ: всписатъ 300— лихо. Съ офицерами онъ снисходителенъ, слабъ, но грубъ до крайности. Его правило общежитія — считать себя выше вс хъ. — Въ немъ есть и рыцарство: онъ сочувствуетъ угнетеннымъ и противится угнетателю, но перваго онъ оскорбляетъ своимъ сочувствіемъ, передъ вторымъ изобличаетъ свою слабость — раздрожительностыо. — Онъ каждый день пьянъ къ вечеру, но тепелъ [?], откровененъ, ребячливъ, за то утромъ шал етъ и боится своего наканун . Никто не можетъ любить его очень, но это одинъ изъ т хъ характеровъ, отъ которыхъ мало [?] требуютъ и которыми вс довольны. Его любятъ —онъ офицеръ хорошій.————
КОММЕНТАРИИ
СЕВАСТОПОЛЬСКИЕ РАССКАЗЫ.
СЕВАСТОПОЛЬ В ДЕКАБРЕ МЕСЯЦЕ.
Севастопольские рассказы возникли из задуманного в октябре 1854 г. Толстым и кружком его приятелей офицеров-артиллеристов Южной армии — плана издания военного журнала. Ходатайство инициаторов, поддержанное главнокомандующим кн. М. Д. Горчаковым, не было удовлетворено военным министром; вместо того чтобы дать разрешение издавать собственный самостоятельный журнал, военный министр, передавая распоряжение Николая I, предложил офицерам посылать свои статьи в «Русский инвалид». Расстроенный неудачей и чувствуя, что для такого специально-военного издания собранные кружком материалы не подходят, Толстой предложил Н. А. Некрасову в письме от 11 января 1855 года постепенно передавать военные статьи и материалы в редакцию «Современника». Он предполагал доставлять Н. А. Некрасову ежемесячно от двух до пяти листов и, в случае его согласия, обещал на первый раз прислать статьи: «Письмо о сестрах милосердия», «Воспоминания об осаде Силистрии» и «Письмо солдата из Севастополя», не указывая, кто были авторы этих статей. [107] В ответе на это письмо, [108] достигшем Толстого только в марте, Некрасов просил присылать ему статьи военные, как отмечено в дневнике Толстого под 20 марта 1855 года. [109] Но очевидно, кружок офицеров-инициаторов в то время уже распался, по крайней мере Толстой тут же приписал. «Приходится писать одному — напишу Севастополь в различных фазах и идиллию офицерского быта». Эту запись надо считать первым выражением мысли о будущих очерках защиты Севастополя. В это время Толстой находился со своей батареей на Бельбеке, изредка наезжая в Севастополь: в январе он побывал на хорошо им изученном впоследствии 4 бастионе, в марте, с 10-го на 11-е, участвовал в одной из вылазок в Севастополе.
107
«Архив села Карабихи». М. 1916, стр. 190—193.
108
См. «Альманах Круг», кн. 6, М. 1927, стр. 196—197, письмо Н. А. Некрасова от 27 янв. 1855 г.: «Письмо ваше с предложением военных статей получил и спешу вас уведомить, что не только готов, но и рад дать вам полный простор в Современнике — вкусу и таланту вашему верю больше, чем своему».
109
См. ниже комментарии к «Проекту журнала Солдатский Вестник».
Скоро после получения письма Некрасова работа над рассказом двинулась, и из записи Дневника 27 марта видно, что к этому дню уже было написано начало «Севастополь днем и ночью»; из этого начала «днем» развился рассказ «Севастополь в декабре»; часть же, названная «ночью», была отброшена и через три месяца написана совершенно заново, как описание определенного события, имевшего место ночью с 10 на 11 мая. 29 марта Толстой отправился в Севастополь квартирьером своей батареи, которая вступила туда 2 апреля. С этого дня до 15 мая Толстой не выезжал из Севастополя, неся службу на 4 бастионе, увлеченный своею деятельностью и «духом защитников Севастополя». Настроение Толстого, которое сквозит в его Дневнике, отчетливо отражается в рассказе, и в известной мере рассказ можно считать автобиографическим. В этом отношении интересны следующие слова рассказа: «Главное отрадное убеждение — это убеждение в невозможности взять Севастополь, и не только взять Севастополь, но поколебать где бы то ни было силу России». Слова эти, для нас так странно звучащие из уст Толстого, которые уже при перепечатке рассказа в 1856 г. он несколько видоизменил и сократил, потому что уже далеко отошел от тех сильных, совсем особых переживаний, которые он испытал в апреле 1855 г., почти совершенно соответствуют мыслям, которые записаны им в Дневнике: «Держимся мы не только хорошо, но так, что защита эта должна очевидно доказать неприятелю [невозможность] когда бы то ни было взять Севастополь». Это было записано как раз во время писания «Севастополя», 2 апреля. Но работа над рассказом повидимому шла не очень спорко: события и служба, а потом нездоровье не давали Толстому писать так, как бы хотелось, а тут еще кроме «Севастополя» одновременно у него шло и писание «Юности». «Кроме того, — писал он 11 апреля, — меня злит особенно теперь, когда я болен, то, что никому в голову не придет, что из меня может выйти что-нибудь кроме chair `a canon [110] и самой бесполезной». 12 апреля на 4 бастионе он записал: «Писал С[евастополь] д[нем] и ночью, и кажется недурно и надеюсь кончить его завтра». И действительно 13-го на том же 4 бастионе (который ему «начинает очень нравиться»), он «окончил С[евастополь] д[нем] и н[очью]. Это была первая редакция рассказа еще без отделения описания ночи от описания дня. «Постоянная прелесть опасности, — добавляет он в дневнике, — наблюдения над солдатами, с которыми живу, моряками и самым образом войны так приятны, что мне не хочется уходить отсюда, тем более, что хотелось бы быть при штурме, ежели он будет». 14 апреля он назначает себе работу — «начать отделывать Севастополь и начать рассказ солдата о том, как его убило». «Боже, — приписывает он, увлеченный и вдохновленный своей работой, — благодарю тебя за твое постоянное покровительство мне. Как верно ведешь ты меня к добру. И каким бы я был ничтожным созданием, ежели [бы] ты оставил меня. Не остави меня, Боже! Напутствуй мне и не [для] удовлетворения моих ничтожных стремлений, а для вечной и великой, неведомой, но сознаваемой мной цели бытия». Начав в это время окончательно обрабатывать рассказ, Толстой выделяет из него изображение ночи, оставив в нем изображение севастопольского дня. В течение недели Толстому удалось написать набело только два листа Севастополя (запись 21 апреля), потом в два дня на бастионе же он отделал несколько листочков (запись 24 апреля); вероятно, тут написано было много, потому что через день, судя по дате при издании, — 25 апр., «Севастополь» уже был закончен и вскоре отослан в Петербург (цензурное разрешение помечено 30 апреля).
110
[пушечного мяса]