Полное собрание сочинений. Том 6.
Шрифт:
Товарищъ его тоже остановился подл двокъ и, улыбаясь словамъ Епишки, не спуская блестящихъ глазъ, смотрлъ на высокую стройную двку, которая, сидя на завалинк, смялась на него своими черными глазами. — Онъ нсколько разъ собирался заговорить съ ней, но двка отворачивалась отъ него.
— «Ты чего прiхалъ?» спросила она его.
— «На тебя посмотреть, мамука Марьянка, съ кордона выпросился», сказалъ онъ ей и весь закраснлся.
— «Легко ли? Не видали!» отвчала Марьяна и, подойдя къ невстк, которая держала на рукахъ груднаго ребенка, вдругъ жадно начала цловать этаго ребенка, изрдка косясь на молодаго казака. [45]
45
Здесь на полях другим почерком: Придешь гулять, М.? Закусокъ.
Казаки, постоявъ немного, похали по домамъ поставить коней, снять ружья, и тотчасъ общались вернуться играть съ двками всю ночь до ранняго утра.
Прiхавшiе казаки были сосди. Они, свернувъ въ боковую улицу, вмст подъхали къ двумъ хатамъ, которыя стояли рядомъ, и слзли съ коней. —
— «Приходи скорй, Кирка! Дорвались, братъ!» крикнулъ своимъ заливистымъ басомъ старшiй, осторожно проводя своего коня сквозь плетеные ворота. «Здорово, Улита!» обратился онъ къ невстк, которая сбгала по сходцамъ чтобы принять коня. «Поставь къ сну, мамочка, да не разсдлывай мотри, — опять поду», прибавилъ онъ, приподнимая папаху въ отвтъ на низкiй поклонъ жены брата. —
— «Что мой-то здоровъ ли, батяка?» спросила она. —
— «Чего ему длается, Фомушкины боченокъ привезли, онъ и такъ пьянъ надуется, въ станицу нече здить», отвчалъ батяка Епишка, поднимаясь по сходцамъ.
— «Да чихирю, баба, принесь», крикнулъ онъ. Живо!»
Батяка Епишка былъ второй братъ одной изъ самыхъ старыхъ по роду и зажиточныхъ казачьихъ семей Гребенскаго полка. — Ддъ его Илясъ Широкой еще во времена совершенно вольнаго казачества долго служилъ по выбору атаманомъ, бился съ горцами, имлъ много ранъ, былъ жалованъ Царицей и имлъ холопей, отецъ его, ддука Иванка, нсколько разъ былъ избираемъ обществомъ въ станичныя и полковыя должности, но всегда отказывался за одиночествомъ и всю жизнь служилъ простымъ казакомъ, занимаясь хозяйствомъ и охотой. Несмотря на то, старикъ, котораго еще теперь многіе помнили, пользовался высокимъ уваженіемъ всего народонаселенія за свою строгость нрава, хлбосольство и мудрость совтовъ. Когда онъ умеръ, старшій сынъ Давыдъ былъ уже женатымъ хозяйственнымъ казакомъ и принялъ въ руки хозяйство; меньшой и любимый сынъ Епишка былъ еще холостымъ, развеселымъ и отчаяннымъ парнемъ и, не вступаясь въ наслдство, тотчасъ по смерти отца предался вполн удалой казачей жизни съ пьянствомъ, побочничествомъ, воровствомъ и грабежами. — Старшій братъ Давыдъ былъ человкъ степенный и темный, какъ говорили про него въ станиц. Онъ крпко держалъ вру, велъ хорошо хозяйство, любилъ выпить, дтей и бабу училъ какъ слдуетъ, службу несъ исправно, но ни на служб, ни въ домашнемъ быту не пошелъ по отцу и дду, онъ не имлъ всу, былъ рохля, такъ ничего; его забывали и ни въ какую должность бы не выбрали, ежели бы еще были времена выборовъ. Епишка напротивъ былъ любимецъ всей станицы и даже по всему полку его давно знали. — Хоть старики и покачивали головами, глядя на его бравшихся, Богъ знаетъ откуда, кабардинскихъ коней и серебряныя шашки, на его ястребовъ и собакъ и князей кунаковъ, которые изъ кумыковъ и изъ Чечни прізжали къ нему въ гости, хоть и говорили, что онъ вры не держитъ и конину стъ у Татаръ и съ Русскими обмирщился, хоть и сбивалъ онъ по всему полку съ пути бабъ и двокъ, но старики радовались, глядя на него, гордились имъ, слушая станичные толки про его лихія дла за ркой и въ степи и въ горахъ, куда онъ пробирался. Бабы и двки любили его зa подарки, за мастерство пть и за то, что онъ любилъ ихъ. Кром того общій голосъ про него по околотку говорилъ, что онъ хотя и чортъ сорви-голова, а ужъ такъ простъ, что дитя малое не обидитъ, послднюю рубаху отдастъ.
Товарищъ и сосдъ Епишки, молодой казаченокъ Кирка былъ человкъ бдный и сирота. Онъ еще ребенкомъ 5 лтъ остался у матери посл смерти отца. Старуха въ бдности взростила его и собрала въ казаки. Она любила его, какъ любятъ дтище, на которое положена вся жизнь матери. Она не могла нарадоваться на своего Кирушку, и вс сосди и станичники знали малаго за парня почтительнаго, смирнаго и умнаго. Объ одномъ горевала мать, что связался съ сосдомъ ея Кирушка, какъ бы дурному не научилъ его нехристь то этотъ. — А теперь бы только женить мн его, такъ и умереть можно спокойно, — думала она.
Кирка, поставивъ лошадь, полъ рыбки сушеной и лепешки, которыя ему принесла мать, и, захвативъ въ рукавъ черкески горсть смечекъ, побжалъ къ сосду. —
— «Пей!» закричалъ ему Епишка,
подавая налитую чапурку вина. Казаченокъ перекрестился, выпилъ, Епишка допилъ остальное, отеръ рукавомъ бороду и оба пошли на площадь.— «Слыхалъ, что Черный про коней сказалъ?» спросилъ Епишка, когда они вышли. —
— Про Ногайскихъ то? возразилъ Кирка. —
— «А то про какихъ же? Что, баитъ, много ли табуновъ угналъ? Вдь это про вчерашнихъ. Все знаетъ, чортъ! Пойти чихиремъ поклониться ему надо».
Кирка недоврчиво посмотрлъ на своего товарища. «Гд жъ ему видать ихъ?» сказалъ онъ. «Мы ихъ ночью прогнали, а въ камышахъ то кто ихъ найдетъ». —
— «Дуракъ, дуракъ!» недовольно возразилъ Епишка. «Вдь онъ кто? колдунъ! А кто заплуталъ то насъ въ степи? разв даромъ».
Кирка ничего не отвтилъ, но по умному лицу его видно было, что онъ плохо врилъ въ знаніе колдуна. — Рчь шла о ногайскомъ табун, который казаки вчерашнею ночью украли въ степи и, съ тмъ, чтобы нынче ночью перегнать дальше за Терекъ, спрятали въ камышахъ подъ станицей.
— «Ты не толкуй», продолжалъ Епишка, съ покровительственной лаской обращаясь къ Кирк: «а сходи ка, Кирушка, къ баб, возьми вина 2 осьмухи да отнеси ему, Черному, али его баб отдай, да скажи: батяка Епишка поклонъ прислалъ. И еще тебя благодарить будетъ. Такъ то длаютъ. Такъ сходи, няня». «Няня» иметъ значеніе ближайшаго друга на казачьемъ нарчьи и Епишка употреблялъ это слово къ своему другу только въ знакъ особой ласки.
— «Ладно», сказалъ, чуть замтно улыбаясь, Кирка: «я схожу, а ты гджъ, въ хоровод будешь?»
— «Ну да, гулять буду!» крикнулъ Епишка и облако озабоченности, которое налегло на него во время этаго разговора, мгновенно изчезло съ его лица.
— «Гей вы, казаки!» крикнулъ Епишка, обращаясь къ тремъ молодымъ казакамъ, выходившимъ изъ-за переулка. Цпляйся рука за руку, къ Ямк пойдемъ, я угощаю».
— «Аль посчастливилось? Чтожъ, дло хорошее», отвчали казаки одинъ зa другимъ, присоединились къ нему, взялись рука за руку и, громко разговаривая, пошли по улиц; нкоторые изъ нихъ были уже пьяны. По дорог они забирали съ собой всхъ, кто попадался, и когда дошли до площади, ихъ было уже человкъ 15. Епишка, говорившій совершенно спокойно и разсудительно нсколько минутъ тому назадъ бывши одинъ, теперь въ толп казался совершенно навесел. Онъ сбилъ на бокъ шапку, раскраснлся и на всю станицу заливался псней, которую вторили ему товарищи; бабы и старые старики, которыхъ не захватывали съ собой, только покачивали головами, глядя на эту занимающую собой всю улицу вереницу. — Ну, теперь на недлю загуляли казаки, — говорили они. Все этотъ чортъ, прибавляли они, указывая на атлетическую фигуру и красную большеротую рожу Епишки.
На площади двки выскочили изъ хороводовъ и подскочили къ нему. «Вишь пьяница», говорила одна: «чмъ въ хороводы играть, съ стариками пить идешь». — «Откупись отъ двокъ, а то не пустимъ», говорила другая. — «Давайте жъ, двки, не примемъ его въ свою бесду», пищала третья. — «Дай срокъ» улыбаясь своимъ широкимъ ртомъ, сказалъ батяка Епишка: «дай срокъ, съ казаками погуляю и на васъ останется».
— «Да не приходи, пожалуй, не надо тебя», сказала Марьяна, та высокая красивая двка, которая разговаривала съ Киркой.
— «Ей Богу, приду, Марьянушка», отвчалъ Епишка и, растолкавъ двокъ, дорвался до Марьянки и обнялъ ее: «съ Киркой приду, во какъ! Ты полюби его, мамочка!» шепнулъ онъ ей.
— «Самъ его съшь, Кирку твоего», громко и сердито отвчала Марьяна и, вырвавшись, такъ сильно ударила казака по спин, что рукамъ себ сдлала больно. Двки засмялись. — «Ну, идешь что ли къ Ямк то?» сказалъ старый казакъ, желавшій поскорй добраться до чихиря.
— «Идемъ, идемъ!» отвчалъ Епишка: «а вы, двки, какая изъ васъ, бги за мной къ бабк. Чихирю на вашъ хороводъ ведро жертвую, бабка отпуститъ. Нельзя. Двки хороши!»
— «Да и медку то пришли».
— «Ладно. Батяка Епишка гуляетъ нынче, такъ знайте», сказалъ онъ и снова, взявъ казаковъ справа и слва, пошелъ дальше. — Востроглазая Степка, которую вся станица уже знала за любовницу Епишки, вызвалась пойти зa угощеньемъ. Кирка отсталъ отъ казаковъ и остался въ хоровод.
На зар [46] Кирка шелъ домой, Марьяна, отворивъ двери, вышла къ скотин. Онъ вскочилъ къ ней: «Мамушка! что хочешь, длай, завтра женюсь». — Она, растерянная и счастливая, выбжала изъ клевушка къ матери. Что будетъ теперь. — Кирка сталъ ходить къ ней и въ станиц заговорили.
46
Отсюда до конца другим почерком.