Для чего, когда сны изменили,Так полны обольщений слова?Для чего на забытой могилеЗеленей и шумнее трава?Для чего эти лунные выси,Если сад мой и темен, и нем?..Завитки ее кос развилися,Я дыханье их слышу... зачем?
1902
Кэк-уок на цимбалах
Молоточков лапки цепки,Да гвоздочков шапки крепки,Что не раз их,Пустоплясых,Там позастревало.Молоточки топотали,Мимо точки попадали,Что ни мах,На струнахКак и не бывало.Пали звоны топотом, топотом,Стали звоны ропотом, ропотом,То сзываясь,То
срываясь,То дробя кристалл.В струнах, полных холода, холода,Пели волны молодо, молодо,И буруномГул по струнамСледом пролетал.С звуками кэк-уока,Ожидая мокка,Во мгновенье окаЧто мы не съедим...И Махмет-Мамаям,Ни зимой, ни маемНами не внимаем,Он необходим.Молоточков цепки лапки,Да гвоздочков крепки шапки,Что не раз их,Пустоплясых,Там позастревало.Молоточки налетают,Мало в точки попадают,Мах да мах,Жизни... ах,Как и не бывало.
<Осень 1904>
На северном берегу
Бледнеет даль. Уж вот он – день разлуки,Я звал его, а сердцу все грустней...Что видел здесь я, кроме зла и муки?Но все простил я тихости теней.Все небесам в холодном их разливе,Лазури их прозрачной, как недуг,И той меж ив седой и чахлой иве —Товарищам непоправимых мук.И грустно мне, не потому, что беденНаш пыльный сад, что выжжены листы,Что вечер здесь так утомленно бледен,Так мертвы безуханные цветы.А потому, что море плещет с шумом,И синевой бездонны небеса,Что будет там моим закатным думамНевмоготу их властная краса...
<1904>
Черное море
Простимся, море... В путь пора.И ты не то уж: все корочеТвои жемчужные утра,Длинней тоскующие ночи,Все дольше тает твой туман,Где все белей и выше гребни,Но далей красочный обманНе будет, он уж был волшебней.И тщетно вихри по тебеРоятся с яростью звериной,Все безучастней к их борьбеТвои тяжелые глубины.Тоска ли там или любовь,Но бурям чуждые безмолвны,И к нам из емких береговУйти твои не властны волны.Суровым отблеском ножаСверкнешь ли, пеной обдавая,-Нет! Ты не символ мятежа,Ты – Смерти чаша пировая.
<1904>
Солнечный сонет
Под стоны тяжкие метелиЯ думал – ночи нет конца:Таких порывов не терпелиНаш дуб и тополь месяца.Но солнце брызнуло с постелиСнопом огня и багреца,И вмиг у моря просветлелиМорщины древнего лица...И пусть, как ночью, ветер рыщет,И так же рвет, и так же свищет,-Уж он не в гневе божество.Кошмары ночи так далеки,Что пыльный хищник на припеке —Шалун – и больше ничего.
<1904?>
Братские могилы
Волны тяжки и свинцовы,Кажет темным белый камень,И кует земле оковыПозабытый небом пламень.Облака повисли с высей,Помутнелы – ослабелы,Точно кисти в кипарисеНад могилой сизо-белы.Воздух мягкий, но без силы,Ели, мшистые каменья...Это – братские могилы,И полней уж нет забвенья.
Севастополь
<1904>
Опять в дороге
Луну сегодня высиУпрятали в туман...Поди-ка, подивися,Как щит ее медян.И поневоле сердцуТак жутко моему...Эх, распахнуть бы дверцуДа в лунную тюрьму!К тюрьме той посплывалисьНе тучи – острова,И все оторочалисьВ златые кружева.Лишь дымы без отрадыИ устали бегут:Они проезжим рады,Отсталых стерегут,Где тени стали ложныПо вымершим лесам...Была ль то ночь тревожнаИль
я – не знаю сам...Раздышки все короче,Ухабы тяжелы...А в дыме зимней ночиСлилися все углы...По ведьминой рубахеТоскливо бродит тень,И нарастают страхи,Как тучи в жаркий день.Кибитка все кривее...Что ж это там растет?«Эй, дядя, поживее!»«Да человек идет...Без шапки, без лаптишек,Лицо-то в кулачок,А будто из парнишек...»«Что это – дурачок?»«Так точно, он – дурашный...Куда ведь забрался,Такой у нас бесстрашныйОн, барин, задался.Здоров ходить. Морозы,А нипочем ему...»И стыдно стало грезыТут сердцу моему.Так стыдно стало страхуОт скраденной луны,Что ведьмину рубахуУбрали с пелены...Куда ушла усталость,И робость, и тоска...Была ли это жалостьК судьбишке дурака,-Как знать?.. Луна высокоВзошла – так хороша,Была не одинокаТеперь моя душа...
Вологодский поезд
30 марта 1906
Ель моя, елинка
Вот она – долинка,Глуше нет угла,-Ель моя, елинка!Долго ж ты жила...Долго ж ты тянуласьК своему оконцу,Чтоб поближе к солнцу.Если б ты видала,Ель моя, елинка,Старая старинка,Если б ты видалаВ ясные зеркала,Чем ты только стала!На твою унылостьГлядя, мне взгрустнулось...Как ты вся согнулась,Как ты обносилась.И куда ж ты тянешьСломанные ветки:Краше ведь не станешьМолодой соседки.Старость не пушинка,Ель моя, елинка...Бедная... Подруга!Пусть им солнце с юга,Молодым побегам...Нам с тобой, елинка,Забытье под снегом.Лучше забытья мыНе найдем удела,Буры стали ямы,Белы стали ямы,Нам-то что за дело?Жить-то, жить-то будемНа завидки людям,И не надо свадьбы.Только – не желать бы,Да еще – не помнить,Да еще – не думать.
Вологодский поезд
30 марта 1906
Просвет
Ни зноя, ни гама, ни плеска,Но роща свежа и темна,От жидкого майского блескаВсе утро таится она...Не знаю, о чем так унылы,Клубяся, мне дымы твердят,И день ли то пробует силы,Иль это уж тихий закат,Где грезы несбыточно-дальнейСквозь дымы златятся следы?..Как странно... Просвет... а печальнейСплошной и туманной гряды.
Ноша жизни светла и легка мне,И тебя н смущаю невольно;Не за бога в раздумье на камне,Мне за камень, им найденный, больно.Я жалею, что даром поблеклаПозабытая в книге фиалка,Мне тумана, покрывшего стеклаИ слезами разнятого, жалко.И не горе безумной, а иваПробуждает на сердце унылость,Потому что она, терпеливоЭто горе качая... сломилась.
16
Безмолвие – душа вещей.
Роллина (фр.).
Ночь на 26 ноября 1906
Лира часов
Часы не свершили урока,А маятник точно уснул,Тогда распахнул я широкоФутляр их – и лиру качнул.И, грубо лишенная мира,Которого столько ждала,Опять по тюрьме своей лира,Дрожа и шатаясь, пошла.Но вот уже ходит ровнее,Вот найден и прежний размах.. . . . . . . . . . . . . .О сердце! Когда, леденея,Ты смертный почувствуешь страх,Найдется ль рука, чтобы лируВ тебе так же тихо качнуть,И миру, желанному миру,Тебя, мое сердце, вернуть?..