Полный курс русской истории Николая Карамзина в одной книге
Шрифт:
Усобица нарастала. Князьям пришлось снова встречаться, уже имея перед собой Давида, от которого потребовали высказать все неудовольствия и подозрения прямо в глаза. После чего все снова вроде бы примирились… до новой стычки. Такие стычки продолжались все правление Святополка до его кончины в 1113 году. На киевский стол после Святополка взошел Владимир Мономах.
МОНОМАХ И МОНОМАШИЧИ
Карамзин считал князя Владимира Мономаха одним из лучших правителей древней Киевской Руси. Особо он отмечал, что Владимир, понимая, что не является старшим из наследников, не желал
Спокойные граждане, приведенные в ужас таким беспорядком, вторично звали Мономаха. «Спаси нас, говорили их Послы, от неистовства черни; спаси от грабителей дом печальной супруги Святополковой, собственные наши домы и святыню монастырей».
Владимир приехал в столицу: народ изъявил необычайную радость, и мятежники усмирились, видя Князя великодушного на главном престоле Российском. Даже и Святославичи не противились общему желанию; уступили Мономаху права свои, остались Князьями Удельными и жили с ним в согласии до самой их кончины. Они счастливее отцев своих торжествовали вместе принесение [2 мая 1115 г. ] мощей Св. Бориса и Глеба из ветхой церкви в новый каменный храм Вышегородский: сим действием Владимир изъявил, в начале своего правления, не только набожность, но и любовь к отечеству: ибо древняя Россия признавала оных Мучеников главными ее небесными заступниками, ужасом врагов и подпорою наших воинств. Еще будучи Князем Переяславским, он украсил серебряную раку святых золотом, хрусталем и резьбою столь хитрою, как говорит Летописец, что Греки дивились ее богатству и художеству.
Из отдаленнейших стран России собрались тогда в Вышегороде Князья, Духовенство, Воеводы, Бояре; бесчисленное множество людей теснилось на улицах и стенах городских; всякий хотел прикоснуться к святому праху, и Владимир, чтобы очистить дорогу для клироса, велел бросать народу ткани, одежды, драгоценные шкуры зверей, сребреники. Олег дал роскошный пир Князьям; три дня угощали бедных и странников. Сие торжество, и церковное и государственное, изображая дух времени, достойно замечания в истории. Мономах спешил также благодеяниями человеколюбивого законодательства утвердить свое право на имя отца народного».
Не более и не менее. Отца народного. И, по рассуждениям Карамзина, этот князь был достоин так именоваться.
С легкой руки Николая Михайловича в русскую историю вошли все те старинные байки, которые делали для него образ Мономаха ярче и значительнее, а для патриотически настроенных умов звучали как сладчайшая музыка. Он приписывал Мономаху и его сыновьям чудесные военные подвиги. Будто бы в его правление только поход русских князей на финские земли спас народ от голода, будто бы при нем боялись поднять голову половцы, черные клобуки и казанские болгары, а беловежцы вообще по доброй воле просили принять их под крыло Киева.
«Успехи Мономахова оружия так прославили сего Великого Князя на Востоке и Западе, – говорит он, – что имя его, по выражению Летописцев, гремело в мире, и страны соседственные трепетали оного».
Трепетала даже Византия, на которую Владимир ходил походами. И устрашил Алексея Комнина так, что тот «прислал в Киев дары: крест животворящего древа, чашу сердоликовую Августа Кесаря, венец, златую цепь и бармы Константина Мономаха, деда Владимирова; что Неофит, Митрополит Ефесский, вручил сии дары Великому Князю, склонил его к миру, венчал в Киевском Соборном храме Императорским венцем и возгласил Царем Российским. В Оружейной Московской Палате хранятся так называемая Мономахова златая шапка, или корона, цепь, держава, скипетр и древние бармы, коими украшаются Самодержцы наши в день своего торжественного венчания и которые действительно могли быть даром Императора
Алексия».И хотя строкой ниже Карамзин пояснил, что перечисленные предметы могли быть действительно вытребованы у греков, поскольку в XIV–XV столетиях некоторые из них передавались по завещанию, то есть упомянуты в документах, но сам блистательный поход на Фракию он считал мифом, грядущие патриотические умы взяли на вооружение и победоносное шествие по Фракии, и получение даров, и тем более венчание на царство. Эта точка зрения стала официальной. Еще бы, она ведь была запечатлена в летописи! А Карамзин первой ее преподнес широкой публике.
Но учитывая, что Карамзин нашел самодержавие во времена Рюрика, стоит ли удивляться, что мономахово венчание на царство в XII веке не вызывало у него никакого сомнения? И хотя это несколько не согласовалось с реальным венчанием на царство, только уже московское, во времена Ивана Третьего, венчание Мономаха было для историка неоспоримым фактом. А то, что до Ивана не было подобной процедуры, он объясняет фрагментом из другой летописи, уже более поздней: якобы, умирая, Мономах произнес такие слова: да не венчают никого на царство после моей смерти, отечество наше разделено на многие области: если будет царь, то удельные князья от зависти начнут воевать с ним, и государство погибнет. И якобы он вручил своему сыну Георгию (шестому по старшинству!) греческие регалии и велел спрятать до той поры, когда «бог воздвигнет царя, истинного самодержца», а пока время не пришло – беречь и передавать из рода в род.
Странное пожелание, не так ли? И странный выбор хранителя – предка московских государей.
Доказательством, что венчание Мономаха на царство было, историк считал также подтверждение этого факта в письме византийского патриарха Иосафа к царю Ивану Грозному от 1561 года. Хотя словам Иосафа можно было верить куда меньше, чем древней летописи. Тем не менее реликвии существовали: в XVII веке Герберштерн записал, что русские цари передавали потомкам золотую цепь с крестом, золотую шапку, бармы и коробочку из сердолика. Эти реликвии использовались в его время для венчания на царство. Однако происхождение реликвий проще было связать с приданым Софии Палеолог, нежели с древностями времени Владимира Мономаха.
Впрочем, при Иване познания в истории были так хороши, что некоторые хронисты искренне считали, что все означенные реликвии Мономах отвоевал у татар, взяв город Кафу! Над этим невежеством тихо посмеивался даже сам Карамзин. Однако в венчание и дары – верил.
Карамзин хвалил Мономаха за установление покоя и мира, но с огорчением признавал, что и при нем деление на уделы не прекратилось. Если быть точными, то при Мономахе оно просто процветало. И никаким «самодержавным» указом отменить этого деления никто не мог. Количество уделов росло, князья не мыслили иной передачи власти, кроме как по лестнице, и в этом историк видел пагубность тогдашней государственной системы. Но другой-то не было!
Карамзин не мог не понимать, что даже при самом точном и честном исполнении законов этого права все равно бы часть князей ощущала себя обойденными и оскорбленными. Выход из этого он находил в христианской любви, которую предлагал положить в основу взаимоотношений Владимир, составляя свое «Поучение» для сыновей.
«О дети мои! Хвалите Бога! Любите также человечество. Не пост, не уединение, не Монашество спасет вас, но благодеяния. Не забывайте бедных; кормите их, и мыслите, что всякое достояние есть Божие и поручено вам только на время. Не скрывайте богатства в недрах земли: сие противно Христианству. Будьте отцами сирот: судите вдовиц сами; не давайте сильным губить слабых. Не убивайте ни правого, ни виновного: жизнь и душа Христианина священна. Не призывайте всуе имени Бога; утвердив же клятву целованием крестным, не преступайте оной. Братья сказали мне: изгоним Ростиславичей и возьмем их область, или ты нам не союзник! Но я ответствовал: не могу забыть крестного целования, развернул Псалтырь и читал с умилением: вскую печальна ecu, душе моя? Уповай на Бога, яко исповемся Ему. Не ревнуй лукавнующим ниже завиди творящим беззаконие.