Полосатый Эргени (сборник)

погибающие деревца. На более сухих местах земля была покрыта ползучими

стеблями карликовых березок. Часто этих стеблей не было видно, потому что

они были прикрыты густым мхом, из которого наружу выставлялись только

пучки тонких веточек, густо усаженных листьями. Листья были очень

маленькие, не больше ногтя мизинца. Но, так же как и у настоящей южной

березы, края их были зубчатыми. Если растереть пальцами такой листочек,

можно было почувствовать такой же терпкий березовый запах.

Наконец деревья стали попадаться только по берегам рек. Часто

встречались то осоковые болота, то моховики. На кочках росли кустики

морошки. На одном и том же кусте можно было видеть и белые цветы, и

красные незрелые ягоды, и нежные спелые плоды желтого цвета, питательные и

приятные на вкус. Беглецы наедались ими до отвала. Даже маленький Курру

явно начал выказывать предпочтение ягодам и все реже требовал молока.

Скоро река сделалась совсем узкой. Берега понизились. В оврагах

лежали скопившиеся на дне сугробы. Постоянно попадались большие и

маленькие озера. Особенно много их было на низком болотистом берегу.

На озерах почти везде виднелись стайки уток, гусей, казарок. Огромные

северные гагары ныряли то там, то здесь или, вдруг поднимаясь с воды,

быстро неслись по гладкой поверхности, с шумом били по ней сильными

короткими крыльями и с трудом отрывались от нее.

Люди с удивлением смотрели на эту безлесную равнину. По тундре

бродили стада оленей.

Олени недаром уходили летом на север — здесь их не так тревожили

мошки и комары. Здесь вволю наедались они листьями и ягодами кустарников.

Между кочками светлыми пятнами белел олений мох.

Охотники каждый день возвращались к стоянке с богатой добычей. Они

подкрадывались к зверям ползком, подкарауливали их в кустах у водопоя и

уходили порой довольно далеко от Большой реки.

Впрочем, она уже давно перестала казаться им большой. Женщинам

приходилось тащить тяжелые свертки мехов, число которых увеличивалось с

каждым переходом. Зато ночью меха спасали их от стужи и холодных туманов.

Костры разводили сухими сучьями кустарников.

Один раз они попали в крупнобугристую торфяную тундру. Кочки-бугры

величиною с высокий шалаш были раскиданы по всей равнине. Сверху кочки

были покрыты сухими лишайниками и белыми цветами морошки. Пробираться

между ними было тяжело. Наконец охотники еще издали заприметили голубое

озеро и поспешили к нему, чтобы скорее выйти из бесплодных и мертвых

бугров.

После долгой и утомительной ходьбы они очутились во влажной низине

озера, окаймленного широким кольцом зеленых кустов ивняка, и здесь присели

отдохнуть. Вдруг Улла толкнул Волчью Ноздрю и показал пальцем в сторону. В

отдалении они заметили другие «бугры», которые на их глазах шевелились,

переходили с места на место.

— Хуммы! — шепнул Ао.

Действительно, это были мамонты. Они медленно пробирались по течению

узенькой речки, густо заросшей корявыми кустами. Речка была узка, и воды

издали не было видно. Только полоска береговых ивняков обозначала ее

извивы. Хуммы ломали хоботами ветки и отправляли их в свои ненасытные рты.

Широкие уши шевелились и топорщились. Детеныши то спускались в воду, то

вылезали на берег.

— Это они! Они! — шептал Улла, вглядываясь в стадо.

Ему казалось, что он узнаёт колоссального старого самца, которого он

преследовал с горящими хвойными ветвями.

Волчья Ноздря восторженно смотрел на мохнатых великанов. В нем

вспыхнула страсть прирожденного охотника.

Хуммы — ведь это не простая добыча. Это добыча из добыч! Один хумма в

ловушке — и сыт целый поселок! И не один день, а много, много и еще много.

Месяц родится, станет толстым, похудеет и умрет. Вот сколько дней будут

сыты люди поселка. Хумма — это гора мяса. Его горб — гора жира. Его шерсть

— гора волос. Охотники сплетут из шерсти крепкие веревки, силки для птиц,

привязи для ловушек на горностаев. Бивни хуммы — костяные бревна. Из них

делает Тупу-Тупу кинжалы, ножи, иглы, а искусник Фао — чудесные украшения,

застежки на одежды, изображения Матери матерей. Мало ли что может сделать

из них искусный резчик! А сердце? Кто съест сердце хуммы, сам станет как

хумма. Никакой зверь не одолеет его. И колдун Куолу будет бессилен делать

зло. Недобрый глаз потеряет силу. Дурной ветер не принесет вреда.

Охотником из охотников станет тот, кто победит хумму. О нем будут петь

песни люди Большой реки. А ребра? Ребра пропитаны жиром. Они горят, как

дрова.

Беглецы жадно глядели на мамонтов. Уа дрожал от нетерпения. Ноздря

облизывался. Ао и Улла крепко сжимали копья.

Стадо медленно приближалось к озеру. Впереди шли слонихи, за ними

детеныши, сзади самцы. Охотники наскоро оглядели окрестность и быстро

перетащили пожитки на ближайший холмик. Там, под защитой торфяного бугра,

они и стали устраиваться. Ао и Улла спустились к зарослям ивняка наломать

побольше сухих веток. Балла расстелила оленью шкуру и стала кормить

малыша. Канда и Цакку отправились к ручью за водой. Волчья Ноздря и Уа

исчезли надолго. Они пошли проследить, что делают мамонты.

Вернулись они, когда от озера поползла белая полоса тумана.

Трещина

С тех пор как беглецы наткнулись на мамонтов, женщинам стало еще

тяжелее. Охотники ни за что не хотели потерять из виду горбатых зверей.

Если утром стада не было видно, Волчья Ноздря отыскивал свежий след,