Польша и евреи

Из скудных реплик выясняется, что младший старшему многого не прощает, особенно то, что брат не приехал на похороны родителей. Зритель узнает, что от Юзека ушла жена и уехала с ребенком в Америку и там рассказала старшему, что младший брат сошел с ума и она не может жить с ним в аду, который он устроил.

И медленно приоткрывается ад, в котором живет Юзек.

Жители села объясняют Франтишеку, что младший – мерзавец: сломал единственную хорошую дорогу в селе. Зачем – непонятно. Старший идет в банк – просить ссуду, но в банке ему отказывают потому, что родительский дом, оказывается, вовсе не его и что его отец землей завладел незаконно. И старший почувствует, что все тут сошли с ума.

Кадр из фильма Poklosie реж.Владислав Пасиковский, 2012 год.

Затем младший ведет брата в поле, на отцову землю и показывает свое богатство: стоят на стерне рядами надгробные плиты евреев. Со старинными надписями, с магендовидами. Именно этими камнями была выстлана в селе единственная хорошая дорога. Нынче ее решено асфальтировать. И не останется следа от людей, что когда-то лежали под этими камнями. И это только полдела, так как из ничейной дороги Юзек камни просто выворотил и увез, а много камней разбросано по частным подворьям. И он их выкупает у односельчан...

Франтишек подсчитывает убыток: 700 тысяч злотых за триста надгробий.

– Да это ж жиды! – взрывается старший.

– Люди, - поправляет его младший.

И говорит: «Знаю, что деревня считает меня свихнувшимся. Но это пустяк. Обидно, что жена была на их стороне».
– Особенно когда я начал камни эти покупать... Что ж – лучше красть? – недоуменно спрашивает Юзек. И перечисляет, где еще остались камни, которые нужно перетащить сюда - на свою землю...

Он склоняется к камню, любовно погладив его, и читает на иврите надпись.

– Откуда? – дивится старший.

– Выучил, - пожимает младший плечом. – Узнать хотел, что написано...

И объясняет, что он не безумец, а просто...

– Немцы сожгли синагогу и уничтожили кладбище. Это я не могу поправить – я даже не родился тогда еще. Выстелили дорогу надгробьями, и я об этом не знал. Но когда сказали, что дорогу покроют асфальтом, я понял, что этого не должно быть.

– Но почему? У нас с жидками ничего общего! – взрывается старший.

– Не знаю, - честно отвечает Юзек. – Я плохо себя чувствую, когда думаю о том, что это неправильно и я ничего не делаю. А если кто возьмет надгробье наших родителей и положит у своего порога, чтоб вытирали ноги?..

– Но эти люди нам - никто! Они не наши! И вообще умерли сто лет назад, а твоя семья жива, и почему она должна страдать от того, что ты заботишься о мертвых жидах?! – кричит Франтишек.

– Я знаю, что это неправильно, но я должен делать это. Я не могу иначе...

Невероятная сцена.

Прекрасный молодой актер Матей Штур играет сомнамбулу – героя, который ведом неведомой силой. И старший брат – актер Ирениуш Чоп – отшатнется. От протеста, непонимания, отчаяния, невозможности что-либо изменить. Единственный правильный выбор для него теперь – встать на сторону брата и помочь ему дособирать оставшиеся камни...

– Почему из всех людей ты выбрал заботиться о мертвецах? – только и спросит он.

– Не знаю. У них не осталось живых, кто бы заботился об их могилах...

Братья пойдут за очередным камнем. Село выйдет против них. И спасет их старый ксендз, который встанет между братьями и разгневанными селянами. Отдаст камень, что подле костела, а потом замертво упадет в своей светелке. Успев сказать старшему, что он полагает, что Юзек исполняет Божью волю.

– Я думаю сказать об этом на службе... – будут его последние слова.

Старший роется в архиве, чтобы найти документы на усадьбу отца, а находит имена настоящих владельцев – и все они совпадают с именами на надгробьях.

– Значит, они взяли себе землю убитых евреев, - потрясен Франтишек.

– А что вы хотели? Немцы не могли забрать землю с собой, - парирует архивист.

А в доме тем часом все перевернуто, изрисовано магендовидами, исписано вечным словом «жид» по стенам.

 И собаку убили, - добавляет растерзанный младший.

– Застрелили? – неизвестно зачем, уточняет Франтишек.

– Тут тебе не Америка, - язвит Юзек. – отрубили голову.

Процесс накопления деталей и подробностей противостояния достигает апогея. Мир фильма окончательно обретает полюса добра и зла. Братья становятся страдальцами, а остальные – чудовища, не пощадившие невинную добрую псину. Тут-то и выплывает неожиданный вопрос, куда делись сами евреи?

Ветер и шепоты приносят ответ, что тут они и остались... И старики знают, где. Роняют слова, намеки. И, наконец, советуют братьям поискать... у себя в старом доме. Страшный момент.

Братья идут в старый отцовский дом где-то на отшибе, куда выбирались в детстве, как на дачу. Берут лопаты и начинают копать... В черную грозовую ночь в плотной стене библейского дождя они стоят по пояс в яме, похожей на могилу, и натыкаются на черепа. Младший бьется в истерике и блюет, а старший упорно продолжает копать и истово выкрикивать слова молитвы...

Наутро братья выбирают самого злобного и отвратного деда Малиновского, два сына которого с лицами убийц противостоят им в каждой стычке, и идут к нему – требовать объяснений.

– Я не убивал, - говорит дед. – Закопай их обратно. Им все равно, где лежать.

– Но их детям... – возражает Юзек.

– Нет у них детей – они вместе с ними лежат.

– Это ты их поджег!

– Я? Сто двадцать человек убил я один? Нет! – кричит старик. – Правды хочешь? Это ваш отец зажег свой дом с двух сторон.

– Врешь! – орет Юзек, как раненый зверь. – Сдохни! – и бросается на старика.

– Ну, убей. И кто тогда убийца – я или ты?! – не дрогнув, орет старик в ответ. – Твой отец их убил. А Хаське голову раскроил на дороге. Она до войны ему нравилась, но к себе не подпускала. Он схватил ее за волосы и бил головой об землю, а она кричала «Мама, мама»... Эту правду ты хотел узнать, выблядок?

Дышать в этом месте нечем.

Братья приходят в свой разоренный дом, моются после страшной ночи.

– Что будем делать? – спрашивает Юзек.

– А что тут поделаешь? Похороним их на кладбище, - кивает Франтишек на поле, уставленное надгробьями.

– Нет, - твердо и решительно возражает Юзек. – Если мы начнем перетаскивать кости, тут-то все и откроется.

Он больше не сомнамбула. Он очнулся, он трезв и решителен: тайну нужно хранить.

– Мы зароем их там, где нашли. Никто не узнает.