Полшанса 2
Шрифт:
Всё бы на этом могло и закончится, если бы офицер всё же решил найти зачинщика и дать ему палок, или если бы на месте гренадёров был кто-то более ценный. Тогда бы всем низшим мало не показалось.
Но гренадёры это второй класс чистоты, второго под класса. Иногда к ним конечно попадают со вторым классом и первым под классом, но такое редкость и тут роль скорее играют личностные качества нежели чистота крови. Казалось бы, одна ступень, а на деле пропасть. Так или иначе их считают людьми, пусть и третьего сорта. Мы же псевдоэргаты…
*Вычеркнуто два абзаца*
*Пометка на полях* «Пусть отсохнет твой язык и сгниют пальцы, если ты ещё хоть раз осмелишься написать подобное.
О про изошедшем можно было бы уже забыть. Однако обиды так просто не забываются.
— На построение становись! Направо! В столовую шагом, марш!
Ужин-это третий приём пище за день, положенный нам. В прочем чаще всего второй, а иногда и первый. И это самая прекрасная часть солдатского дня. В этот приём пище дают обязательно что-то горячее, а после пол часа личного времени перед отбоем и шестичасовой сон в котором можно не о чём не думать.
В этот раз была каша с отрубями. Рёв голодных желудков стоял на всё столовую, ибо обеда мы были лишены, как выразился инструктор: — «Вы куча склизких жаб не годных чтобы вычищать выгребные ямы. На исходную, мрази! Поголодаете, может тогда появится усердие!».
Беря подносы, мы подходили к маленькому окну раздачи, которое находилось на уровни живота. Оттуда высовывался черпак бросая содержимое в тарелку, не забыв часть расплескать по пути. Возмущаться не кто не посмел. Ведь столовая для солдата, это как церковь для верующего. Хочешь приходить сюда и впредь. Склони голову и благодари господа за эту возможность.
Когда каждый получил свою порцию, и бойцы заняли отведённые каждому места, наступила гробовая тишина. Только не терпеливые переминания солдат нарушали эту идиллию.
Капеллан прочёл короткую молитву, после чего дежурный по роте приказал взять ложки и начать приём пищи. Оголодавших бойцов дважды уговаривать не пришлось. Повсюду начали раздаваться удары ложек о посуду перемежаемые смачным чавканьем.
Я тоже уже было накинулся на еду, ибо голоден так же, как и остальные. Поднеся ложку уже к самому рту в последний момент остановился. Натренированное шестое чувство о чём-то меня предупреждало. Подняв голову, я огляделся, не одному ли мне что-то показалось.
За соседним столом рядом с Тушей сидел Яков Николаевич, усиленно принюхивающийся к своей тарелке. Туша рядом с ним уже опустошил свою миску и пихал локтям Якова, спрашивая: — «Будет ли, тот есть?».
Наши взгляды встретились. Он решительно отодвинул тарелку от себя, дав ложкой по лапам Туши, которые уже потянулись за дармовой жрачкой. Я так же отодвинул от себя миску.
Где-то с пол минуты ничего не происходило, все спокойно ели. Уже было, подумал пойти на второй заход и попробовать, но звук как кто-то начел блевать меня остановил. Через несколько секунд к первому подключились ещё пятеро, а затем ещё трое. Все они сидели за одним столом в самом конце. По логике размещения, это были те, кто получил еду в самом конце, то есть со дна общего котла.
Офицеры с нами не едят, у них для приёма пищи отдельное здание. Ответственный за соблюдение порядка в столовой, это дежурный по роте, который вскочив из-за стала замер не зная, что ему делать.
Первый из праблевавшихся поднялся, опираясь на стол. Утёр рукавом рот и во всю глотку заорал: — «Они, они, нассали в еду! Эти суки нассали в нашу еду!». В такое заявление охотно верилось, учитывая вкус местной баланды. Однако сейчас похоже, это было сказано не в переносном смысле.
На пол сразу попадала часть посуды, раздалось ещё несколько характерных звуков блюющих людей. От одного из столов встал лысый мужик со шрамированным черепом
и чёрной щетиной.— Что ты мать твою несёшь!? — Явно не желая верить в то что он отведал ссанины. Подошёл к говорившему взяв его за отворот.
— На, сам понюхай! — Сунув ему под нос миску, сказал, первый кто обо всём догадался.
Их уже окружил весь взвод, в том числе и я. В пустой миске была какая-то жёлтая жидкость. И это точно было не масло. Все уставились на шрамированного. Он принял посуду втягивая воздух. После чего толсто стенная посуда в его руке треснула.
Все начали плеваться, кто-то даже начал пихать себе пальцы в рот. Одному умнику хватило ума в слух сказать: — «То-то мне баланда показалась пересоленной». За что ему в лоб прилетела миска.
Рота единым шагом подошла к двери кухни, заколотив в неё всем чем только можно. Внутри послышался грохот, и все замолкли. А затем из окошка от куда нам и выдавали еду раздался издевательский намеренно сиплый как у старухи голос.
— Деточки, надеюсь кашка вам понравилась. Добавка ещё есть, главное пасть по шире откройте. — А следом раздался дикий ржач.
Разъярённые низшие с удвоенной силой заколотили в дверь кухни. Самый мелкий и шустрый полез в окно раздачи. Тут же выпав оттуда с разбитым лицом.
На шум в столовую ворвался один из патрулей военной полиции. Которые круглосуточно обходят всё территорию базы.
Старший сержант патруля дунул в свисток обозначая своё присутствие. Большая часть роты обернулась, другие продолжили ломится на кухню игнорируя всё вокруг.
Патруль рассекая низших направился к самым буйным. И похоже, что выдачей касок и дубинок подготовка военной полиции закончилась. Ибо в четверым входить в толпу низушек у большинства из которых не самое чистое прошлое. Весьма…, не разумно. Ещё более не разумно сходу пытаться угомонить их силой.
Сержант, выхватив дубинку ударил лысого по загривку. На удивление это возымело успех. Оставшиеся действительно перестали выламывать дверь. Лысый повернулся и по его взгляду сразу стало понятно, что добром дело не кончится.
Сержант попытался повторно ударить. Только не успел, отправившись спиной на земляной пол. Беспорядок в столовой это одно, а нападение на военную полицию совсем другое.
Сразу завязалась массовая драка. Между теми, кто понял, что всё может очень плохо кончится и теми, кому плевать, главное кому-нибудь морду разбить. Входе потасовки бойцам военной полиции удалось вырваться из столовой. И реакция командования не заставила себя ждать. Прошло менее пяти минут, как с наружи раздалось: — «Не медленно покинуть здание. Любая попытка сопротивления приведёт к вашей гибели. У вас двадцать секунд, чтобы подчинится. После будет произведён штурм».
Перед столовой нас уже ждали, инструктор Эммануэль-Людвиг Краузан, офицер комиссариата, а в мести с ним рота вооружённых солдат. Которые взяли нас в кольцо стоило нам только выйти.
После короткого разбирательства в коим шестая шлехт-роты была признана целиком виновной. Нас освободили от всего что хоть как-то можно было использовать как оружие. В том числе и от поясных ремней. Приказав лечь на землю убрав руки за голову.
— Сегодня произошёл инцидент, который иначе как предательство нельзя характеризовать. — Голос инструктора был как всегда твёрд, но в нём слышалось что-то ещё. Что-то не привычное для этого человека. — Сегодня шестой пехотной шлехт-ротой было совершенно нападение на военную полицию. Военный комиссариат не может закрыть на подобное глаза. Вся рота до окончания подготовительного курса будет направлен в специальную зону группировки штрафных батальонов.