Польская партия
Шрифт:
Весь день 26 июля прошел в «подбивании бабок».
Добирали тех, кого не взяли в ночь.
Оформляли документы.
Вели первичные допросы.
Составляли общую панораму ситуации. Благо, что Артузов сумел очень грамотно разыграть эту партию и очень многое оказалось известным заранее. Так что требовалось уже существующие материалы лишь скоректировать.
А в обед 27 июля был собран большой брифинг для иностранных представителей и послов, ну и журналистовм, само собой. Понятно, брифингом это не называлось в здешних реалиях. Просто Михаил Васильевич, привыкший к реалиям XXI века, воспринимал это все именно так.
— И
Послы США, Великобритании и Франции сидели бледные. Но держались, стараясь сохранять лицо и не выдать волнение. Игнатьев на них смотрел особенно пристально, делая свой доклад. Отчего всем стало все понятно, хотя явно никто никого конкретно не обвиняли. Как устно, так и в розданных всем участникам брифинга материалов…
Фрунзе не раз и не два слышал о том, что политика сродни игре в шахматы. Но сам так не считал и видел ближайшим аналогом политики покер.
Холодный расчет.
Минимум правил с массой «внесистемных» решений.
Железные нервы с умением «работать лицом».
Внимательность.
И блеф… много блефа… который в любой момент перерасти в безжалостное кровопролитие. Потому что ставки высоки. А иной раз и предельно высоки, настолько, что игрок отвечает не только своей жизнью, но и жизнями всех, кто ему доверился и волей-неволей оказался у него под рукой.
Поэтому Михаил Васильевич играл именно в него.
Прямое обвинение ничего бы не дало ему. А маневр бы закрыло. Такой молчаливый намек в сочетании с решительностью, с которой этот заговор задавали стоили намного больше. Выбив агентов влияния если не всех, то многих. И давая понять — удар в спину не получился. И нужно как-то договариваться.
Это молчание выглядело как сброс слабых карт. Дескать, мелочевка затесалась в козырях. В сочетании с партией Муссолини — это пугало. Тем более, что правительства этих трех стран и так шатались, испытывая тяжелый политический кризис. И провоцировало на поступки. Поспешные. Необдуманные. Лихорадочные…
Параллельно с дипломатическим брифингом шло экстренное заседание Верховного совета СССР. То есть, того самого парламента, который по осени минувшего года Михаил Васильевич продавил и создал.
Здесь уже выступал Артузов.
Дзержинский был жив. Но плох. Настолько что уже не вставал с постели. Организм, изнуренный тяжелой работой и кокаином, рассыпался. И спасти его было нельзя. Разве что продлить агонию. Он пока еще был в ясном уме. Но… в любой день, в любой час все это могло закончится. И Артузов в полной мере уже управлял обновленным всесоюзным НКВД. Вот и отдувался, рассказывая в куда больших деталях о выявленном заговоре.
Связывая его с прошлогодней попыткой военного переворота. Ведь и Тухачевский, и другие все еще сидели по камерам, ожидая своей участи. И теперь к тому делу добавилось продолжение. И новые фигуранты.
Но главное не это.
Главное то, что партия, игравшая ранее ключевую роль, хотя бы даже и номинально, теперь совершенно получалась девальвирована. Сведена к глубоко второстепенной формальности.
Ведь выходило что?
Правильно — парламентские слушания. И в этот парламент люди попали, будучи избранными на местах.
Да, они все были членами одной партии. Но их место в этой государственной структуре обеспечивалось не принадлежностью к ней, а тем, как они провели избирательную кампанию. И как их поддержали жители на местах. И власть держалась на этой поддержке, а не отнесенности к той или иной структуре.И на этих слушаниях руководитель наркомата внутренних дел рассказывал о задержаниях изменников Родины. Среди которых фигурировало два члена Политбюро. При этом, ни он сам, ни парламент не имели ни санкций Политбюро на такие игры, ни разрешения ЦК. С последнего, кстати, приняли больше двух десятков «под белы рученьки». Просто наплевав на какие-то согласования с этими ребятами. Да и кто они такие? Клуб по интересам. С какой стати государственные мужи должны что-то согласовывать с ними?
Иными словами — это событие стало прецедентом.
Впервые с октября-ноября 1917 года в бывшей Российской Империи собственно государственные институты оказались строго и явно выше партийных. Из-за чего партийная номенклатура, сидящая на этих слушаниях, где в виде депутатов, где в виде приглашенных наблюдателей, была бледна и растеряна. Та система, которая выстраивалась большевиками вот уже десятилетие, оказалась разрушена. На корню.
Более того — именно здесь и сейчас в головах очень многих и произошло осознание — переворот случился. Тот самый, о котором все несколько лет только и говорили. Силовики, наконец-то взяли власть. Они это сделали за несколько приемов, сумев небольшими, но решительными шагами с 1926 по 1928 год, отжать себе кусочек за кусочком настоящую, реальную, настоящую власть. И разгоняя условную Директорию якобинцев не разом, а аккуратно, можно даже сказать мягко. Вежливо. Обходительно. С вазелином. Но в должной степени решительно, чтобы проигнорировать их неуверенное «нет».
Фрунзе создал себе сначала личную гвардию в виде СОН, который в последствии трансформировался в целую службу специальных операций — ССО. А потом и лично преданные «петровские полки», представляющие собой непреодолимую силу внутри страны.
Дзержинский провел реформу подчиненных ему силовиков. Уничтожив связку из ОГПУ и партийной номенклатурой. Физически. Что позволило сформировать полицию и спецслужбы пусть и не самые профессиональные, но самостоятельные и адекватно мотивированные.
И все.
Этого оказалось достаточно. Дальше все посыпалось.
Какие-то силы потрепыхались, пытаясь отыграть этот тягучий переворот. Но крепкий союз из РККА и НКВД оказался удивительно прочен. Более того, его руководство не стеснялось бить — точно и решительно. Выбивая табуретки под задницами своих врагов.
Удар.
Удар.
Удар.
И в какой-то момент оказалось, что вся власть в стране принадлежит не небольшой кучке революционеров, переродившихся в партийную номенклатуру, а жестким и хорошо вооруженным мужчинам…
Фрунзе смотрел на эти кислые лица партийных бонз. И воодушевленные тех, кто прорвался в Верховный совет в обход партийной вертикали и ее влияния. И бормотал себе под нос песенку. Едва слышно. Скорее даже просто беззвучно шевелил губами чуть заметно, а в голове проскакивали фрагменты давно, еще в прошлой жизни виденного клипа и музыка Радиотапка:
— Мы писали свою историю. Кисть обрамляла режим. Красной кровью на белом доме под сводом небес голубым, где шел черный дым…
Вот закончил Артузов.