Полукровка

– О! Представь меня очаровательной девушке.

Смутившись, Иосиф назвал Валино имя и добавил: «Подруга моей сестры».

Валя не успела удивиться.

В дверь позвонили снова, и незнакомые люди, заполнившие маленькую прихожую, оттеснили ее к кухне. И всетаки она выглядывала время от времени, ожидая, что он позовет. Чтобы познакомить по-настоящему.

С обязанностями хозяина Иосиф справлялся и без нее. Благодарно принимая цветы и свертки, он подхватывал чужие пальто и пристраивал на вешалку. Гости отправлялись в комнату, так что никому из них, кроме самого первого, Иосиф не назвал ее имени. Так и получилось, что в комнату Валя вошла последней, когда все успели рассесться вокруг стола. «Садись, садись, ну где же ты?» – Иосиф закивал.

Пристроившись на уголке, Валя оглядела гостей ищущими глазами. Ей казалось, теперь-то он должен прервать застольный гам и представить ее друзьям, с которыми она готова была подружиться.

Гость, сидевший рядом, наполнил Валину рюмку и предложил салат, который она резала сама. Валя поблагодарила. Все начиналось неправильно: в ее надеждах это должна была делать хозяйка – предлагать закуски.

Она прислушивалась, с трудом улавливая смысл. Казалось, они все говорят одновременно. Над столом вились незнакомые имена, и, как-то быстро устав, Валя поднялась и вышла на кухню.

В комнате пили за именинника. Гости желали Иосифу семейного счастья, удачи и процветания.

– Вас послушать, главное – регулярная семейная жизнь! Ну нет у меня этого опыта! – голос Иосифа был беззаботным. Снова он пропустил подходящий случай, чтобы сообщить своим друзьям. Шмыгнув носом, Валя распахнула морозильник – пора вынимать пельмени. Стараясь не прислушиваться к веселым голосам, она поставила на газ большую кастрюлю и ссыпала мерзлые катышки в миску – так, как делала мама.

Вода забила ключом.

В прихожей раздался короткий звонок. Вытирая руки о передник, Валя пошла к двери.

Маша-Мария вошла, не поздоровавшись.

Отстраняя Валю холодным взглядом, аккуратно повесила пальто и скрылась в ванной. Шум воды бил в сердце. Валя замерла. Руки, спрятанные под фартуком, шевелились машинально, как будто, сколько ни вытирай, оставались мокрыми.

– Ты здесь горничной или привратником? – МашаМария распахнула дверь.

– Я... Нет, я готовила... – Валя кивнула в сторону кухни, словно объясняя свое место в доме ее брата.

– Значит, поварихой? – Маша-Мария переспросила безжалостно. – А я вот, представь, готовить совсем не умею, – она смотрела насмешливо.

– Гости там, в комнате, – снова Валя не могла взять верный тон.

– Я – не гость, – Маша-Мария отбила.

– Я тоже, – Валя произнесла с тихим напором, и брови собеседницы взвились.

– Ладно, – она кивнула, словно принимая правила игры. – Тогда иди сюда. Надо поговорить.

Присев на край эмалированной ванной, Маша молчала. Теперь, когда они перекинулись несколькими словами, ее злость утихла, как будто та Валя, которую она, копя злобу, себе представляла, не имела отношения к этой, стоявшей перед ней. Та была хитрой и коварной, эта – несчастной и глупой.

– Послушай, ну зачем тебе это надо? – Машин голос стал ласковым. – Ты хорошая девочка, тебе и надо похорошему: муж, дети. Ося для этого не подходит. Он – другой. Понимаешь, вы разные. Зачем тебе другой муж?

Она сказала непонятно, но Валя услышала по-своему. Маша-Мария, явившаяся без приглашения, обвиняла ее в низости, о которой рассказывал Иосиф: как будто причислила ее к тем, кто вынюхивает еврейскую кровь.

– Если хочешь знать, это мне совершенно безразлично, – Валя произнесла твердо, веря в то, о чем говорит.

– Ты просто не понимаешь, пока не понимаешь, но он-то понимает. И он, и его родители. Скажи, разве он говорил, что хочет на тебе жениться? – Маша-Мария смотрела внимательно.

– Тут не о чем говорить! Мы любим друг друга, и вообще... Ты не понимаешь. Ты – девушка... – Валя постеснялась сказать про это, но Маша поняла.

– А ты – дура, – она произнесла холодно и, отстранив Валю, вышла вон.

Оставшись одна, Валя села на эмалированный край и расплакалась по-настоящему. Мысли одна другой страшнее шевелились в голове. Она думала о том, что все против нее поднялись – все его родственники. Не верят. Не хотят поверить, что она не такая...

Отплакавшись, она отправилась в комнату. Первое, что бросилось в глаза: Маша-Мария. Завладев общим вниманием, она рассказывала какую-то историю. Гости хохотали, поглядывая на Иосифа. Кажется, эта история была связана с ним. Кто-то вспомнил анекдот, все захохотали снова, и, старательно вслушиваясь, Валя забыла про кухонные дела. Она вертела головой, переводя взгляд с одного на другого. Глаза, с которыми Валя встречалась, были дружелюбными.

– Ну что, может, горячего? – Иосиф предложил громко.

«Господи...» – Валя вспомнила и кинулась к двери.

Кухня полнилась жарким паром. Кастрюля, выкипевшая до донышка, похрустывала на плите. Рядом, на соседней конфорке, стояла забытая миска. То, что лежало в ней, напоминало бесформенную массу.

На крик выскочил Иосиф. Запустив пальцы в раскисшее месиво, Валя плакала навзрыд.

– Что? Что? – он повторял испуганно.

– Кажется, наша повариха опозорилась? – звонкий голос прервал пустые вопросы.

Валя оглянулась: Маша-Мария стояла в дверном проеме, раскинув руки, и головы гостей, похожие на огромные виноградины, лезли из-за ее плеча.

Валя растопырила пальцы:

– Слиплось, все слиплось! Я лепила, лепила...

– Тьфу! – Иосиф наконец понял и махнул рукой.

Виноградная гроздь рассыпалась.

– Слушай, ну нельзя так! Я подумал – ошпарилась, что-нибудь ужасное, не знаю... – Иосиф говорил, утешая, но утешение получалось слабым. Ни одна женщина из тех, кого он знал раньше, не разрыдалась бы от такой ерунды. Расстроилась, но обратила бы в шутку. Раздражение, искавшее повод, рвалось наружу. Он думал о том, что Валя – эгоистка. Сумела испортить праздник.

– Прекрати, – Иосиф приказал жестко. – Здесь не передача «А ну-ка, девушки!». Черт возьми, мой день рождения – не кулинарный конкурс.

Он вынул миску из ее рук и сгреб в помойное ведро.

– Посиди. Успокоишься, вернешься к гостям, – под краном Иосиф смывал с руки остатки теста. – Но прошу тебя... – развернулся и вышел из кухни.

Валя сидела, прислушиваясь. В комнате было тихо. Гости разговаривали вполголоса. Самым громким был голос Иосифа. Кажется, он пытался исправить положение. Мало-помалу разговор возвращался в нужное русло, но все-таки не становился прежним. Валя сидела, ссутулившись и закрыв глаза. Под веками, набухшими от слез, плыли общежитские лица. Круг замыкался. Снова они все веселились за общим столом, а она сидела за своей загородкой. Валя всхлипнула, потому что на этот раз выходило еще страшнее: ему она пожертвовала самым дорогим. Тем, чем может пожертвовать девушка.