Полуночное солнце

– Я так и делаю, Бен, ты же знаешь. – Конечно же, он дал утвердительный ответ на ее вопрос, что еще он имел в виду? Но все равно ее всю трясло. – Мне холодно, – пожаловалась она.

– Это из-за лесной тени. Она уже дотянулась до дома.

Это объяснение как-то не особенно успокаивало. Успокоило бы, если бы он посидел с ней, обнял ее, но просить об этом она не станет.

– Я иду наверх, – сказал он.

– И что ты будешь там делать, Бен? Что тебя там держит?

Он остановился в дверном проеме спиной к ней. Он стоял так неподвижно и так долго, прежде чем заговорить, что она затаила дыхание. Наконец он произнес:

– Какие ощущения у тебя были, когда ты писала сказку?

– Нашу книжку? – Вероятнее всего, в вопросе содержался ответ или же какой-то намек на него. – Я словно вспоминала то, что знала и забыла. Как будто я позволила сказке использовать меня, чтобы рассказать себя.

– Вот именно. Детям будет очень хорошо с нами, потому что мы направим их. – Он снова умолк, поставив ногу на ступеньку. – Обязательно дай мне знать, если выйдешь из дома.

– Зачем это?

– Чтобы я не думал, кто есть дома, а кого нет.

Его требование разозлило ее, однако злость испарилась перед его ответом – только еще одно чувство добавилось к ее смятению. Она слушала, как его шаги удаляются в тишине, как время от времени сдавленно поскрипывает лестница, потом вдалеке громыхнула дверь кабинета, и она вздохнула разок. Если он желает разыгрывать из себя одинокого художника, она тоже так может. Эллен рывком поднялась из кресла и, взбежав на верхний этаж, толкнула дверь кабинета.

– Я только возьму альбом.

Бен сидел за письменным столом. По белесому небу за окном в сторону леса скатывалось солнце, похожее на ледяное зеркало. Руки Бена лежали на столе, развернутые ладонями вверх, как будто, пока он не замечал, они тянулись к чему-то, на что он смотрел. В бледном свете они казались лишенными красок.

– Работай здесь, если хочешь, – сказал он.

Хотя на мансардном окне, под которым стояла ее доска для рисования, лежал толстый слой снега, она осталась бы, если бы в его голосе слышался хотя бы намек на приглашение, однако она чувствовала, что он едва сознает ее присутствие. Похоже, его больше занимало белое пятно, висевшее над лесом, которое, как она сказала самой себе, никак не могло быть отражением его лица в стекле.

– Внизу места больше. И мне скоро готовить обед, – сказала она.

– На меня не готовь.

– Хочешь попоститься в ожидании рождественского угощения?

Он не ответил. Комната была как будто заполнена тишиной, которую у Эллен не было сил нарушить. Она схватила свой альбом, несколько карандашей и ретировалась в гостиную, где включила лампу над столом и уселась лицом к окну. Тень леса сползала вниз, через Старгрейв, несколько окон на Черч-роуд уже зажглись, и снежный покров начал тускло поблескивать в сумерках. Она раскрыла альбом на первой же чистой странице и взялась за карандаш, понятия не имея, что собирается рисовать. Это казалось не столь уж важным – главное, она могла оставить след на снежной белизне страницы.

Может быть, она нарисует то, что поможет оживить новую сказку Бена. Она начертила круг в нижней трети листа, чтобы изобразить полуночное солнце, не торопясь сделала круг идеально ровным, насколько это было возможно, затем набросала в самом низу страницы сосново-еловый лес. Картинке, как она видела, не хватало чего-то, поэтому она начала дорисовывать деревья над и позади первых, все с большей тщательностью прорабатывая ветки со все большим количеством деталей, пока они не стали напоминать, скорее, морозные узоры, чем деревья, а когда она перешла к следующему ряду, и вовсе перестали что-либо напоминать. Рисунок внушает тревогу, решила она, но еще больше тревожило то, что образ возник у нее в голове, когда она этого даже не сознавала. Она перевернула страницу альбома, подумав о новом сюжете: кристалл, родившийся раньше начала времен.

Конечно, идея принадлежала Бену, а не ей, и она поняла, что не знает, как вдохнуть в нее жизнь. Она позволила кончику карандаша покоиться в центре листа, пока сама пустота в голове, кажется, не пришла в движение. Карандаш нарисовал короткую линию и пересек ее другой, затем наметил углы между ними, разделил концы каждой линии пополам, завершив морозными завитками, затем вернулся к центру и снова принялся делить углы… Задолго до того, как он остановился, она потеряла счет крохотным точным движениям. Но когда он в итоге замер, она увидела, что нарисовала кристалл, или же символ кристалла, форму столь малую и бледную, едва видимую, но при этом настолько многосоставную, что она намекала на образы, лежавшие за гранью воображения. Эллен смотрела на него, пока не решила, что понимает, как его можно вырастить, после чего начала рисовать заново.

Она не заметила, сколько времени прошло. Поначалу она поглядывала в окно на темнеющую тень леса, но после ушла в работу с головой. Чем дольше она рисовала, тем яснее ощущала, что образ уже здесь, перед нею, дожидается, пока она расшифрует его. Форма альбомного листа приводила ее в отчаяние, но что еще она может взять? Ей казалось, она не сможет выпустить карандаш из руки, пока не покроет линиями каждый дюйм бумаги. Наконец она завершила работу и на несколько долгих минут прикрыла рукой заболевшие глаза, прежде чем взглянуть на результат.

Он был прорисован до мельчайшей детали и в то же время нисколько не ясен. Все линии были такими же призрачными, как и на ее первом наброске кристалла. Узор наводил на мысль о ряби, замерзшей в тот миг, когда она скрылась из поля зрения, только – что это за рябь, на чем? Ей представилась середина паутины, такой огромной, почти бесконечной. Она всматривалась в рисунок, пытаясь понять, что он означает для нее, пока не пришлось зажмуриться, чтобы стряхнуть с себя ощущение, будто он впечатался в мозг. Но он остался с ней и в темноте. Эллен перевела взгляд на окно, в надежде, что зрение прояснится, и с испугом поняла, что провела за столом бог знает сколько времени. За окном было почти темно.

Бен уже ушел к Кейт за детьми? Неужели Эллен настолько поглотила работа, что она даже не заметила, как он вышел из дома? Она резко поднялась, едва не споткнувшись о ножки стула, и побежала в прихожую.

– Бен, ты наверху?

Ответом была тишина, однако не возникало ощущения, будто она в доме одна.

– Ты еще там, Бен?

Она уже сняла с вешалки рядом с перилами куртку, когда пол где-то наверху скрипнул, и она услышала голос Бена. Он доносился словно издалека, и либо она неверно расслышала его слова, либо он хотел так пошутить, но она хотя бы знала, что он в доме.

– Пойдешь со мной забирать детей? – прокричала она.

– Но ты же сразу оттуда вернешься домой?

– Вероятно, да.

– В таком случае, я подожду здесь.

Наверное, он заснул за столом, ей показалось, он пытается овладеть голосом.

– А тебе не будет скучно одному, пока мы не вернемся? – крикнула она.

– Постараюсь, чтобы не было.

На этот раз он отвечал гораздо решительнее, голос прозвучал объемнее и сильнее.

– Мы недолго, – пообещала она.

Эллен просунула руки в рукава, застегнула «молнию» и открыла входную дверь. Она сделала всего один шаг в сумерки, и зубы застучали от холода.