Полуночный поцелуй

— Я уже видел это выражение лица. Каждый раз, когда Бетси называет тебя одной из жительниц этого города, у тебя такое лицо, словно ты сейчас убежишь в ближайшие горы.

— Мне придется очень долго бежать, ведь Индиана — самый равнинный штат в Америке, — рассмеялась Дженна.

— Ты знаешь, что я имею в виду, — покачал головой Эрл. — Я знаю тебя всю твою жизнь и еще помню ту кроху, которая любила сидеть на стуле в моей мастерской и смотреть, как я пытаюсь починить грузовик ее отца. Когда я просил, ты подавала мне инструменты, а в остальное время донимала бесконечными вопросами.

— Я помню вас и запах масла, и музыку в стиле кантри, которая всегда играла в мастерской.

— Ничто не поможет работать быстрее и лучше, чем старые хиты Тревиса Тритта. А еще я помню то время, когда ты только переехала к своей тете.

— Она замечательная, — тепло улыбнулась Дженна.

— Да, — кивнул Эрл. — Твоя мать тоже была такой.

— Она была хорошей матерью, — пряча взгляд, откликнулась она. — У которой не всегда получалось сделать правильный выбор.

— Возможно, но в конце она поступила правильно, — твердо сказал Эрл. — Тот мужчина попросил ее убежать с ним из города, но Мери отказала ему. Скажу тебе, тот парень был вне себя от ярости. Он заехал в мою мастерскую, чтобы купить пару запасных деталей, а потом уехать из города навсегда. — Эрл подошел ближе и заглянул Дженне в глаза. — Твоя мать сказала ему, что не может оставить свою семью, которая для нее важнее, чем он и все его планы, что она была дурой и должна попытаться все исправить.

— Но я думала…

— Ты ошибалась, как и все городские сплетники. Думаю, в тот день, когда мы потеряли твоих маму и папу, Мери решила попытаться наладить отношения с мужем. Она купила цветы, конфеты, свечи и все остальные милые мелочи, которые нужны для романтического ужина. Люди твердили, что все это предназначалось другому мужчине, но в тот момент он уже давно уехал из города. Нет, в тот день Мери ехала к твоему отцу. Домой.

Авария произошла на перекрестке дорог, которые вели из города и к ферме. Конечно, все подумали, что Мери собиралась сбежать к любовнику, но вдруг Эрл прав? Все эти годы тетушка Мейбел пыталась сказать ей, что не стоит верить слухам, что у этой истории есть и другая сторона, но Дженне было так больно, что она ничего не хотела слышать.

— Я ненавидела ее, — прошептала Дженна, с трудом сдерживая слезы.

— Вся твоя жизнь перевернулась в тот день. Ты могла позволить себе немного злости, — мягко улыбнулся Эрл.

— Да, но я должна была попытаться понять ее, должна была…

— Дженна, когда твои родители умерли, тебе было всего семь. Ни один ребенок не может понять, почему взрослые совершают глупости. Просто иногда для того, чтобы разглядеть полную картину, требуется немного больше времени.

— И все вокруг твердили мне, что это мама во всем виновата…

— Не стоит слушать то, что говорят люди, — покачал головой Эрл. — Они не знали Мери так, как я. Ты должна верить своему сердцу, а не этим ложным друзьям.

— Но я почти не помню ее, — всхлипнула Дженна. Слезы, полные боли, облегчения и благодарности, переполняли ее, и она была не в силах сдержать их.

— Ничего, девочка, — улыбнулся Эрл, неловко погладив ее по голове. — Приходи ко мне в мастерскую, садись на стул, подавай мне инструменты и задавай вопросы, а я расскажу тебе все, что смогу вспомнить.

— Спасибо вам большое. Наверное, за эти годы я успела забыть, что в этом городе есть такие люди, как вы.

— Я просто добрый сосед, а таких у тебя всегда было достаточно, — улыбнулся он.

Дженна вспомнила, что после смерти родителей ей почти нечего было перевезти в дом тетушки Мейбел, ведь ее семья жила бедно. Но уже на следующее утро на пороге их дома начали появляться пакеты, полные игрушек и одежды.

— Та одежда и игрушки, — прошептала она. — Никто так не сказал нам, кто собрал их для меня…

— Это сделала Бетси. Так сложилось, что у нее нет собственных детей, так что после смерти твоих родителей она как бы взяла тебя под свою опеку.

— Бетси? — изумленно переспросила Дженна. — Но я думала…

— Бетси гораздо добрее, чем кажется на первый взгляд, — улыбнулся Эрл.

Только тогда Дженна вспомнила, как Бетси, из окна замечавшая, что она не слишком осторожно катается на велосипеде, выходила на крыльцо и читала ей длинную лекцию о правилах дорожного движения, за которой всегда следовало шоколадное печенье или кусок яблочного пирога. А еще Бетси как минимум раз в неделю приглашала ее заглянуть на обед, где не только кормила до отвала, но еще и давала что-нибудь вкусненькое с собой.

— Она замечательная соседка, — улыбнулась сквозь слезы Дженна. — Все это было так мило с ее стороны.

— Да, только ни в коем случае не говори ей, что я проболтался, — погрозил ей пальцем Эрл. — Это испортит ее репутацию самой суровой дамы Ривербенда. Иногда она действительно бывает такой, но у нее большое, доброе сердце. Такое же было у бывшей директрисы младшей школы Паулины Дитрих, пусть Господь хранит ее душу. Она рассказывала мне, что каждый раз, проходя мимо твоего класса, заглядывала, чтобы проверить, все ли у тебя в порядке и ладишь ли ты с другими детьми.

Дженна помнила милую пожилую директрису, которая часто заходила в их класс. Тогда она и подумать не могла, что это ради нее.

— Как и все мы, она думала, что тебе нужно больше заботы и внимания, и беспокоились за тебя и твою тетю. Когда люди узнали, что у вас не хватает денег, то захотели помочь и принесли все, что могло тебе понадобиться.

Это были почти те же слова, которые Дженна слышала от отца Михаэля. Все эти годы она концентрировалась лишь на плохих воспоминаниях о городе, используя их как оправдание для своего бегства, и в какой-то момент они вытеснили память о людях, которые были так добры к ней.

— Этот город никогда не оставляет своих в беде, — сказал Эрл, положив руку ей на плечо. — И ты всегда была одной из нас, что бы ни болтали идиоты. Когда ты только приехала в город, ты выглядела потерянной, но похоже, сейчас начинаешь обретать себя. Ты сама еще этого не понимаешь, но Ривербенд — это твой дом. Всегда был им и всегда будет.

С этими словами он вышел из зала, оставив Дженну наедине с ее мыслями и портретами женщины, которая провела в Ривербенде сто лет своей жизни. Она медленно обошла зал по кругу, вглядываясь в фотографии Эунси. Здесь было много маленьких черно-белых фотографий, на которых Эунси была еще совсем маленькой девочкой — на руках у отца, с шоколадным печеньем во рту, на ступеньках большого, построенного в викторианском стиле дома, с подарком в руках перед пушистой, сияющей гирляндами елью. С ними соседствовали фотографии, которые рассказывали о взрослой жизни Эунси: о ее работе в различных благотворительных организациях, на той же кухне, где сама Дженна всего пару дней назад была волонтером, на городском фестивале, в больнице. Столько счастливых воспоминаний. Но помимо Эунси Дженна видела на фотографиях знакомые лица других горожан. Долгие годы она твердила себе, что все эти люди ей чужие, что она не создана для жизни в маленьком городке. Но, несмотря на это, жители Ривербенда всегда были рядом с ней, готовые помочь в трудную минуту, и она не знала, сможет ли когда-нибудь отплатить за их доброту.

Дженна попыталась сосредоточиться на работе, но не смогла. Ее мозг, осаждаемый тысячами противоречивых мыслей, требовал разрядки, поэтому она накинула пальто и направилась к выходу. У дверей она столкнулась с Ливией.

— Эй, куда ты так спешишь? — удивленно спросила она.

— Хочу немного прогуляться, — как можно более спокойно ответила Дженна, но Ливия все равно заметила, что ее что-то тревожит.

— С тобой точно все в порядке? — нахмурилась она.

— Конечно, — вымученно улыбнулась Дженна. — Мне просто нужно время подумать.