Полусвет

Только я вот как-то не планировала помогать Вагнеру восстанавливаться таким образом.

— Это не игра, — заворочалась я в попытках выбраться из ставших крепкими объятий вампира, — это эксперимент. Отпускай.

— Ну конечно, — засмеялся Вагнер, ослабляя хватку, — я и забыл, что ты у меня исследователь.

Я упала на подушку и замерла. Исследователь. Ученый. Именно им я хотела быть, когда вступала в ряды ПМВ. Как папа. Я не хотела никого убивать тогда, не собиралась вредить. Все, чего я хотела — найти ключ к миру между людьми и вампирами.

Насколько такой мир на самом деле мог быть выгоден Самсону? Я всегда привыкла думать о нем как о психе и убийце, что веками проливал кровь. Единственное, что в нем я принимала за светлое — это его привязанность к Вагнеру.

Но я всегда думала о нем, как человек. Со своей точки зрения и ракурса. Я на самом деле никогда близко не подпускала к себе мысли Самсона.

И упустила самое важное.

Перед глазами стоял маленький рожденный вампир, лет шести.

Шестилетний мальчик, родившийся еще до смерти Самсона.

Самсон создал себе личного царя. Настоящего царя вампиров. Он же его вывел чуть ли не лабораторным путем, добравшись аж до самой царской семьи. Он мог выбрать любую правящую семью по всему миру — но остановился на этой. Он изучал столетиями, присматривался, собирал информацию, налаживал связи. А до этого, наверняка, Самсон поставил ни один эксперимент, прежде, чем провернуть этот план.

Я смотрела на значок короны на загоревшемся экране планшета.

Великобритания? Франция? Германия?

Африка?

Сколько еще Самсон создал таких, как Вагнер?

Сколько потенциальных наследников на свой вампирский престол он сотворил?

Зачем ему понадобился новый эксперимент?

Капля крови на экране планшета сияла все ярче, вызывая самые странные воспоминания. Те, к которым не хотелось возвращаться никогда и не при каких обстоятельствах, но было нужно. Перед глазами было темно, а в груди ледяными оковами сковал легкие страх.

Казалось, что я даже дышала с изморозью.

Его голос все еще был очень далеко, но я слышала его. Он всегда жил в моей голове и никогда не исчезал оттуда. Самсон словно пропитал все мое существо, растворившись в каждой клеточке тела. Я чувствовала его, я дышала им. Каждым словом, каждым граммом боли и ненависти, что родились тогда.

В тот день, измученная и истерзанная, я удивлялась, почему мой концентрат Самсон не заметил и не выкинул до нападения. После благодарила бога, что он не заметил влияния концентрата сразу.

Я подумала, что увлекся.

Я была уверена, что был ослеплен ревностью.

Много позже я удивлялась, как измученный и растворяющийся он все же нашел укрытие и смог восстановиться. Я подумала — умен и хитер. Я подумала — слишком силен.

Ты слишком часто ее спасаешь.

Вагнер спас меня и привез в ПМВ где, как теперь очень понятно, уже была запущена какая-то сфера влияния Самсона. Там уже было подготовлено.

У Самсона никогда не было вопроса, почему Вагнер это делает. Так же, как и не было возражения на этот счет. Да, в нашу последнюю встречу он явно посчитал, что я уже изжила себя.

Почему-то.

Слишком часто

Я слышала это, как укор Вагнеру.

Но что если это был укор мне?

— Сима, — голос Вагнера остался где-то далеко, — Сима.

Капля кровь словно становилась больше, заполняя собой все свободное пространство в моей голове. Стук сердца растворился в гуле кипящей крови. Я не слышала ничего, кроме Самсона

В тот день он очень много говорил. Рассказывал, как долго умирает человек от потери крови. Объяснял, почему жертву нужно загонять перед смертью и что не так с пакетированной кровью.

Теперь ты по-настоящему одна, детка.

Он говорил со мной с нежностью. Как настоящий маньяк, он баюкал и успокаивал меня. В нем не было и грамма ненависти — это я пылала ею, а он меня успокаивал.

Одна.

Тогда мне казалось, что он говорит про момент.

Самсон убил моих родителей руками Вагнера. Но Вагнер не убил меня несмотря на приказ. На внушение столь сильное, что веками держало оковы на разумах столь тонкие и искусные, что и по сей день сложно отличить ложные воспоминания от своих.

В какой день Самсон подумал о том, что ему нужен инструмент для контроля своих детей более мощный, чем его внушение?

Сколько он создал прежде, чем создал меня?

Одна

Или я — первый неудавшийся эксперимент?

Слишком часто

Самсон отправил меня в психушку и остался в ПМВ делать что-то, что известно лишь одному богу. Он сознательно спаивал меня.

Чтобы что-то скрыть.

Стало очень холодно.

— Мне надо, — промямлила я, шаря руками вокруг, — я сейчас.

Он мог убить меня такое множество раз, что и не пересчитать.

Разум, как на зло, оставался на месте. Больше он не ускользал в неустойчивое небытие, защищая меня от происходящего вокруг. Ад и кошмар, что казалось исчез навсегда, словно восстал из могилы и смотрел на меня своим ледяным взором.

Я до сих пор помнила это ощущение. Когда Мартинас оказывался рядом — он буквально уничтожал тебя своей аурой. Века. Многие многие века жизни его сочились буквально из всего его существа. Он творил историю. Он сам был историей. Ты растворялся в этом ледяном ужасе. Жуткий от и до, Самсон проникал в самую твою душу и овладевал ее с первого взгляда. И, несмотря на это, невозможно было не испытывать восторг рядом с ним.

— Сима, — Вагнер схватил меня за плечи, а я закашлялась, давясь беззвучными рыданиями, — Сима, что происходит?

Кто-то из людей ему помогал всегда. Абсолютно добровольно помогал. Храня верность ему и проходя все, что он скажет. Не за деньги, нет. А ради вот этого ощущения собственной важности. Ради чувства небывалого величества. Ведь быть рядом с Самсоном — это значит творить историю. Если Самсон вырастил себе целый выводок правителей, то уж найти тех, кто бы ему поклонялся, как богу и убедиться в их верности, передающейся из поколения в поколения, у него точно было время.