Полужизни

– Когда Шарлотта Зэйлер сказала, что ты живешь с Эйденом Сидом, я не поверила. Но из «Экстренного вызова» поступило подтверждение, и у меня сердце упало. Взяв себя в руки, я поехала к багетной мастерской, остановилась неподалеку и стала ждать. Через некоторое время появилась Зэйлер с уже знакомым мне копом, детективом Уотерхаусом. Он был у меня в субботу и тоже расспрашивал об Эйдене. Они с Зэйлер вошли в мастерскую.

– Я при этом присутствовала, – говорю я.

– Вскоре они вышли и расселись по машинам. Уотерхаус далеко не уехал – притаился в конце улицы, а когда через пару минут появился Эйден Сид, сел в машину и покатил прочь от мастерской, Уотерхаус двинулся следом, а я – за Уотерхаусом. Таким нелепым конвоем мы добрались до Лондона. До Масвелл-хилл. – Мэри выжидающе на меня смотрит, явно рассчитывая на какую-то реакцию. – Тогда я вроде бы догадалась, куда направляется Сид, только логики в его плане не видела.

– Куда он направлялся? – сдавленно спрашиваю я. Уезжая, Эйден уверял, что ему нужно в Манчестер. Он врал, он каждый раз врал...

– Я знала, что Стивен Элтон и Джемма Краудер получили условно-досрочное освобождение. Мой приятель из «Экстренного вызова» потрудился на славу – раскопал и сообщил мне, где они теперь живут, где работают...

– И где они работают?

– Ты правда хочешь знать? – хмурится Мэри. – Стивен Элтон – механик в килбернском представительстве «Форда», а Джемма Краудер работает, то есть работала в Свисс-коттедже. Там есть центр альтернативной медицины под названием «Комнаты здоровья». Мой приятель сходил к ней на стоунтерапию. – Наверное, Мэри говорит о том собачнике в красной шапке с помпоном. «Мой приятель... Я и прежде пользовалась его услугами...» – О посещении центра он рассказывал, сияя от радости. Вот это работа! Сахар в меду! Еще бы, чек за лечение этот наглец мне принес!

– Стоунтерапия – это же массаж камнями? – бесцветным голосом спрашиваю я. – Камнями...

Мэри открывает рот, но не издает ни звука. Она ведь даже не подумала...

Джемма Краудер – целительница...

– Стивен был аптекарем, фармацевтом. А она – учительницей начальных классов.

– Ну, после тюрьмы прежние должности им не светили, а вот авторемонтная мастерская и шарлатанский медцентр – пожалуйста. Вероятно, в одних местах потенциальных сотрудников проверяют тщательнее, чем в других. – Мэри выбрасывает окурок в окно и обеими руками растирает поясницу.

– Они поселились в Лондоне?

– Да, в доме номер двадцать три «Б» по Раскингтон-роуд. Туда и направлялся в понедельник Эйден Сид.

– Но ведь он не знал о том...

– Знал, Рут, знал.

Ни за что в это не поверю! Эйден тайком от меня встречался со Стивеном и Джеммой? Быть того не может!

– Эйден свернул на Раскингтон-роуд, а Уотерхаус проскочил мимо. Когда он понял свою ошибку и вернулся, Эйден уже поставил машину у дома номер двадцать три. Совершенно не таясь. Я припарковалась вторым рядом в конце улицы. Такая участь постигла и многих других автомобилистов, поэтому Уотерхаус меня не заметил. Его внимание приковал Эйден, который чуть ли не бегом бежал к Масвелл-хилл-роуд.

– Зачем? – вырывается у меня. – Зачем Эйдену ставить машину у дома и куда-то идти?

– Понятия не имею! – раздраженно отвечает Мэри. – Знаю лишь, что Уотерхаус поспешил следом за ним.

– А ты?

– Нет. Пешком чересчур рискованно: мои волосы издалека видны. Едва оба скрылись из вида, я осмотрела дом. У кнопки звонка в квартиру Джеммы и Стивена стояли лишь их фамилии – Краудер и Элтон, те же, что и в газетах.

– «Динь»... Звонок на двери в «Приюте ангелов» называли «Динь».

В глазах Мэри вспыхивает отвращение.

– Под фамилиями бисерным почерком было написано слово «Мрачнолес».

– В Линкольншире они жили на Мрачнолес-лейн, – откашлявшись, поясняю я. – Иначе говоря...

– Иначе говоря, они решили назвать съемную квартиру в честь той улицы.

– Да, это в их духе. Точнее, в ее духе.

– Я позвонила в дверь, – продолжает Мэри. – Поражаюсь собственной отваге! Не спрашивай, как бы я поступила, если бы дверь открыли! Понятия не имею. Только дома никого не оказалось. Справа от двери там выступающее окно. В него я и увидела фотографию в рамке, одну из тех, что ты в письме описывала, – он целует ее в щеку.

Во рту вкус желчи. Та фотография... Я в белоснежной гостиной «Приюта ангелов», Стивен пытается меня поцеловать...

– Я сразу поняла, кто передо мной. Приятель из «Экстренного вызова» снабдил меня газетными вырезками со статьями о процессе, фотографиями и так далее. Лица я узнала без труда. Неудивительно, что тебе захотелось спасти Стивена от неволи, у него же вид потерявшегося ребенка!

– Они по-прежнему вместе... Он дал показания против нее, она пыталась взвалить вину на него, а они вместе! С теми же фотографиями на стенах...

– Стены украшали не только безвкусные фотографии, – зло объявляет Мэри. – Я разглядела кое-что еще.

– О чем ты? – Надо же, она заставила меня написать то письмо, хотя прекрасно все знала.

– Я осталась ждать в машине. Не для того ведь в Лондон приехала, чтобы просто так сдаться! Через некоторое время вернулся Саймон Уотерхаус.

– Он тебя видел?

– Нет, – качает головой Мэри, – его интересовал лишь дом Краудер и Элтона. Уотерхаус ходил вокруг, заглядывал в окна, а потом сел в машину. Совсем как я! Около половины десятого к дому подошли Джемма Краудер и Эйден Сид.

Надеюсь, я не вздрогнула от ужаса!

– Он открыл багажник, что-то достал и понес в дом. Что именно, я не увидела, была слишком далеко, а за машиной Эйдена стоял большой белый фургон, загораживая обзор. – Мэри наматывает длинную прядь на руку – В окнах зажегся свет, и Краудер задернула шторы. Тогда Уотерхаус и решил: с него хватит. – Улыбка Мэри полна презрения к человеку, не проявившему должную настойчивость.

– А ты нет? – угадываю я.

– Нет. Между шторами осталась щель, так что я прямо с улицы видела, что творится в доме.

Эйден был наедине с Джеммой Краудер!

Мэри ждет вопроса, но я не задаю. Вернее, не могу задать.

– Я услышала стук молотка. Эйден вбивал в стену крюк, чтобы повесить картину. Угадай какую!

И гадать нечего. Вариант только один. Мэри считает виноватой меня...

– «Аббертон», – отвечаю я. – Эйден вешал «Аббертона».

– Мой «Аббертон», – бесцветным голосом повторяет Мэри. – Моя работа оказалась у чужаков. И не просто у чужаков...

– Я отдала ее Эйдену в доказательство того, что он не мог тебя убить. Он как заведенный это повторял, никаких доводов не слушал. На «Аббертоне» стояло твое имя и дата – 2007 год, а Эйден сказал, что убил тебя много лет назад.

– Откуда ты знала про имя и дату? В июне, когда я принесла картину в галерею, их там не было.

Я рассказываю о «Вратах в искусство», стараясь излагать понятнее.

– Боже милостивый! – шепчет Мэри и кусает губы так, что проступает кровь. Когда она затягивается, фильтр краснеет, как от помады.

– Я отдала картину Эйдену и больше ее не видела. Он не объяснил, что с ней сделал. Мэри, пожалуйста, прости...

– Ну, подарок есть подарок, – звенящим голосом говорит Мэри. – Я подарила «Аббертона» тебе, ты – Эйдену, Эйден – Джемме Краудер.