Полужизни

– Бог с вами, ничего подобного!

– Уверены?

– Абсолютно! Эйден писал не насилие, а трудности межчеловеческих отношений, непонимание...

– Вы, наверное, не помните, кто приобрел каждую из картин? – спросила Чарли и скрестила пальцы. Ей нужно было увидеть ту картину, срочно! Только бы ее не купил коллекционер из Окленда или Шри-Ланки, который случайно попал в Лондон во время выставки Эйдена.

– Действительно, не помню, – согласилась Йен, – но этого и не требуется. Есть ведь сводный список проданных экспонатов. На закрытом показе продались лишь три, зато на следующий день от желающих не было отбоя – некоторые даже звонили и клялись, что готовы купить работу Эйдена не глядя. Пожалуй, тогда я впервые поверила в силу молвы. Оставшиеся разошлись молниеносно. Покупатели требовали новых картин и право первого выбора. Безумие, сущее безумие! – Йен светилась от восторга: судя по всему, та выставка стала пиком карьеры не только для Эйдена, но и для нее самой.

Сердце Чарли учащенно колотилось. Фантастика. Нужная информация – вот она, в папке, только руку протяни!

Иен достала два линованных, аккуратно сшитых листа формата А4, и Чарли запаниковала: «Сейчас она увидит название картины номер восемнадцать!» Но Йен просто протянула ей список.

Первой в глаза бросилась фамилия Вайерс. Картину под названием «Рутина терзает» приобрела некая миссис Сесили Вайерс. В голове Чарли раздался тревожный сигнал: где она слышала это название? Почему необычное выражение кажется знакомым? Перед мысленным взором возникло лицо Рут Басси. «Рутина терзает» как-то связано с Рут?

К одному каверзному вопросу тотчас присоединился второй: Сесили Вайерс – родственница Марты? Вдруг бестактные особы, скандалившие из-за картины, – Марта и ее мать? Это Марта заявила, что в картинах Эйдена живет порочная душа, и получила от Йен нагоняй?

– Список проданных картин мне тоже понадобится, – перевернув страницу, объявила Чарли.

Покупателем «Шести зеленых бутылок», картины номер десять, значился мистер Сол Хансард, бывший босс Рут Басси. Картина номер восемнадцать шла последней, в самом конце второй страницы. Чарли не удивилась бы, увидев имя Стивена Элтона или Джеммы Краудер. Невероятных фактов в этом деле было столько, что они стали почти привычными. Точнее, Чарли думала, что стали, но, едва прочла имя покупателя, мысли ее понеслись вскачь, толкая друг друга, сшибая, точно взбесившиеся животные.

Картину «Убийство Мэри Трелиз» приобрел мистер Дж. Э. Дж. Аббертон.

19 5 марта 2008 года, среда

– Ты когда-нибудь врала, чтобы угодить Эйдену? – спрашивает Мэри, усаживаясь на подоконник.

– Вроде бы нет. – Я врала не в угоду Эйдену, а чтобы защитить его и себя.

– А Марта врала. Если бы она не лгала себе и о себе, они с Эйденом не объединились бы против остальных, не откололись бы от группы и не оказались в одной постели. Возможно, тогда Марта не переступила бы последнюю черту. Ведь именно той ночью умерла ее любовь к Эйдену, а отчаяние накрыло ее с головой.

– Что случилось?

– После интервью «Таймс» пять Нулей Нового Тысячелетия отправились в бар. Там с новой силой вспыхнул спор, что важнее, карьера или счастье, который быстро перерос в безобразную ссору. Нули перебрали с выпивкой, добродушные шутки сменились злыми, а мишенью стал Эйден. Его заявления на тему «Личная жизнь – ничто, карьера – все» показались напыщенными даже Марте. А Эйден терпеть не может, когда над ним смеются. Слышала о Дуне Чемпионе?

– Кажется, да. Он знаменитость?

– Еще какая.

– Но ты назвала их Нулями Нового Тысячелетия...

– В итоге нулем становится каждый, кто-то раньше, кто-то позже, – перебивает Мэри. – Дуна обозвал Эйдена напыщенным козлом, а Марта бросилась защищать. Заявила, что Дуна и прочие – полные ничтожества, а она согласна считаться напыщенной вместе с Эйденом. То есть Марта приняла позицию Эйдена, точнее, сделала вид, что приняла. Отбив атаку Дуны, она наконец исполнила свою мечту – произвела впечатление на Эйдена. Они вдвоем поехали в Сохо, в уютном индийском ресторанчике с удовольствием раскритиковали профессиональные достижения Дуны и остальных, а завершили вечер в отеле, который забронировала «Таймс». В номере Эйдена, разумеется...

– Название отеля ты знаешь?

– «Конрад», – смерив меня удивленным взглядом, отвечает Мэри, – в бухте Челси.

Слава богу, не «Драммонд»!

– С формальной точки зрения они действительно занимались сексом.

– То есть?

– Проникновение произошло, но к нему все и свелось: Эйден сплоховал.

– Это Марта тебе сказала?

– Когда Эйден ее бросил, Марта рассказывала о памятной ночи даже родителям. Она, мол, ничего не понимает, хотя привыкла разбираться в каждой мелочи. Для Марты все должно было иметь смысл, иначе она не могла физически. В ту ночь плохонький секс ее не расстроил, ибо главным она считала другое. Эйден сказал, что любит ее с тех пор, как встретил на собеседовании в Тринити. – Мэри спрыгивает с подоконника и начинает мерить шагами комнату. Голос звенит от возбуждения, словно она переходит к самой важной части рассказа. – Эйден сказал именно то, что хотела услышать Марта: она необыкновенная, он не отвечал ей взаимностью, потому что испугался своих чувств, и так далее. Эйден даже о будущем говорил: они не должны расставаться ни на секунду. Утром он ушел рано – спешил на занятия в аспирантуре при Национальной портретной галерее. «Я позвоню, – пообещал Эйден, целуя ее на прощанье. – Соскучиться не успеешь». – Мэри смеется. – Марта как настоящая писательница безоговорочно верила в силу слов. Если она запомнила эти слова, значит, Эйден выразился именно так.

– Он не позвонил. – Вместо вопроса получается утверждение.

История Марты звучит пугающе знакомо. Со мной Эйден повел себя точно так же – объяснился в любви, предложил руку и сердце, целую ночь сжимал в объятиях, а наутро охладел и с каждым следующим днем отстранялся все больше. Потом он перевез вещи ко мне, то есть физически стал ближе, но эмоционально, духовно и чувственно – дальше.

– Эйден связался с ней, но далеко не сразу, – отвечает Мэри. – Марта писала ему, звонила – безрезультатно. В полном отчаянии она целую неделю ежедневно караулила у Национальной портретной галереи. Эйден не появился. Тогда Марта справилась в администрации. Ей ответили, что аспирантура у Эйдена закончилась неделю назад. Где его искать, она не представляла. Эйден не оставил ей домашний адрес и не сказал, куда отправится после Тринити. Бедняжка бродила по городу и рассказывала о своих бедах каждому встречному – официантам, барменам, таксистам. Словом, вела себя как полная идиотка, и плевать ей было, как она выглядит со стороны. Марта хотела понять, почему так вышло, почему мужчина, который поклялся в вечной любви, взял и исчез.

Я морщусь от табачного дыма, хотя окно распахнуто, а Мэри давно докурила последнюю сигарету.

– Мужчины часто клянутся в любви, чтобы затащить женщину в постель. – Такой ответ кажется самым рациональным.

– Нет! – чуть ли не кричит Мэри. – Признания в любви Марта выслушивала уже в его постели. Она и без романтической брехни согласилась бы на что угодно, и Эйден прекрасно это понимал. Он объяснился в любви, чтобы спасти уязвленную гордость. Он же перфекционист и желает быть лучшим во всем. Как любовник он явно сплоховал и понял: чтобы спасти ситуацию, нужно срочно включать красноречие! – Глаза Мэри напоминают серые льдинки, каждое слово сочится горечью. – Страстный шепот о вечной любви стал ложным маневром. Какая уж тут искренность! Эйден хотел, чтобы Марта считала его лучшим любовником на свете, и получилось именно так. Говорю же, писательница Марта свято верила в силу слов. Посредственный секс? Ерунда! Главное, она услышала то, о чем мечтала. Ночь с лживым импотентом стала самой волшебной в ее жизни...

– Хватит!

Не желаю больше слушать, довольно с меня! Но я все-таки спрашиваю:

– Где это случилось? Где она повесилась? Здесь?

Изо всех сил стараюсь отодвинуть воспоминание о чувстве, с каким я переступила порог Гарстед-коттеджа. Меня тянуло сюда как магнитом. Казалось, здесь мне самое место.

– На первом этаже, – без всякого выражения отвечает Мэри. – Пошли, покажу.

– Нет! Так ты для этого привезла меня сюда? Я не хочу ничего видеть!

– По-твоему, я там тело Марты прячу? Ничего подобного. Там просто выставка. Ты же любишь искусство? – Мэри щурится и, не давая мне ответить, добавляет мелодичным голосом, от которого у меня по коже бегут мурашки: – У Эйдена открылась персональная выставка, и он послал Марте приглашение.

– Это было до или после ночи в «Конраде»? – Пусть говорит, лишь бы вниз не тащила!

– После. Прошло не меньше двух недель. Марта училась жить с тем, что Эйден не позвонил «так быстро, что она соскучиться не успеет», что он лжец и без него лучше, а тут, бац, приглашение на закрытый показ. Оно пришло через издательство. Никакой записочки, ничего личного – стандартный бланк галереи. Влюбленная идиотка тотчас воспарила к небесам. Она так устала от страданий, что хваталась за любую соломинку.