Поля крови. Религия и история насилия

Глава 12 Священный террор

18 ноября 1978 г. в сельскохозяйственной колонии Джонстаун (Гайана) 913 американских граждан покончили жизнь самоубийством, отравившись цианидом {1511} . Впервые в истории Соединенных Штатов погибло такое число мирных жителей одновременно. Все эти мужчины, женщины и дети принадлежали к «Храму народов», основанному в 1950-е гг. в Индианаполисе (штат Индиана) харизматическим проповедником Джеймсом Уорреном Джонсом (1931–1978). Благодаря своей приверженности расовому и социальному равенству это движение было особенно привлекательно для американской рабочей бедноты (как белых, так и афроамериканцев). Люди жили общинной жизнью, взяв за основу то, что Джонс называл «апостольским социализмом» Деяний Апостолов. В 1965 г. Джонсу было видение, что Чикаго уничтожит ядерная бомба, и он убедил последователей перебраться с ним и его семьей в Калифорнию. «Храм» открыл свои учреждения в Сан-Франциско и Лос-Анджелесе и завоевал репутацию движения политически прогрессивного. Он предлагал своим членам юридическую помощь, присмотр за детьми, жилье, бесплатное медицинское обслуживание, а также реабилитацию больных алкоголизмом. Численность возросла до тысячи человек, и в 1976 г., чтобы избежать (как было сказано) системного насилия и несправедливости Соединенных Штатов, «Храм» переселился в Гайану.

1511

Rebecca Moore, ‘Narratives of Persecution, Suffering and Martyrdom: Violence in the People’s Temple and Jonestown’, in James R. Lewis, ed., Violence and New Religious Movements (Oxford, 2011); Moore, ‘America as Cherry-Pie: The People’s Temple and Violence’, in Catherine Wessinger, ed., Millennialism, Persecution and Violence: Historical Circumstances (Syracuse, NY, 1986); Wessinger, How the Millennium Comes Violently: Jonestown to Heaven’s Gate (New York, 2000); Mary Maaga, Hearing the Voices of Jonestown (Syracuse, NY, 1998)

На историю в Джонстауне часто ссылаются в доказательство того, что религия принесла больше смертей и страданий, чем любая другая человеческая деятельность. Но, хотя Джонс был рукоположенным методистским пастором, часто ссылался на Евангелия и использовал религиозный антураж, он же был, по собственному признанию, атеистом и коммунистом, а традиционное христианство высмеивал. Слухи о нехороших порядках в «Храме» поползли еще в 1972 г.: люди, покинувшие его, рассказывали об избиениях, грубости и эмоциональной жестокости. Членов сурово наказывали за расистские и сексистские замечания, жалобы на условия общинной жизни и перерасход пищи. Виновников подвергали жестокому физическому наказанию и публичному унижению, поэтому община жила в постоянном страхе. При этом Джонс всячески расписывал пыточные методы ЦРУ, нацистские концлагеря и расправы ку-клукс-клана. В 1972 г., еще находясь в Калифорнии, он объявил, что правительство Соединенных Штатов

…собирается загнать людей нашей страны в концлагеря. Они отправят их в газовые печи, как евреев… Они посадят вас в концлагеря, которые уже построены в Тьюл-Лейке, Калифорнии, под Бирмингемом, возле Эль-Рино, в Оклахоме. Все туда попадут… У них еще есть концлагеря. Они сделали это с японцами и сделают с нами {1512} .

«Говорю вам, – уверял Джонс, – нам угрожает корпоративная диктатура… большое фашистское государство, большое коммунистическое государство» {1513} .

1512

Moore, ‘Narratives of Persecution’, p. 102

1513

Ibid., p. 103

Настоящий кошмар начался в 1978 г., когда члены «Храма» принялись репетировать массовое самоубийство. В «белые ночи» их внезапно будили и говорили, что вот-вот нападут американские агенты и ничего не остается, кроме самоубийства. После этого несчастные выпивали напиток, который считали отравленным, и дожидались смерти. 18 ноября 1978 г. общину посетил американский конгрессмен Лео Райан. Он приехал расследовать сообщения о нарушении прав человека. После отъезда Райана Джонс послал своих людей убить его на аэродроме, а затем созвал общину в павильон. Там врачи подали общинникам цианистый калий, растворенный в безалкогольном напитке Flavor-Aid. Родители сначала напоили им детей, потом выпили его сами. Судя по всему, большинство умерли добровольно, но 200 детей явно были убиты, и еще сотне стариков, возможно, ввели яд насильно.

Свои последние слова они записали на аудиопленку. Концепцию «революционного самоубийства» Джонс позаимствовал у Хьюи Ньютона, одного из вождей Партии черных пантер {1514} . «Я принял решение совершить революционное самоубийство. Мое решение хорошо продумано, – сказал один из обитателей Джонстауна. – И умирая, я надеюсь, что моя смерть послужит дальнейшему освобождению» {1515} . «Было приятно участвовать со всеми вами в этой революционной борьбе, – сказала одна женщина. – Никаким другим путем не хочу идти, кроме как отдать жизнь за социализм и коммунизм» {1516} . Люди, убежденные, что не имеют голоса в собственном обществе, поверили, что их услышат, если они наложат на себя руки подобным образом! Последним принял яд Джонс. «Мы сказали – тысяча людей сказала! – нам не нравится, каков этот мир. И мы совершили не самоубийство, мы совершили революционное самоубийство в знак протеста против условий бесчеловечного мира» {1517} .

1514

Huey Newton, Revolutionary Suicide (New York, 1973) (Ньютон Х. Революционное самоубийство. – Екатеринбург: Ультракультура, 2003.)

1515

Moore, ‘Narratives of Persecution’, p. 106

1516

Ibid., p. 108

1517

Ibid., p. 110

Без сомнения, уклад жизни в Джонстауне был непростым, да и фактов у нас маловато. Однако религию нельзя считать главной причиной трагедии. Скорее, многое напоминает случаи «революционного самоубийства», выраженные в религиозных категориях. «Храм» стал протестом против структурного насилия американского общества. Сюда стекались люди с непростой судьбой, на чьи несчастья, как жаловались члены общины, государство не обращало ни малейшего внимания. Поэтому Джонстаун – и протест, и критика. Члены «Храма» обвинили в своей смерти Соединенные Штаты: мол, из-за системного насилия жизнь стала невыносимой и лучше уж умереть. Конечно, Джонса трудно назвать психическим здоровым человеком. Но он верил, что участвует в неравной борьбе со сверхдержавой, у которой все козыри на руках. Все эти элементы всплывут на волне религиозно мотивированного терроризма, которая начнется в 1980-е гг.

Многое тревожит в джонстаунской драме. И в частности, следующее: она проливает свет на нигилистическое начало в современной культуре. Вспомним, какие образы терзали членов «Храма»: концлагерь и ядерный гриб. Зигмунд Фрейд (1856–1939) полагал, что люди столь же сильно мотивированы инстинктом смерти, сколь и стремлением родить потомство. Французский экзистенциалист Жан-Поль Сартр (1905–1980) говорил, что в человеческом сознании есть «дыра размером с Бога» и эта пустота составляет средоточие современной культуры. К середине ХХ в. эту жуткую пустоту заполнила страшная реальность. Между 1914 и 1945 гг. 70 млн человек в Европе и Советском Союзе погибли ужасной смертью {1518} . Некоторые из самых кошмарных зверств были совершены немцами, жившими в одной из самых цивилизованных стран Европы. Холокост сокрушил оптимистическую веру Просвещения в то, что образование покончит с варварством: оказалось, что концлагерь может находиться неподалеку от знаменитого университета. Сам масштаб нацистского геноцида открывает его опору на Новое время: для прежних цивилизаций такая грандиозная схема уничтожения была попросту невозможна. Для убийств нацисты использовали многие средства и достижения индустриальной эпохи: заводы, железнодорожные пути, химическую промышленность. Они прибегали к современному научному и рациональному планированию, при котором все подчинено единой, четкой и ясной цели {1519} . Детище современного научного расизма, холокост стал крайней формой социальной инженерии и крайней демонстрацией неспособности терпеть меньшинства. Он показал, что может случиться, когда теряется ощущение сакральности каждого человека – ощущение, ключевое в традиционных религиях. Квазирелигиозные системы не способны или не хотят возвратить такую веру.

1518

George Steiner, In Bluebeard’s Castle: Some Notes toward the Re-definition of Culture (New Haven, Conn., 1971), p. 3

1519

Zygmunt Bauman, Modernity and the Holocaust (Ithaca, NY, 1989), pp. 77–92

6 августа 1945 г. на Хиросиму была сброшена 3600-килограммовая атомная бомба, которая моментально убила около 140 000 человек. Через три дня еще одна атомная бомба (плутониевая) была сброшена на Нагасаки. Она унесла жизни 24 000 человек {1520} . Столетиями люди грезили о том, как в ходе завершающего апокалипсиса Бог расправится со своими врагами. Теперь человечество получило оружие массового уничтожения, и возникло ощущение, что для апокалиптического эффекта Бог не нужен. Нация стала высшей ценностью, и международное сообщество признало легитимность ядерной бомбардировки для ее защиты, невзирая на перспективу тотального уничтожения. Можно ли вообразить более убедительную иллюстрацию влечения к смерти, описанного Фрейдом? Однако так вскрывается изъян сугубо секулярного идеала, который устраняет «святость» из политики. Ощущение трансцендентного – Бога, дао, Брахмана, нирваны – в лучшем случае помогало людям осознать человеческую ограниченность. Но если нация становится абсолютной ценностью (выражаясь религиозным языком, «идолом»), есть все основания убивать тех, кто покушается на нее.

1520

Joanna Bourke, ‘Barbarisation vs. Civilisation in Time of War’, in George Kassimeris, ed., The Barbarisation of Warfare (London, 2006), p. 26

Однако инстинкт смерти был присущ не только безбожному насилию секулярного национализма, но и тому насилию конца ХХ в., которое было связано с религией. Жителей Запада справедливо ужасали иранские дети-мученики, погибшие на полях сражений ирано-иракской войны. Как только война была объявлена, подростки из лачуг и трущоб хлынули в мечети, умоляя послать их на фронт. Радикализованные революцией, они хотели сбежать от однообразия мрачного быта. Как и в традиционных обществах прошлого, манила возможность испытать в войне экстаз и сильные чувства. Правительство издало указ, разрешающий мальчикам с 12 лет записываться в добровольцы без согласия родителей. Они стали стражами ислама, и им обещали место в раю. Десятки тысяч подростков в темно-красных повязках, знаках мучеников, наводнили зону войны. Некоторые, пытаясь расчистить минные поля, бежали впереди войск и были разорваны на куски. Другие становились террористами-смертниками, используя тактику, которая еще с XI в. применялась в асимметричных боевых действиях. На фронт посылали писцов, чтобы они записывали последнюю волю мучеников. Эта воля часто выражалась в письмах к имаму и о том, сколь радостно сражаться «рядом с друзьями по дороге в рай» {1521} . Дети-мученики вернули Хомейни веру в революцию: подобно Хусейну, говорил он, они умирают во имя свидетельства о суверенности Бога. Но ведь их также использовали в интересах нации!

1521

Amir Taheri, The Spirit of Allah: Khomeini and the Islamic Revolution (London, 1985), p. 85

Однако милитаризм с религиозной окраской – удел отнюдь не только тех обществ, которые придерживаются старых религиозных взглядов. На секулярном Западе он проявился в реакции на страхи, особенно на страх перед высокотехнологичной войной. В начале 1980-х гг. некоторые американские протестанты, боясь ядерного нападения со стороны СССР (шел особенно напряженный период холодной войны), строили укрепленные цитадели в дальних районах северо-запада. Но эти боровшиеся за выживание люди, которые проходили военную подготовку и запасались амуницией и продуктами питания, ощущали угрозу не только со стороны безбожного советского блока, но и со стороны американского правительства. Эти группы объединялись (весьма слабо) расплывчатой «Христианской идентичностью» и имели мало общего с ортодоксальными христианскими церквями {1522} . Претендуя на прямое происхождение от двенадцати колен Израилевых (тут поработала безграмотная этнография, известная как «британский израилизм»), они верили в превосходство белых, а федеральное правительство с его мерзким плюрализмом считали смертельной угрозой. Точную оценку численности этих групп оценить сложно («Христианская идентичность» была и остается лишь сетью организаций), но едва ли она составляла больше 100 000 членов {1523} . Да и заботы у них были разные: в их число затесались и абсолютно секулярные люди, которые просто боялись ядерной катастрофы {1524} . Однако присутствует и религиозный оттенок у некоторых экстремистов: на языке веры они выражали свои страхи, тревоги и надежды (широко распространенные, хотя и не высказываемые открыто в обществе).

1522

Michael Barkun, Religion and the Racist Right: The Origins of the Christian Identity Movement (Chapel Hill, 1994)

1523

Ibid., pp. 107, 109; возможно, всего лишь 50 тысяч членов.

1524

Ibid., p. 213

А последствия бывали недобрыми. Именно идеология «Христианской идентичности» подвигла Тимоти Маквея устроить взрыв в федеральном здании имени Альфреда Марра в Оклахома-Сити 19 апреля 1995 г. Однако Маквей считал себя агностиком! Подобно некоторым вождям «Идентичности», он отслужил в американской армии и питал патологическую страсть к насилию. Во время войны в Персидском заливе (1991 г.) он помог убить группу попавших в засаду иракских солдат и сделал фотографии их трупов для частной коллекции. Официально он и не принадлежал к «Идентичности», хотя читал ее информационный бюллетень, общался по телефону с ее сотрудниками и даже побывал в ее штабе на границе Оклахомы и Арканзаса {1525} .

1525

William T. Cavanaugh, The Myth of Religious Violence (Oxford, 2009), pp. 34–35