Поляк с поплавками

Я очумело тряс головой. В принципе, догадывался. Думал, ну мопед «Рига», а может новая «Ява» или «Иж-планета Спорт». Воробей уссытся от зависти. Это же пиздец!

У меня вся стенка возле кровати завешана картинками. Красный «Кавасаки»!

Вторая серия «Когда готов заплывать к буям»

В четыре утра я выехал из дома со страстным желанием послать всё нахер. Мне ещё больше не хотелось работать на этой спасательной станции. Выехал я, естественно, не на мотоцикле.

Дед сказал, что ещё что-то там в ГАИ через Семёнова оформит, да его механик подкрутит, докрутит, настроит. Потерплю я пару-тройку деньков. Чай не барин. И вот эта постановка вопроса меня окончательно уверила, что нехрен работать летом. Выехал я с дядькой Фёдором, которому по своим делам надо было в Новороссийск.

Закинул в американский военный баул пакет со шмотками, ласты, плавки, очки, шампунь. Встал в три тридцать. Проклял всё и всех, не стал проклинать Тихона, он откуда-то приволок домой чёрные женские труселя. (Кот, скотина, интереснее меня живёт!) И кофе индийского попил со сгущёнкой. Собрал нехитрый «тормозок» (Почему на Кубани перекус, собираемый с собой, называют именно так? Может, знает кто?) Нашёл свою спорт-аптечку, проверил таблетки, эластичный бинт, разогревающие. Нахрен она мне ? Но в интернате вбили в голову, таскай с собой на любой выезд. Вот теперь на уровне рефлексов. На всякий случай достал из нычки пару пачек «Мальборо» и каких-то «Моге».

Начал вспоминать все свои предыдущие работы летом. Где бы мы ни служили и не проживали, я с класса пятого постоянно летом впахивал. Работал на птицеферме, грузил кур в клетки. Ужасно вонючая работа и тяжелая к тому-же. Мозоли между большим и указательным растирались в кровь, от жёстких куриных лап. Помню, тогда перчатки старые кожаные обрезал и в них грузил. Ещё месяц в садах, что-то тоже собирали в ящики. Помню, платили мало, и я срался постоянно от немытых овощей. Чем только не занимался, а доходу от этого рупь да копейки. Детский и юношеский труд почётен, да мало оплачиваем.

Вспомнил, что класса с седьмого меня постоянно взрослые подкалывали: «Анджух, ну давай проставляйся».

А вот на заводе-то я реально в первый раз и проставился перед расчетом. И проставился своим самогоном. Собрал тогда четыре пузыря свежего выгона с мятой и лимоном чуть настоянные. Сварил и напластал большой кусок мяса, яиц наварил и картохи в мундире, ну редиска, огурцы и лук с огорода. Лебедев, тогдашний мой наставник, так был мною горд перед другими мастерами-наставниками, что даже пригласил посидеть с мужиками.

Но мне было неинтересно. Проставился? Все довольны? Поэтому потихоньку и свалил в бухгалтерию за расчётом. Пачка «Мальборо» и красивая иностранная бутылка, в которую была залита « Розовка», сделали свое дело и меня рассчитали без проблем. Иногда, заезжая к бабке на завод в город и встречая знакомых «цеховых», встречал полное радушие и пожелания устраиваться к ним на постоянку.

К чему это я вспомнил? К проставам, естественно. Надо будет сэм, оставшийся в бочонке, увезти, иначе дед его добьёт. Что-то он ему весьма по вкусу пришёлся. А с десятилитрового бочонка, дай бог, литров пять и осталось. Как раз хватит.

Дядь Фёдор, несмотря на то, что в его «Волге» стояла хорошая магнитола с кассетами, любил попеть сам и поэтому всю дорогу орал песни Софии Ротару. От своих молдаван что ли подхватил? На гаишном посту на развилке Джубга-Архипо-Осиповка дядька Федор выскочил на три минуты, забежал на сам пост. И вышел оттуда с каким-то милиционером в обнимку. Фёдор достал из багажника ящик, закрытый газетами, и отдал гаишнику. Тот поболтал с Фёдором ещё пару минут, распрощался и схватил ящик. И тут же его скрючило и он, охнув, схватился за спину.

Мне стало интересно и я вылез посмотреть, что занятного происходит, и почему служивого так корёжит.

— Ох, продуло, дверь же говорил, закрывайте, — стонал милиционер, — бля, спину-то как прихватило.

Я молча схватил ящик. Кхе, а килограмм тридцать пять будет, минимум:

— Дядь Федор, товарищ капитан, куды нести-то?

— Ой, хлопец, оттащи вон в ту дверь под лестницей, скажешь там сержанту, шо ящик я передал.

Я кивнул и рысью бросился к двери. Хоть кости разомну. Молодой здоровый сержант без слов принял ящик и махнул мне головой. Я, потряхивая предплечьями, футбольным галопом засеменил к «Волге». Фёдор придерживал капитана за локоток и пытался его разогнуть.

— Дядь Фёдор, не трогай, только хуже делаешь, — посоветовал я соседу. Становилось веселее, и я решил хоть как-то помочь гаишнику, всё-таки на страже порядка стоит.

Достал из своего баула, аптечку с разогревающим. Довольно бесцеремонно загнул капитана на багажник и заголил на нем рубашку по пояс. Промассажировал поясничные, прошёлся по хребту, начал втирать мазь.

— Ох, ох, хорошо, хлопчик, давай посильнее! — верещал капитан, толкая багажник Волги.

Непонятно почему, Фёдор отошёл за машину и, закрывая рот рукой, лупил другой себя по коленям. Несколько проезжающих машин посигналили. Водила с КАМАЗа-дальнобоя показал через стекло большой палец. Блин, как не помочь такому человеку, вон у него сколько знакомых, сигналят и даже аплодируют.

— О, бляя!!! — взвыл капитан, — как, бля, трактором прошёлся, я аж звёзды увидел!

— Как сейчас спина? Разогнитесь, — посоветовал я.

— Ох, — разогнулся капитан, покрутил плечами, — а хорошо, дякую тебе, хлопец.

— Та ни без поваду, — ответил я на польском.

— Прям хорошо, ты массажист, что ли из санатория?

— Да нет, спасателем устроили, спортсмен-пловец. Теперь частенько ездить тут буду, — вдруг озарило меня, — Могу, когда время будет, заскочить спину глянуть, у вас мышцы забиты да солей куча.

Фёдор оттащил милиционера и что-то нашептал тому на ухо. Тот восхищенно покрутил головой. Краем уха услышал, что про деда моего говорили. Капитан попрощался с нами, и мы завернули направо на Архипку.

Ровно в шесть я был на спасательной станции возле домика администрации. Никого ещё не было. Семён говорил не опаздывать, но почему-то сам явился в шесть двадцать. Подъехал на жигулях-«тройке». Из салона выскочила девица и сразу побежала в медпункт. Семён лишь только кивнул мне и пошёл открывать здание администрации. Подошло ещё несколько человек, с интересом посматривающих на меня, но не делающих даже попытки познакомится или поговорить. Я так понимаю, ко мне не только настороженно относятся, но и с некоторой долей отчуждения. Друг с другом обнимаются, курят папироски возле урны, прихохатывают, на меня посматривают, сквозь зубы сплёвывают.

Одна отличительная особенность — все в тельняшках различной степени поношенности и чистоты. Мужики и парни, человек двенадцать, различных возрастов. Вышел Семён, провёл перекличку, отправил всех к медичке.

Девушка-медик с огромной копной секущихся и безобразно обесцвеченных волос, даже не взглянув на меня, перелистнула медкнижку, сделала запись, поставила свой медицинский штампик, выпроводила меня нахер. Вот и весь медосмотр. Потом мы зашли в небольшой зал, завешанный плакатиками про спасение и первую медицинскую помощь. Семён потыкал указкой в карту побережья, что-то пробормотал про погоду и волнение. Все расписались в двух журналах и свалили. Я тоже черкнул по образцу «матрос-спс» А.Загребельный, расписался и готов был свалить на первый пирс искать свою лодку. Ага, как же.