Поляк с поплавками
Шрифт:
— Андж, смотри: возле ближних буйков ярко-жёлтый матрас в направлении центральной, прямо посередине, — дал команду Миша, получивший указания с вышки.
Мне пришлось привстать, а потом выпрямится в полный рост. Как моряки постоянно смотрят на горизонт с вечно качающейся поверхности? Вот, заметил. Ярко-жёлтый матрас. На нём на коленях стоит женщина и машет руками, рядом ныряет мужик.
Я вытянул руку в направлении матраса.
— Держись за поручни, — посоветовал Карпыч, завёлся и на малом ходу пошёл в указанном мною направлении, — надо тебя по кОмпасу научить направление показывать, мне проще будет,
Какая у него картошка перед носом? Есть, наверное, захотел. У меня в бауле на пирсе, кстати, картоха, яйца, редиска, огурцы и кусок сушёной краковской. Думаю, не пропадет. Я спрятал всё на дно, там, наверное, попрохладнее будет.
Мы на малом подошли к матрасу, и Карпыч заглушил движок.
— Что случилось, товарищи отдыхающие? — грозным тоном вопросил он. Я же на всякий случай приготовился швырять пенопластовый круг в мужика на воде.
Женщина лет сорока, вся такая из себя наманикюренная и с укладкой на голове (вон как лак блестит, и это в море-то?), горестно воздела руки к небу и заорала:
— Ридикюль утонул!
Мужик, чуть не перевернув матрас, толстым тюленем выполз на него и, чуть отдышавшись, заорал на бабу:
— Манда ты, Людмила, самая натуральная.
— Кто такой Ридикюль? Сколько лет? Давно не показывался на поверхности? — не обратил внимания на маты Карпыч, не разобравшийся в ситуации.
— Он не плавает, он новый, я его перед отпуском купила! — завыла манда Людмила.
— Миш, это сумочка женская, — пояснил я напарнику, — ну там косметика и прочая бабская херня.
— Наша Люся, от большого ума, туда кошелёк и ключи от номера засунула, — в сердцах бросил мужик и начал подгребать рукой, что-бы матрас не уносило.
— Я в пакетик целлофановый их сложила и закрутила плотно, — оправдывалась тётка.
— Андж, попробуешь? — спросил меня мичман, — и, вызвав на связь вышку, доложил, что на воде без происшествий.
Почему бы и нет? Я надел очки и ласты, провентилировался и рыбкой ушёл в воду. Блин, надо было груз взять, хотя бы якорь катерный, так весь кислород в мышцах на погружение израсходую.
А тут неглубоко, метров семь, может быть. Уши чуть давануло, наверное, термоклин прошел. Цепь буя мерно покачивалась, а возле бетонного блока с кольцом на песочке задумчиво колыхалась розовая сумочка, на которую уже нацелилась мелкая камбалка.
Я подхватил сумочку и, заработав ластами, пошёл на поверхность. Вынырнул чуть дальше от того места, где заходил. На спине, работая ластами, подошёл к матрасу. Мужик со своей Люсей, свесив головы, наблюдали совсем в другую сторону.
— Чего там? — спросил я у них.
— Да тебя высматривают, — меланхолично ответил Карпыч, — чего, нашёл рыдикуль?
— Да, вот он! — показал я из воды сумочку.
Отдыхающие, услышав меня, резко повернулись и радостно завопили:
— Ураааа!
Я отдал сумочку тётке. А она полезла внутрь смотреть.
— Люся! — завопил мужик, — совсем охерела! Ты думаешь, водолаз под водой у тебя твою тушь заграничную спёр?
— Да нет, нет что вы, я ничего такого не подумала! — заверещала тётка, — я просто...
— На буксир брать, или сами до суши дойдёте? — так же спокойно отреагировал Карпыч. Я уже забрался по трапу и снова сидел на баке в позе лотоса. Очки надо солнечные из дома взять, солнце слепит —
капец.Оказалось, отдыхающие были не против проехаться на буксире. Я прошел на корму и кинул шкерт со спасательным кругом мужику. Карпыч завёлся и мы, сдёрнув мужика с матраса, потащили его к берегу под аккомпанемент визжащей Люси. Остановились. Потом минут пять мужик ловил свои трусы, стянутые напором воды.
Всё-таки мы их дотащили до волнолома и, опять пройдясь вдоль всего пляжа до самого Ёжика, вернулись в межбуйковое пространство. Поступило сообщение о пляжнике, ушедшем за дальние буйки. По направлению зюйд-вест, сколько-то там градусов. Хрен выучишь. Пошли за дальние буи. Я глаза все просмотрел, даже слезиться начали.
Ни хрена не увидел. Так на потоке сознания отметил что-то. Пришлось попросить Карпыча развернуться. Ага! Вижу! Метрах в двухстах от нас, на спине качается, устал наверное. Был бы трупак, мордой вниз бы болтался. Подошли, заорали в мегафон. Мужик помахал нам рукой и довольно быстро брассом пошёл в сторону катера.
— Михал Карпыч, это спортсмен походу, волновым[4] идёт, — прокомментировал я увиденное.
— Да нам пофиг, за буйки ушёл — нарушил правила поведения в пляжной акватории, — пусть после нашей смены хоть на Трабзон идёт, — пробурчал мичман.
Мужик быстро подошёл к нам и проорал:
— Все нормально, ребят, сейчас обратно пойду!
— А вот не надо! Забирайтесь на борт, мужчина, не надо нарушать! — отшил пловца Карпыч.
Мужик, сдвинув очки на лоб, ловко забрался по трапу на борт и устроился на корме на откидной сидушке.
— До ближних буйков докинем, и не нарушайте больше, — погрозил пловцу мичман и дал газу.
Я перебрался на корму к задержанному. Тот посмотрел на меня, на мои плавки и, хмыкнув, крикнул под рокот движка:
— Кролик?
— Ага, — прокричал я в ответ, — из Краснодарской, в Волгограде ещё занимался.
— А сейчас на каникулах?
— Ну да, устроился спасателем. Ну, вернее, помогли устроиться.
— Это хорошо, а я капитан сборной СКА Закавказского военного округа.
Мужик оказался нормальным, сказал, что остановился в Бетте в военном санатории, а сюда заскочил к друзьям. Но тех не застал и пошёл искать на пляж. Не нашёл в кутерьме тел и решил поплавать.
Карпыч узнав, что пловец тоже военный, подобрел и, сменив настроение, рассказал смешную морскую байку. Станислава Викторовича, как он представился, подбросили до буйков, о нарушении никуда сообщать не стали. Жрать уже хотелось конкретно. Я спросил мичмана, можно ли добраться до пирса, а то у меня там паек в бауле лежит, сохнет. Карпыч решил, что это не дело, чтобы краковская засыхала. Я сбегал на пирс к баулу, достал пакет с перекусом и снова запрыгнул на катер.
Прошлись ещё раз вдоль акватории и, заглушившись, перекусили. За нами наблюдал Семён с вышки и по радиостанции предлагал нам ещё пива налить и девок подвезти. Подвозить их не надо было. Сами подплывали. И на матрасах кверху жопами и так, на ручном ходу. Я в бинокль уже смотреть на них не мог. Некоторых, пытавшихся подплыть к катеру, угощал домашней редиской с огорода. Что удивительно, я их подкалывал, но никто не отказывался.
— Хватит харч разбазаривать, — бранился Миша, — все тридцать три удовольствия им и море на матрасике, и редиска мытая.