Ползи!

— Да брось ты, Дан. Не будь таким наивным. Нам надо было втереться к тебе в доверие. И скажи — ведь удалось ведь, а? Ты там в своих жалких фантазиях уже десятерых детей моей сестре наделал, наверное, а? — В сотый раз расхохотался гад.

— Анвар все… узнает… тебе это… с рук не… не сойдет…

— Неужто ты думаешь, что я настолько глуп, что оставлю следы? Погоди, ты еще не весь мой великолепный план увидел. Так узри же его!

Роб поднялся, вытащил из мешка другую флягу, открыл и принялся кропить меня из нее каплями… нет, чтоб его, только не это!

— Не делай этого, Роб… не делай! — попытался заорать я, но с губ сорвался лишь слабый шепот.

Паралич постепенно добрался до каждой частички моего тела и почти целиком — до лица.

— Спокойно, Дан, спокойно, — сказал Роб, продолжая поливать меня алыми каплями. — Ты не умрешь от паралича — в этом вся проблема. Действие травы как раз приблизительно к рассвету пройдет, но к тому времени от тебя одни кости останутся.

Ублюдок закончил меня поливать и убрал флягу в мешок.

— Ну, мне пора, Дан. И еще хотел тебе сказать: каждый раз, когда ты называл меня братом или другом — я жаждал вцепиться тебе в горло. — Глаза парня горели ненавистью.

— Неужели все… из-за… моей соседки…? — с огромным усилием выговорил я.

— Что ты, — отмахнулся он, на секунду ненависть в глазах сменилась насмешкой. — Мне нет дела до этой шалавы. Но я не люблю, когда меня унижают, Дан, а ты меня унизил. Так получи же по заслугам. А мне пора. Смотри, не уходи отсюда никуда, — он шутливо погрозил пальцем и рассмеялся собственной шутке, — а то зверь останется без ужина.

Роб бросил на меня последний насмешливо-уничтожающий взгляд и отправился домой — в тепло, в уют, в безопасность. Лгать, что все хорошо, что Дан сидит в безопасной хижине.

Глава 11. Пляски со смертью возобновляются

Ох, как же мне было хреново! Проклятье, мне еще, кажется, никогда в жизни не бывало столь хреново!

Нет, не от боли — боли попросту не было. Вообще ничего не было — и в этом была громадная, просто колоссальная проблема! Катастрофа! Я не чувствовал ни тела, ни лица — совсем.

Когда увидел, что по руке ползет паук, я пришел в бешенство. Нет, маленьких паучков я, конечно, не боялся. Но после встречи в собственной иллюзии, насланной Перстом, с этими тварями, мне они стали еще менее симпатичны, чем раньше. Но злило меня то, что я хотел, но не мог шевельнуть рукой, чтобы сбросить гада! Вот ведь засада какая — потерять власть над собственной тушкой! Я даже когда бухал в хламину, таким овощем себя не чувствовал.

Не знаю, сколько я уже лежал парализованный на земле. Два часа, три, пять — время растягивалось в века. Я ожидал появления алоуша или волков каждую гребанную секунду, что пробыл в таком состоянии! Каждую гребанную секунду я содрогался от панического ужаса, когда слышал какой-нибудь шорох. Хорошо, что я хотя бы других чувств восприятия не потерял — только осязание.

Весь вечер я провел, изнемогая от страха и ужаса. Фоном проносились негодующие мысли о Робе и его вероломной сестрице, в которую я почти втрескался. Хорошо еще, что не успел! Какой же я наивный и доверчивый дурак! Как можно было повестись на их игру?

Мне никогда не понять, как такие, как они, потом живут с подобным. Хорошо, наверное, живут. Я бы вряд ли смог. Впрочем… живу же я с осознанием того, что мог предотвратить взрыв в пещерах, мог спасти Маха и Магрит… но не сделал этого. Не успел, не смог… но это мало меня утешает.

Лес накрыла глубокая, темная ночь. Это добавило еще больше жути к зловещей атмосфере, царившей вокруг.

Тьма принесла с собой врага. Я увидел его, потому что зверь шел со стороны, на которую я вынужденно все время глядел. Желтые глаза блестели, становясь все ближе к моей беспомощной тушке. Волк остановился в нескольких шагах от меня и утробно зарычал.

Волосы на мне встали дыбом, наверное, от происходящего, только я этого не ощутил. Паника металлом сдавила сердце. Было страшно умирать такой чудовищной смертью.

Внезапно сбоку раздалось другое рычание — мощнее и громче. Я не мог повернуть головы, чтобы взглянуть, кого еще ночь принесла ко мне. А вот волк рывком развернулся к гостю и повторил рык, хищно скаля страшные зубы.

Звери стали кружить, соревнуясь в громкости и мощи рыка. Когда противник волчары оказался в поле моего зрения, я похолодел. Металл паники сдавил сердце так, что стало трудно дышать. Напротив волка стоял огромный алоуш. Он был больше в размерах, чем тот, с которым мне пришлось биться. Волк рядом с ним казался мелкой собачонкой — мелкой, но храброй.

Звери набросились друг на друга. И я впервые в жизни наблюдал схватку двух ужасных, чудовищных созданий — схватку не на жизнь, а на смерть.

Волк вонзал зубы в своего врага, но тот был больше и сильнее в разы — и вскоре волк с разорванной глоткой валялся на земле. Лунный свет освещал его издыхающую тушу — и зрелище это было полно жути и первобытного ужаса.

Видимо, я для алоуша представлял куда больший гастрономический интерес, чем убитый зверь, потому что помесь мишки и пантеры повернулся ко мне, демонстрируя свой великолепно-ужасный оскал.

Проводник говорил, что смерть в этом мире станет окончательной и бесповоротной. Как печально, а я ведь только начал влюбляться в собственную жизнь, захотел прожить ее по-настоящему. Но если гибели не миновать — значит, таков конец моего земного пути. Что ж, да будет так.

Лишь бы с Агнаром все было в порядке, лишь бы Робу не взбрело в голову сотворить ему зло.

Алоуш медленно двинулся ко мне. Предвкушает пир, мразь шерстяная. Ну, давай, топай скорее, разорви меня на части — и покончим с этим спектаклем под названием жизнь.

Зверь приблизился почти вплотную. Я заставлял себя храбриться, чтобы уйти достойно, но душа предательски завопила от страха. Умирать страшно — действительно страшно, если ты не оставляешь позади себя то, что достойно этого мира.

Алоуш остановился рядом со мной, и разинутая пасть его двинулась навстречу моему горлу. Нет, она, конечно, не так медленно двинулась, как я это расписываю, все происходило стремительно, рывками, но моя память услужливо замедлила все действо, будто я желал смаковать детали собственной кончины.

Пасть зверя была, наверное, в сантиметре от моего горла, когда я, не имея смелости глядеть в лицо победившей меня смерти, закрыл глаза.

Ничего не происходит? Или я просто из-за паралича не чувствую, как мою плоть рвут на куски? Что за звуки? Где-то в нескольких метрах от меня раздался приглушенный яростный рык.

Я удивленно распахнул веки. Что за…?

Я был внутри хижины. Первым делом проверил взглядом дверь — заперта на засов. Стены темные, покрытые плесенью. Освещение создает множество свеч на обшарпанном столе. Кто их зажег?