Помеченный смертью

Он говорил, и энтузиазма у него убавлялось с каждым словом – он видел глаза собеседника, и в тех глазах такая была безмятежность, что Морозов понял – бесполезно что-либо объяснять.

– Вы знаете, что такое спецназ? – зашел с другого бока Морозов.

Хатыгов неопределенно пожал плечами:

– Знаю, наверное.

– «Наверное»! – скривил губы в усмешке доктор. – По телевизору видели, да?

– Зато вы, наверное, с ним имели дело вплотную, – оскорбился Хатыгов.

Он был похож сейчас на индюка, такой же надутый.

– Я видел спецназ вблизи, – зашептал Морозов. – Не по телевизору. Понимаете? Без показухи. Видел, как их готовят.

Он не хотел напугать. Просто пытался достучаться до сердца этого индюка, пронять его. Объяснить, что им предстоит.

– Берут крепких ребят со стальными нервами и обучают их одному-единственному умению – убивать. Профессионалов из них делают. Мастеров. Это как в обычной жизни – учат человека, например, кирпичи класть. Месяц учат, год, три года. И получается мастер экстра-класса. Он с кирпичом может сделать все, что угодно. Да? Никто вокруг не может, а он – может. Потому – что мастер, и учили хорошо. С ним никто не может сравниться. И эти ребята – тоже мастера. Только в своем деле.

– Вы что, запугать меня хотите? – дошло наконец до Хатыгова.

Он туповат, оказывается. Только теперь Морозов все понял, не смог сдержаться и тяжело вздохнул.

– Вы ведь самого главного еще не знаете, – сказал он печально, но со значением. – Человек этот, к которому мы в гости летим, он ведь – не спецназ. Это гораздо серьезнее.

– Серьезнее спецназа? – не поверил Хатыгов.

В его представлении, наверное, выше спецназовцев никто не стоял.

– Представьте, что для обучения взяли не группу людей, а только одного человека, – сказал Морозов тихим доверительным голосом. – И этому одному отдали столько времени и сил, сколько обычно тратят на целую группу. Штучная работа. Понимаете? Не просто мастер своего дела. Супермен.

Хатыгов прикрыл глаза.

– Знаете, чего я в своей жизни не люблю больше всего? – спросил он после паузы.

Доктор хотел поинтересоваться – чего же, но не успел, потому что Хатыгов выкрикнул – так громко, что Морозов даже вздрогнул:

– Я не люблю, когда меня пугают!

Все-таки он испугался, похоже. Кажется, до сердца этого индюка удалось добраться.

Зашевелились разбуженные хатыговским криком парни. Морозов уже вспомнил, где раньше видел подобных ребят. Они обычно, затянутые в камуфляж, маячат у входов в банки и всякие конторы. Так называемая охрана. Они имеют грозный вид и запросто могут спустить с лестницы какого-нибудь бомжа, случайно забредшего не по адресу. Только Рябов – это не бомж. В том-то вся и штука.

34

Приземлились ранним утром. Небо посерело, и только на востоке виднелась узкая розовая полоска. Далеко в стороне, за летным полем, темнели силуэты пальм. Самолет замер вдали от здания аэропорта, и долго никто не подавал трапа, и вообще не было видно ни души.

Спутники Морозова пробудились, но никуда не спешили, потягивались, сидя в креслах.

Наконец подали трап. Подогнавший его черный, как смола, негр стоял на бетоне и, задрав голову, рассматривал кажущийся безжизненным самолет. Вскоре прибыли две машины – черный лимузин и микроавтобус, и Морозов, присмотревшись, обнаружил на лимузине российские флажки. Машина, похоже, была посольская. Из лимузина вышли двое мужчин – один постарше, другой моложе – и поднялись по трапу в салон самолета. Они, наверное, были главными распорядителями здесь, с ними Морозов должен был иметь дело, но едва доктор двинулся в их сторону, как Хатыгов проявил ненужную инициативу, увлек гостей к себе и принялся что-то обсуждать с ними, и Морозов вдруг почувствовал себя брошенным и ненужным.

Хатыгов же, словно ничего и не произошло, подошел к Морозову через несколько минут, сказал будничным голосом:

– Едем, Виталий Викторович.

– Куда? – дерзко блеснул очами уязвленный Морозов.

Но Хатыгов его интонацию, казалось, не прочувствовал, пояснил без каких-либо подробностей:

– Там все приготовили.

Быстро, за три минуты, погрузились в микроавтобус, и Хатыгов тоже сел в микроавтобус, а не в лимузин, хотя поначалу Морозов думал, что этот индюк иначе как в лимузине свою поездку не представляет, но невелика, видимо, была шишка, не пустили его в шикарный салон посольской машины, и Морозов с удивлением обнаружил, что злорадствует по этому поводу.

Не было ни пограничного, ни таможенного контроля. Заспанный негр поднял полосатый шлагбаум, и машины вырулили на шоссе, ведущее к городу. Аэропорт и город были расположены совсем рядом, через десять минут Морозов увидел белые с плоскими крышами дома под раскидистыми пальмами, африканцев, которые, несмотря на ранний час, шли по мостовой. Морозов через стекло рассматривал чужую жизнь. Он никогда не был в Африке и вообще ни разу за границу не выезжал, а теперь испытывал что-то вроде потрясения, отчего и тревога, довлеющая над ним последние сутки, отступила на время.

Промелькнула за окном женщина, несущая на голове корзину. Молодой негр шел по мостовой, пританцовывая, и ни у кого из прохожих это не вызывало ни малейшего любопытства. Мелькнули распахнутые ворота, а за ними, в глубине тенистого двора – большой дом и белоснежный «Мерседес» у входа. Картинки из чужой жизни сменялись стремительно, как в калейдоскопе, и Морозов от этой частой смены уже успел немного утомиться, как вдруг дома исчезли, улица осталась где-то позади, и Морозов увидел море, небольшую пристань и множество катеров у этой пристани.

Машины остановились, Хатыгов выскочил из микроавтобуса первым. Те, из лимузина, тоже вышли, перекинулись с Хатыговым парой фраз, и он, заглянув в салон, скомандовал:

– На выход!

Он к своим пацанам конечно же обращался, но Морозов это принял и на свой счет, и его покоробило то, что Хатыгов все явственнее брал инициативу на себя. Морозов не любил ничего подобного.

Их уже, оказывается, поджидал катер. Молодой африканец с обнаженным мускулистым торсом переминался на палубе с ноги на ногу. Хатыговские парни быстро перенесли свой багаж из машины на катер, и чемодан Морозова захватили тоже. Те двое, которые приехали на лимузине, невозмутимо наблюдали за происходящим. И лишь лениво махнули в ответ, когда Хатыгов с ними попрощался и катер отошел от причала.

Солнце поднялось над водой и позолотило спокойную гладь океана. Хатыгов откуда-то из недр сумки извлек солнцезащитные очки, водрузил их себе на нос, и его пацаны тотчас же сделали то же самое. Они по-прежнему старательно изображали из себя крутых ребят, но цену им Морозов уже знал и, подавив вздох, отвернулся. Его подмывало спросить, куда они направляются сейчас, но он не мог себя пересилить, слишком неприятен был ему Хатыгов, да и его спутники тоже. Так и плыли – ни словом не перекинулись друг с другом, а вскоре и вовсе разделились. Хатыговские парни ушли в рубку, в тень, а наверху остались лишь Морозов, Хатыгов да африканец, молчаливо прокладывающий по глади океана одному ему известный курс.