Помещицы из будущего

– Так чего ж ты ее у дверей держишь, недотепа?
– услышала я голос Павла Михайловича, и меня немного успокоило то, что он звучал довольно бодро.

– Входите, - девушка покраснела и открыла передо мной двери. – Прошу прощения, барыня.

Я вошла в большую спальню, которая практически ничем в смысле интерьера не отличалась от спален в нашей усадьбе. Только здесь все было богаче, начиная от многочисленных драпировок из дорогих тканей до пышных занавесей на окнах. Обивка на мягкой мебели пестрела растительным орнаментом, как и балдахин над кроватью, в которой лежал Головин.

Мужчина был бледен, его волосы растрепались, а распахнутый ворот рубашки открывал гладкую, крепкую грудь. При виде меня, он поднялся выше и, заметив мой взгляд, застегнул пуговицы.

– Прошу прощения за неряшливый вид, Елизавета Алексеевна.

– Да разве это главное? – я присела рядом с ним, обратив внимание, что на прикроватном столике стоят какие-то пузырьки. – У вас был врач?

– Да. Но что он может сделать? – усмехнулся Павел Михайлович. – Рекомендовал беречь нервы и пить сердечные настойки, от которых нет никакого толка.

– Почему вы не сообщили нам? – мягко спросила я, беря его руку в свою. – Разве мы теперь не муж и жена?

– Милый мой человечек, да разве я мог позволить, чтобы вы нервничали? – Головин легонько сжал мои пальцы. – Какой же я тогда мужчина?

– Вы больше суток не давали знать о себе, разве это не повод для переживаний? – мне очень хотелось спросить о дуэли, но я не знала как, поэтому просто сказала: - Тем более, что между вами и Потоцким намечалась дуэль.

– Успокойтесь, Елизавета Алексеевна. Об этом больше нет смысла переживать, - улыбнулся он. – Все разрешилось.

– Вы не стали выяснять отношения? – с надеждой поинтересовалась я. А что, вполне себе вариант. Александр мог и не явиться на дуэль.

– Ну почему же… Этот щенок Потоцкий получил по заслугам, и теперь станет думать, прежде чем оскорблять женщин, - ответил Головин, и в его голосе прозвучали нотки отвращения. – Забудьте о нем.

– Главное, чтобы он забыл о нас, - я жаждала подробностей, но постеснялась выпытывать их у мужа. Павел Михайлович не хотел делиться ими, скорее всего, из-за того, что считал это хвастовством.

– Вот этого я обещать вам не могу. Потоцкая затаила злобу, и кто знает, чем это обернется, - вздохнул Головин, но потом сразу же попытался меня успокоить. – Но вам не стоит волноваться, я не позволю им обижать вас с сестрой. А теперь давайте поговорим о вашей усадьбе. Мне бы хотелось помочь. Вернее, я просто обязан это сделать.

– Хорошо, но только с тем условием, что вы переберетесь к нам хотя бы на месяц, - со всей твердостью, на которую была способна, заявила я. – Иначе мы с Софьей Алексеевной не примем от вас никакой помощи. Это я вам обещаю.

– О Господи! Дорогая моя, да зачем я вам там нужен? Я стану портить вам настроение своим болезненным видом! А молодые девушки должны смотреть только на прекрасное! – рассмеялся он, и его лицо сразу стало живым и по-мальчишески привлекательным.

– Павел Михайлович, я говорю серьезно. Мы с сестрой не примем от вас помощь, если вы откажитесь погостить у нас, - я не собиралась сдаваться. – Соглашайтесь, и все останутся при своих интересах.

– Какая вы настойчивая девушка! – он откинулся на подушки и весело добавил: - Ладно, ваша взяла! Заодно посмотрю, что нужно обновить в усадьбе.

Я смотрела на него и видела перед собой красивого, благородного мужчину с добрым, смелым сердцем. Такие были и будут редкостью в любое время. Но Головин видел во мне всего лишь молоденькую девочку, которая нуждается в защите. Он ведь не мог знать, что в этом теле находится зрелая женщина, способная оценить по достоинству все его прекрасные качества.

А еще мне не давала покоя его болезнь. Интересно, какая точность диагностирования сердечных заболеваний в это время? Эти мысли у меня появились после того, как я вспомнила о нашей соседке Нине Сергеевне, которая страдала грудным остеохондрозом. Симптомы навевали на размышление… дискомфорт и чувство «жжения» в грудной клетке, боль в лопатках и за грудиной, а еще головокружение и внезапная потеря сознания. Нужно посоветоваться с Таней, она часто помогала Сергеевне и могла вспомнить что-нибудь интересное по этому поводу.

– Вам помогают лекарства, которые назначил врач? – спросила я, и мужчина отрицательно покачал головой:

– Нет, но я пью их для успокоения души: и своей, и его. Но сегодня я не хочу говорить о своих болезнях! Надоело! А где Софья Алексеевна? Она с вами?

– Конечно! Она осталась внизу и ждет, когда можно увидеть вас, - я поднялась. – Сейчас я позову ее.

– Нет, не стоит. Я спущусь сам, - у Павла Николаевича явно поднялось настроение. – Прошу вас, Лизонька, распорядитесь, чтобы ко мне пришел камердинер. Да и вообще, вы можете здесь вести себя как полноправная хозяйка. Вы ведь не спешите?

– Нет, нет! – заверила я его. – Мы с Софьей подождем вас внизу. Не торопитесь.

Я вышла из комнаты, радуясь тому, что Головин оживился. Ничего, мы еще поборемся. По крайней мере, постараемся сделать все возможное.

Глава 53

Спустившись вниз, я увидела всё ту же девчушку по имени Прасковья в цветастом платочке и улыбнулась ей.

– Павел Михайлович желает, чтобы к нему поднялся камердинер.

– Хорошо, барыня! – девушка тоже улыбнулась мне. – Как же чудно все! Вы появились, и хозяин встать надумали! Пойдемте я вас к сестрице отведу!

Она была похожа на маленькую юлу. Такая же юркая да быстрая в сарафане-колокольчике.

Я пошла следом за ней и, пройдя светлую длинную комнату с широкими диванами, мы вошли в гостиную. Здесь тоже преобладали светлые тона, и мне это нравилось куда больше, чем мрачный антураж передней. Казалось в этой комнате даже легче дышать. Стены были обиты шпалерами с нежным орнаментом, на них висели картины, а ближе к камину стоял буфет, полки которого просто ломились от дорогого фарфора.

Таня сидела в кресле и с удовольствие пила чай из красивой белоснежной кружки. Рядом на столике стоял поднос со сладостями и пузатый заварник.

– Ну что? Как он? – увидев меня, подруга отставила кружку и поднялась. – Сильно плохо?

– Да нет, Павел Михайлович даже собирается спуститься, - ответила я и оглянулась, чтобы удостовериться, что Прасковья ушла. – Тань, ты помнишь симптомы у Сергеевны?

– У соседки, что ли? – она с интересом посмотрела на меня и, как всегда, все поняла с полуслова. – Ты думаешь, что у Головина грудной остеохондроз?

– Я не знаю. Я же не врач, но у меня есть кое-какие сомнения… Ведь болеет он не один год, и если бы это было сердце… В общем, у меня есть сомнения в правильности поставленного диагноза.