Помощница лорда-архивариуса

– Рака стоит в задней комнате. Туда ходить не позволено.

– Сами видели эти мощи?

– Раз в год послушников допускают приложиться к руке Акселя, но покрыв не снимают.

– Идем.

– Но господин Дрейкорн…

Он не послушал; молча отворил неприметную деревянную дверь и вошел. Я закусила губу, на миг замешкалась, но тут же метнулась следом.

В последнем приюте Акселя Светлосердного, основателя общины Отроков Света, было темно. Потрескивал огонек в плошке с ароматным маслом, который не угасал ни днем, ни ночью; за этим следил приставленный мальчишка, который сбежал, как только увидел, что молельный зал осквернил посещением теург.

Посреди пустого помещения стояла рака из черного дерева, накрытая белым покровом. Под тяжелой тканью угадывались очертания длинного узкого предмета. Пахло ладаном и горелым маслом.

Светильник затрещал, задымил и погас. В кромешной темноте отчетливо проступил белый прямоугольник покрова, словно скрытое под ним источало бледный свет.

По спине пробежал тревожный холодок. Господин Дрейкорн достал из кармана ручной электрический фонарь и зажег.

Желтый круг света пробежал по краю раки, выхватил черную вязь рунического письма, похожую на раздавленных пауков.

– Что это за язык? Что здесь написано?

– Дракрид. Любимый язык Акселя Светлосердного. Он владел несколькими дюжинами наречий, но отчего-то уклады Отроков Света составил именно на дракриде. Может, потому, что его сложная письменность не каждому по зубам. Дракрид почти забыт в империи. Каждая руна означает слог, всего рун двести пятьдесят две.

– Вы можете их читать?

– Конечно. Здесь говорится: «помни завет отца-основателя: отверни дух свой от магии, обернись к Свету». Первая строка главной молитвы.

– Что ж, давайте поглядим на отца-основателя, ярого противника магии, – пробормотал хозяин, берясь за край покрова.

Охватило нехорошее предчувствие.

– Господин Дрейкорн, лучше не надо, – я вцепилась ему в руку, чтобы остановить. Хозяин мягко отвел мою кисть и легко сжал.

– Хочу узнать правду, Камилла. Ваша община – странное место. На Отроков Света не обращают внимания, дают жить, как хочется, но цели у ваших старейшин пугающие, хотя и выглядят благородно. Есть у меня некоторые подозрения. Нужно их проверить.

С этими словами господин Дрейкорн решительно стянул покров.

Взгляд не отвела: за последнее время довелось повидать столько ужасного, что еще одним высохшим трупом меня было не испугать. Однако увиденное не укладывалось ни в какие рамки.

Я ожидала увидеть скелет, кучу костей, обтянутых кожей.

В раке лежал высокий, неимоверно худой старик с безволосой головой и провалившимся беззубым ртом. Внешность его была ужасна. За прошедшие двести лет тление не коснулось тела, и этим труп пророка напомнил виденное в склепе императора Тебальта.

Но были отличия. Кипенно-белую высохшую кожу на руках и лице мертвеца покрывали страшные раны, трещины, в которых запеклась кровь – свежая, будто неведомый телесный недуг поразил пророка лишь пару часов назад. Бурые пятна крови проступали и на саване. Тело источало тусклое, неприятное сияние, заметное даже при свете электрического фонаря. Когда господин Дрейкорн склонился над ракой, сияние ощутимо усилилось.

Я обхватила себя руками и отшатнулась.

– Почему Аксель Светлосердный так выглядит?

Господин Дрейкорн изучал тело с непонятным выражением – на его суровом лице читалось не то отвращение, не то удовлетворение.

В ответ на мои слова он медленно произнес:

– Не Аксель, Камилла. Перед вами инквизитор Аурелиус собственной мертвой персоной.

У меня отвисла челюсть.

Послышался стук, шум шагов и в комнату ворвался старейшина Уго. Глаза с желтыми белками вращались в орбитах, рот дергался, дыхание вырывалось со свистом. Половина лица почернела от недавнего синяка.

– Теперь ты знаешь правду, теург, – выплюнул старейшина с ненавистью. – Доложишь своему незримому покровителю? Или Валефару? Или пожелаешь взять сторону ренегата Арбателя? Богатый выбор, теург! Какие возможности перед тобой открываются!

Я не понимала, о чем идет речь, но по лицу господина Дрейкорна поняла, что старейшина нес что-то ужасное. Старейшина тем временем заметил меня, попытался принять скорбный вид, и заговорил тоном, в котором смешивались желчь и патока:

– Жаль, что так вышло, Камилла. И все же ты глупа, неимоверно глупа, девочка. Я разочарован. Ведомо ли тебе, кто твой господин и что он хочет от тебя?

Хозяин мягко подтолкнул к двери:

– Бегите домой, Камилла. Нам со старейшиной лучше потолковать наедине. Глянем на ваши уклады и древние письмена. Не откажешь в любезности, Уго? Уверен, там найдется немало интересного. Будешь переводить, вашего древнего наречия я не знаю.

Старейшина бросил страшный взгляд, но возразить не смел. Не хотелось оставлять хозяина наедине с подлецом, но я подчинилась. От открытий голова шла кругом, растерянность сменилась тревогой; против воли я оказалась замешана в события, которые даже вообразить не могла. Хуже всего, что роль в них мне отведена одна из главных.

Не спеша побрела к коттеджу, вдыхая знакомые с детства запахи и прислушиваясь к привычным звукам. Радости от возвращения домой не было, как и не было ощущения, что община осталась местом, куда хочется вернуться после долгих странствий.

В доме встретили звуки оживленной беседы: к своему удивлению, на кухне я застала Кассиуса, который напористо втолковывал что-то моему отцу, сохраняя на лице преувеличенно вежливое выражение. Отец кивал с видом польщенным и растерянным. Время от времени пытался было возражать в силу характера – просто оттого, что не мог не ерепенится в присутствии людей выше его по статусу – но тут же замолкал.

Когда я вошла, разговор прекратился. Кассиус засмеялся, спросил о самочувствии и настроении, поинтересовался, куда я девала хозяина. Затем велел собираться в обратный путь и исчез, не отвечая на расспросы.

Я не знала, какие планы были у хозяина на меня, но одна забота грызла сильнее остальных.

– Папа, ты должен поехать со мной. Как-нибудь устроимся в Аэдисе вместе. Снимем квартиру, может, получиться найти тебе работу…

– Нет-нет, дочь. Зачем тебе обуза? Тебе надо веселиться, брать от жизни всё, а не ходить за никчемным инвалидом. Из-за меня, чего, доброго, упустишь блистательные возможности, которые ждут тебя в столице на каждом углу – о, я это точно знаю, не вечно же тебе быть на побегушках у теурга! Но нет, не скажу дурного слова о господине Дрейкорне, не беспокойся. Он все устроил наилучшим способом. Этот молодой человек, Кассиус, сообщил, что имел разговор с доктором в Олхейме. Тот согласился взять меня помощником, а господин Дрейкорн выкупил ту хибару, в которой я жил в последние месяцы; заявил, это самое малое, что он может сделать для нашей семьи после того, как из-за его недосмотра с тобой приключилось это… кхм… неприятное происшествие. Конечно, я расплачусь с ним – потом, постепенно.