Попаданец с четырьмя колёсами
Шрифт:
— Да! — вспомнил я. — Посмотри у меня в багажнике…
— Где? — не понял он.
— Вот здесь! — я открыл крышку. — Там лежат крылья вампира…
— О-о! — он округлил глаза. — Как же тебе удалось раздобыть такую редкость?
— Да вот так и удалось. Достал по случаю. Забери их себе. Они мне как-то ни к чему.
— Спасибо! — прошептал маг, вытаскивая крылья и прижимая к груди. — Это очень редкий и ценный компонент для приготовления различных магических снадобий!
— Вот и готовь! — распорядился я.
— Постой тут! — наказал маг и убежал в дом.
Вот чудак! Как будто я могу куда-нибудь деться. Да мне и
А там ли он остался? — вдруг вплыла мне в… в общем, куда-то вплыла, мысль. Я-то здесь очутился после удара, насколько помню. А он как?
Я стал вспоминать все услышанные фэнтези. Но ни в одном не упоминалось, что куда-то могли попасть сразу два чело… а, нет, я ведь не человек. А как? Хорошо, два разных существа, из которых одно нисколько не существо… И причём так, чтобы их сознания перемешались. Такое, чтобы подселялось сознание одного человека или существа, в сознание человека или существа другого мира — бывало. А вот чтобы два в одно… нет, такого вроде бы не случалось. Но я, наверное, не все фэнтези на эту тему знаю.
Да и не ощущал я в себе никого другого. Как был сам по себе, осознав себя в полной мере только когда скатился с конвейера, так и всё. Нет, припоминается ещё что-то вроде бушующих языков пламени, струи льющегося металла, ректификационных колонн, текущей стеклянной массы, темень химических реакторов… но о-очень, очень смутно. Что уж говорить о нежном покачивании, будто в колыбели, в кузове огромного «БелАЗа», в виде железной руды, или палящее солнце на плантации бесконечных рядов гевеи с капающим из порезов ствола соком… Это уж точно плод моей фантазии.
И тем не менее! Раньше, в том мире, на Земле, я почему-то себя почти и не ощущал разумным существом, воспринимал всё окружающее и происходящее как должное, не заморачиваясь. Да и многие ли из людей ощущают себя разумными существами? Вот и я точно так же. Жил и жил себе. То есть существовал.
А сейчас почему-то всё вспоминается с предельной ясностью — и где я был, и что делал, и что говорили возле меня и во мне оба хозяина, а также и их попутчики и соседи. Ну, пусть и не всё, но многое. Не говоря уже о разговорах с другими автомобилями и прочими разумными существами. И не только с неорганическими и небелковыми — кошки и собаки тоже вполне себе обладают разумом! Да вот закавыка в том, что он не очень похож на человеческий, вот люди и считают животных неразумными. Но что делать, если люди даже и нас, машин, тоже считают неразумными! Правда, мы и не существа…
Но, может, так оно и есть? И мы действительно неразумные? Кто в здравом уме станет подчиняться идиоту-хозяину, в пьяном виде садящемуся за руль? А ведь мне и о таких рассказывали! Это мне с моими повезло…
Или мне всё это кажется? И именно потому, что я очутился здесь, в этом мире? А на самом деле ничего не было — ни разговоров с БТРами, едущими параллельно со мной куда-то в южном направлении по трассе М4 (они так и не сказали,
куда едут, сославшись на военную тайну), ни той незабываемой летней ночи с юной «волжанкой»… Нет, между нами ничего не было: мы просто стояли себе рядом на одной автостоянке, смотрели на звёздное небо и разговаривали…Неужели же я ранее ничего не осознавал, а теперь вдруг всё вспомнил? А это уж вроде как совсем невероятно. Но… что я знаю о невероятности? Надо будет мага спросить обо всём этом. Интересно ведь!
Маг вышел, нагруженный охапкой каких-то трубок, подставок, кадильниц — и ещё чем-то, чего я так и не понял. Свалил всё барахло рядом со мной и снова отправился в дом — за второй партией, надо полагать.
Дом… красивый, ничего не скажешь. Весь в башенках, громоотводах, украшенный резьбой и лепниной. Из красного кирпича с жёлтыми вставками. Окошки узкие, стрельчатые. Как их правильно называть, готические? Вот что-то наподобие таких.
Маг притащил вторую охапку, теперь чего-то ещё более зловещего — я углядел там и копья, и пики, и даже бердыши с секирами. А говорил, что боевую магию не практикует!
Третьей охапки не последовало: решив обойтись тем, что уже принёс, маг принялся втыкать принесённое вокруг меня на манер кладбищенской оградки, только чуток повыше. На моё «Эй-эй-эй! Ты что делаешь?» он сосредоточено ответил: «Так нужно, не мешай!».
Я машинально (а как я ещё мог, я ведь и есть машина!) оценил высоту втыкаемого вокруг меня острого барахла, и неожиданно понял, что в случае необходимости смогу свободно выпрыгнуть из очерчиваемого магом круга. Вот просто так, с места, особо не напрягаясь. Ай да единорог! Передал-таки мне часть своих магических свойств. Даже, может быть, и сам того не желая.
Поэтому все дальнейшие манипуляции мага я переносил совершенно спокойно — и то, как он расставлял курительницы по углам, и как развешивал амулеты где ни попадя.
А потом он начал камлать — ну, или совершать действия, весьма похожие на камлания: бил в бубен — бубенчики на полях его шляпы отзывались тихим звоном, устраивал вокруг меня половецкие пляски, завывая диким голосом… Я ещё подумал, что сюда все его соседи сбегутся. Но даже кошки не почтили нас своими визитами, а уж они, я полагал, обязательно должны были поддержать знакомые завывания.
И — ничего не происходило. Даже когда он рухнул в изнеможении и лежал на траве навзничь, раскинув руки в стороны и отбросив бубен, тоже ничего не произошло.
Я так и подумал, что у него ничего не получилось. Понятно: молодой, неопытный…
Но когда он встал, пошатываясь, и подошёл ко мне, я увидел на его лице улыбку.
— У меня получилось! — прошептал он. — Я видел!
Видел он… А я вот так ничего не видел, кроме бесплатного представления.
— Я видел твой мир! — заявил он и опёрся о капот.
— И только-то? — скептически осведомился я.
— Разве этого мало? — обиделся он.
— Гм, кому как… Ну ладно, рассказывай, что ты видел. Может, ты вообще не мой мир видел. — Когда я захочу, я могут быть очень противным. В глазах у мага мелькнуло что-то похожее на испуг, но он тут же взял себя в руки и расслабился:
— Нет, твой! И тебя я там видел, — он похлопал по капоту. — Вот точно с таким рисунком.
— Это не рисунок, а аэрография, — поправил я его.
— Ну, пускай будет графия, — согласился он. — И кровь на рисунке…