Попаданец с четырьмя колёсами

Снижался я по-вертолётному. Не знаю, метла ли так приспособлена, или же сработали какие-то мои предпочтения, но ни кружиться опавшим осенним листом, ни выписывать спирали, ни заходить на посадку подобно обычным самолётам, я не собирался. И не потому, что не нашлось подходящей взлётной полосы — я, как и знаменитый По-2, мог приземлиться на любой аэродром! Ну, как и в обычной своей ипостаси мог проехать всюду, где не скалы, не песок и не болота. Да и По-2 точно так же не смог бы нормально приземлиться в тех же самых местах. Так что мы с ним в этом немного схожи…

Хотя, признаваясь честно, то есть положа прерыватель на карбюратор, причина моей вертолётной посадки была более чем банальна: я едва не пролетел мимо того сарая, возле которого познакомился с Памплисиодором. Поэтому резко затормозил — мне даже не пришлось выпускать закрылки по-самолётному, ввиду отсутствия оных, а просто взял и остановился в воздухе — и тихо и плавно опустился на площадочку перед сараем. На ней, кажется, ещё сохранились мои старые следы. Всегда приятно вернуться на знакомые места! И посмотреть, как сильно они изменились.

Памплисиодор выскочил, едва не хлопнув дверцей и не порвав пристяжной ремень. Ну, он от меня ещё получит за это! Если бы я не успел вовремя среагировать, так бы и случилось: и хлопнул бы, и порвал. А тогда я не знаю, что бы с ним сделал!

Оббежав несколько раз вокруг продолжающего оставаться окованным сарая, он сначала разочарованно — или непонимающе — развёл руками, потом радостно — или успокоительно — хлопнул себя оными по бокам — и направился ко мне.

— Всё в порядке! — улыбаясь, доложил он. — Защита нигде не нарушена!

— Да? — недоверчиво переспросил я. — А вот я не был бы столь оптимистичен…

— Ты о чём? — не понял Памплисиодор и странно посмотрел на меня. — Ты хочешь вторгнуться в мою вотчину?

— Да всё о том же… И ни в коем случае не хочу отнимать у тебя хлеб. Но… я, конечно, совсем недавно в ваших краях, и примерно столько же сталкиваюсь с магией, однако мне кажется, что общий фон её несколько изменился… в этих местах. Ты не находишь? У нас говорят, свежий глаз лучше видит.

— Что ты имеешь в виду? — чуть не окрысился на меня Памплисиодор.

Я не стал говорить банальное «Что имею, то и введу!» — по причине немножко не той ситуации и общей моей тенденции к отсутствию желания всё опошлить — не в пример поручику Ржевскому. Но я так подумал! А думать, извините, никому не запретишь. Как бы кому другому этого ни хотелось.

Вместо этой пошлятины я сказал прямо:

— Ты сейчас ничего странного в окружающем сарай магическом фоне не замечаешь? Или в магическом фоне самого сарая?

— А что я должен замечать? — недоуменно ответил Памплисиодор, чем оживил в моей памяти ещё один анекдот, про двух обезьян, сидящих на дереве под дождём.

— Да у меня складывается такое впечатление, — медленно начал я (А куда спешить? Мы всё равно опоздали!), — что сарай пустой. Нету там никого. А когда я в прошлый раз был здесь… Тогда, когда мы повстречались с тобой, — уточнил я, — в сарае кто-то определённо сидел взаперти. И очень сильно хотел оттуда выбраться. А вот сейчас…

Памплисиодор неожиданно для меня сдавленно хрюкнул, развернулся на месте и упал на колени перед сараем. Что это означает? Он превращается в свинью? В этом магическом мире уж и не знаешь, что может произойти в следующий момент.

Однако в свинью маг не превратился. Хотя чуть ли не рыл землю носом, и в таком положении, на коленях, вновь обошёл весь сарай по периметру.

— Пожалуй, ты прав… — озабоченно произнёс он, вновь вернувшись в исходную точку, передо мной. — Но я никак не пойму: как это могло случиться? Я ведь оковал цепями все четыре стены… и крышу! Наложил самые прочные заклинания! Ничего не понимаю…

— А под сарай ты цепи заводил? — дипломатично поинтересовался я, интонацией выделив слово «под». Ишь, наложил он! Сказал бы я тебе, чего ты и куда наложил, да обижать не хочется. К себе в штаны, например.

— А как их туда можно завести, когда там земля? — недоумевающе спросил Памплисиодор и тут же охнул, признав свою ошибку: — Ё-моё! Я об этом даже и не подумал!

— Вот! — я глубокомысленно и назидательно поднял кверху правый «дворник». — Так всегда бывает: решая глобальные вопросы, забываешь о мелочах. И в самый неприятный момент они всплывают на поверхность.

— Но как же… но куда же она могла деться? — Памплисиодор растерянно огляделся.

— Она? — переспросил я. — Так значит, там не абстрактное Зло сидело, как ты мне первоначально впаривал. А кто? Кто там был? — Последнее я произнёс с интонацией супруги Семёна Семёновича Горбункова из «Бриллиантовой руки».

— Колдунья, — сознался Памплисиодор, глядя в сторону от меня. — Я не стал тебе говорить, потому что не знал, как ты относишься к… существам женского пола! — выпалил он.

— Ну, в общем, положительно, — ответил я, вспомнив ту «волжанку», с которой простоял всю ночь бок о бок, разглядывая звёзды и чувствуя дрожание каждого сварочного шва друг у друга. Не говоря уже о синхронных вибрациях воздушных фильтров.

— Вот то-то и оно! — вздохнул Памплисиодор. — Вот я и побоялся, что ты ринешься освобождать «нежное» существо, — он скривил губы в гримасе, долженствующей изображать полное презрение. — В смысле зло женского пола.

— Нет, ну, ты меня извини, конечно, напарник, — я решил немного польстить магу, — я, быть может, и извращенец, с вашей точки зрения, но не полный идиот. И я знаю, чем может обернуться полное игнорирование октанового числа!

— Ты меня тоже извини, Ноль-ноль-первый, — тихо прошептал Памплисиодор. — Но подскажи, что нам следует делать?

— Ну, во-первых, — начал я, — нам нужно пойти по стопам последователей Мичурина.

— Это в каком смысле? — поднял голову Памплисиодор. — Наступать им на ноги? И кто такой Мичурин?

— Был такой учёный, в двадцатом веке, в государстве под названием «Советский Союз», — пояснил я. — Которое три сволочи в Беловежской Пуще развалили. Он занимался селекцией плодово-ягодных культур. И вот отдельные его последователи подняли на щит лозунг: «Копайте глубже!». Я не стану сейчас разбирать логичность или правомерность и правомочность такого лозунга, однако замечу, что нам следует найти «выходное отверстие» из данного сарая. Об этом, кстати, то есть о наличии выходного отверстия, говорили другие последователи того же Мичурина, которые занимались яблоководством. Так вот они установили — или же открыли — непререкаемый закон, согласно которому если на яблоке имеется входное отверстие и нет выходного, то червяк затаился внутри яблока. А если имеется и выходное — оно обычно прикрыто паутинкой и крупинками, гм, червяковского дерьма, — то искать червяка внутри яблока бесполезно: он уже ушёл.