Попаданец в себя, 1960 год

Но не буду злоупотреблять, а то не сколько-то там воспоминаний получается, а «Сколько-то там оттенков серого». Кстати, эти «оттенки» свидетельствуют об упрощении до скотского читательских вкусов и о всеобщей деградации литературы.

Как и музыки… да и в целом — массового искусства, подмененного плебейским и коррумпированным телевидением.

Блок писал: «На бездонных глубинах духа, где человек перестаёт быть человеком, на глубинах, недоступных для государства и общества, созданных цивилизацией, — катятся звуковые волны, подобные волнам эфира, объемлющим вселенную; там идут ритмические колебания, подобные, процессам, образующим горы, ветры, морские течения, растительный и животный мир».

Воспоминания — всегда ерш. Из смешного и серьезного, из грустного и светлого, из «да» и «нет», из «ага» и «ого!» Этот ерш, порой, пьянит не хуже вина.

Взросление мое было немного противным, так как я не получил детского опыта общения с людьми. В результате вел себя в обществе, как дома — или с бездумной искренностью, или в угрюмой отстраненности. А проявления юношеской сексуальности вообще выглядели по-дурацки. Как понимаю сейчас, анализируя эти полудетские архивы памяти.

Я как бы пытался играть с людьми в «бери и помни», но им чужды были мои ассоциации с куриной ключицей, ломая которую средний брат и мама проигрывали, а старший брат всегда выигрывал. А папы уже скоро не было, мама получала за потерю кормильца 69 руб, а я до совершеннолетия — 30. братья были неинтересны, да и не очень-то их интересовал младший брат.

Зато юношеских прыщей у меня никогда не было, да здравствуют солнце, воздух и все остальное, что укрепляет организм.

Я наскоро умыдся и засел за пишущую машинку Рейнметалл (Rheinmetall), купленну папой два года назад и по всем правилам зарегистрированную в КГБ. На ней все пытались печатать, но бытро научился только я и со временем полностью её окупировал. Сейчас я хотел напечатать аллегорический рассказ с условным названием: «Волк», который на самом деле в первой жизни написал в 21 год и который принес мне успех.

Сюжет прост. На Земле остался последний волк, и он знает, что последний. Он охотится близ деревень и спокойно ищет смерть.

«…Его иногда видели у деревень. Он выходил с видом смертника и нехотя, как по обязанности, добывал пищу. Он брал свои трофеи на самом краю поселков. Брал то овцу, то птицу, но не брезговал и молодой дворнягой, если она была одна. Он был крупный, крупней раза в два самого рослого пса. Даже милицейская овчарка едва доставала ему до плеча. Но они не видели друг друга.

Он никогда не вступал в драку с собачьей сворой. Он просто брал отбившуюся дворнягу, закидывал за плечо, наскоро порвав ей глотку, и неторопливо уходил в лес, не обращая внимания на отчаянные крики немногих свидетелей. Он был осторожен, но осторожность получалась небрежной. Устало небрежной».

Ну надо же, какая память стала хорошая. Разогнал я её за восемьдесят лет плюс еще семнадцать в новом существовании. И никакого божественного мобильника не надо, да и не собираюсь я использовать — воровать еще не написанные песни и романы для обеспечения собственного подленького и мелочное существования. Да и СССР я не смогу спасти. А мог бы — не стал. Не хочу вместо нынешней России получить второй рабовладельческий партийный Китай вместо СССР. Пока никто не придумал экономику, превосходящую капиталистическую свободную торговлю. Так что СССР просто невозможно сохранить, а меняя и латая мы все равно получим или Северную Корею или второй Китай!

Мой волк в рассказе — это та самая свобода, которую неизбежно убьет смерд в милицейских погонах. Как там у меня было?

…Одна пуля тупо ушла в землю, другая. Руки милиционера тряслись, но он был мужественным человеком, стрелял еще и еще. Пуля обожгла шерсть у плеча, но волк не прибавил шагу. Он шел, играя мышцами, а глаза горели ненавистью совсем по-человечьи.

Мужественный человек заверещал по-заячьи и, как его пес, упал в снег. Тогда волк остановился. Остановился, посмотрел на человека, закрывшего голову руками, на пса поодаль, сделал движение к черной железине пистолета — понюхать, но передумал. Повернулся и пошел в лес, устало, тяжело. Он снова был худым, и снова гремел его скелет под пепельной шкурой.

Он шел медленно, очень медленно, и человек успел очнуться, успел притянуть к лицу пистолет, успел выстрелить, не вставая. Он был человек и поэтому он выстрелил. Он был военный человек, а волк шел медленно и шел от него. И поэтому он попал.

Минуту спустя, овчарка бросилась и запоздало выполнила команду «Фас».

А с востока дул жесткий, холодный ветер, и больше не было весны. До нее было еще два месяца.

Глава 14

Почти год как я переместился в себя юного. За это время сознание реципиента на миг разархивировалось и тело сотворило уйму ошибок. Но страх перед людоедами вновь вогнал сознание пацана в закрытую капсулу архива. Наверное все эти процессы совсем не такие и совсем иначе протекают, не исключено божественное вмешательство. А может я со своим тело и сознанием всего лишь импульс в гигантском компьютере иной сущности.

Но я объясняю происходящее со своей точки зрения, да и не существенно все это.

Вообщем, почти год я провел в прошлом, сейчас середина 1961 года, в институте, где успел отменить академку, каникулы.

В 1961 году Иркутск отметил 300-летний юбилей с момента основания острога. В тот год вместе со всей страной иркутяне ликовали и радовались возвращению первого человека из космоса, и Вузовская Набережная была переименована в бульвар имени лётчика-космонавта Ю.А. Гагарина.

Живу я на чужой квартире, арендую недорого дачу у журналиста, переехавшего работать в Москву. Дача в черте города и со временем он её продаст, но пока совмещаю обязанности сторожа и арендатора, так что все удовольствие обходится в 25 рублей плюс коммуналка 3 руб 20 копеек без электричества. За свет — сколько нагорит. Больше двух рублей ни разу не нагорало.

Доходы мои пока невеликие. Гонорары от молодежной газеты, подставки учетчика писем в ней же. Степуха. Раз в месяц праздник труда на железнодорожной станции. Разгрузка сахара — препротивная штука. Особенно кубинского, где мешки по 120 кг., а не по 90 кг, как сахар из республик.

Никаких особенных перемен в себе не замечаю. Руками раковые очаги не исцеляю, по воде не хожу. Единственно, сила и память весьма активны. Ну с памятью понятно, натренировал, активировал за время жизни. А вот сила, присущая скорей мужику, чем подростку не спортивному. Возможность память сознания преобразует и тело. Тем более, замечаю седые волоски в шевелюре, мгновенно зубы мудрости выросли, а на коже появились морщинки. Будто старею в восемнадцать лет. А вопрос дряхления тела после помещения в него старого сознания никем, мне кажется, не изучался.