Попаданка ректора-архивампира в Академии драконов. Книга 2

Мы с Санаду, тоже слышавшем тихую часть речи, переглядываемся. В его эмоциях мерцает тревога. Но обсудить ничего не успеваем: к нам, сияя добродушной улыбкой, подходит Антоний.

Меня же смущает ещё один момент: Марк Аврелий разве не помнит, что белки на Земле маленькие?

Глава 52

Антоний (он, кстати, сохраняет это имя из-за труднопроизносимости собственного) лично знакомит нас с условиями проживания.

Дану обитают в лесу.

Лес живой до последнего грибка. Грибы, трава, мох и некоторые виды кустарников обладают объединённым сознанием с вкраплениями личностей, остальные (вообще всё, порой даже камни) обладают самостоятельным созданием. Многие имеют заточенную под конкретный вид или семью ментальную связь, поэтому их переговоры между собой не слышны представителям других видов.

Плоды и цветы на деревьях тоже самостоятельные полуразумные личности.

Куда ни плюнь – везде личности. Поэтому есть, как и пожаловался сидящий на моих плечах Марк Аврелий, действительно ничего нельзя.

Тут все воздухом питаются. То есть не воздухом, а магической энергией. Те же вампиры, только в профиль. Но если нам очень надо – для физически питающихся гостей здесь всегда готовы предоставить сытную воду или иллюзорную еду.

Что за иллюзорная еда и как её можно спутать с настоящей? Да легко! За основу берётся разложившаяся плоть местных жителей, уже не представляющая культурной ценности, и земля, с помощью магии преобразуется в материальную иллюзию с видом и вкусом по любому желанию.

Нас окунули в источник, связанный с искрой души этого мира, поэтому мы теперь включены в местную экосистему и можем не бояться отравиться. Как с весельем сообщает Антоний, для существ не прошедших трансформацию подобные трапезы иллюзорной едой могут оказаться смертельно опасными, если существо потом не напьётся из источника для исцеления.

Строения здесь редкость: каждому выделяют участок леса, где можно жить, если только не мешаешь деревьям. Многие из них большую часть времени спят, обычно к таким и подселяются, но даже активных деревьев никто не стесняется. Правда, это, как и нежелание местных жителей утруждаться, приводит к тому, что в основном народ спит на земле без стен, крыш и мебели. Если дождь пойдёт – магия прикроет.

Так как всё здесь живое, поделки разрешены только из неживого камня и металла, растительность используется по договорённости с этой самой растительностью.

У дану есть королева, но она имеет скорее ограничительную власть (всё что нельзя определяется её волей, основанной на традициях) и обязанность карать нарушителей, в остальном она в жизнь обычно не вмешивается.

Привычных нам денег здесь нет, имеется взаиморасчёт услугами.

Так как все питаются магией, а в бытовых предметах не нуждаются, работать не принято.

Обустраиваться с размахом тоже не принято.

Из развлечений – заглядывающие сюда смертные существа, желающие обрести могущество и вечную молодость дану. Гостей здесь любят: и угощать иллюзорной едой, и устраивать с ними дикие пляски, вытаскивать воспоминания на потеху публике, дурить иллюзиями и проверять выдержку лабиринтом. Но случается это редко.

В общем, после ликбеза понимаю, почему Антоний сбежал в другой мир. У меня от одного его рассказа о местном быте острое желание спасаться отсюда быстрее. Или это чувства Санаду во мне пробиваются: у него-то чуйка на тоскливые места, и рассказ о нашей будущей вечной безмятежной жизни вызывает у него жгучее желание рвать когти из этого леса.

Встреча с дану, бестолково торчащими на каменной площади, после представления нас королеве как новых подданных, только усиливает ощущение, что здесь можно загнуться от скуки.

Дану для приличия устраивают нам пир: на краю площади возникает стол с аппетитно выглядящими яствами. Но после рассказа Антония о местном продовольствии, мы с Санаду ограничиваемся напитками.

Цедя сладкую воду из золотого кубка, я поглядываю по сторонам: дану неспешно переговариваются – словно листья шелестят. Обсуждают нас в лабиринте, какие-то деревья. Что интересно – когда на них смотришь прямо, они ослепительно красивы и похожи на людей с острыми ушами, но если расфокусировать зрение и обратить внимание на периферию, то вместо одетых в драгоценные наряды женщин и мужчин видятся не их смутные силуэты, а совсем иные – тёмные создания. Коричнево-зелёные, неестественно (на человеческий взгляд) сложенные. Очень похожие на то существо, что я увидела на поляне со скульптурами, прежде чем оно обрело вид весёлого рыжего мальчишки Антония.

Окидывая взглядом стол с горами жареного мяса и спелейших фруктов, с удовольствием поглощаемых прекрасными дану (наши воспоминания, из которых создаются иллюзии, дают им почувствовать эти вкусы), я не могу не думать о том, что всё это, похоже, иллюзия.

Очень качественная, если верить ощущениям от прикосновения к драгоценной одежде дану или тому же Антонию, но всё же иллюзия.

– А какие у вас ещё развлечения бывают? – с надеждой уточняет оглядывающийся по сторонам Санаду.

Плечи Антония поникают:

– В том-то и дело, что никаких. Но, – его взгляд светлеет, глаза восторженно блестят. – Я надеялся, что вы привнесёте в наш мир что-то новое, покажете развлечения Эёрана. Я слушал, видел – вы умеете развлекаться. Вы научите нас? Пожалуйста!

Антоний молитвенно складывает руки. Марк Аврелий напрягается на моих плечах, хвост нервно подрагивает на моей груди.

Так вот зачем нас сюда привёл Антоний – развлечения устраивать!

– Да, мы умеем развлекаться, – кивает Санаду, но в его эмоциях сквозит беспокойство. – Правда, не уверен, что твои сородичи способны наши развлечения понять.

– Ничего! – отмахивается Антоний. – Главное – начать!

– О, вы уже здесь! – голос Мары сладок, как мёд.

Мы с Санаду медленно поворачиваемся к ней. Мара в прекрасном облегающем платье алого цвета стоит среди таких же прекрасных дану.

Стоит с тарелкой мяса и фруктов в руках.

– Любите же вы поспать, – улыбается Мара и протягивает тарелку нам с Санаду. – Угощайтесь, восстанавливаете силы.

Мы с Санаду смотрим на тарелку. Я опять поднимаю взгляд на Мару и, заломив бровь, уточняю:

– Ты что, эту тухлятину попробовала и теперь хочешь нас накормить, чтобы не так обидно было?

У Мары чуть дёргается уголок губ.

Мне же приходит другая мысль: после человечины ей землишки и гнилых деревяшек погрызть – раз плюнуть. Возможно, она не видит ничего дурного в подобном, если вкус соответствует настоящему, а вампирский желудок хоть долото переварит.

– Не хотите, как хотите, – Мара ставит поднос на стол. – Я всего лишь проявила любезность. Нам ведь и дальше лучше держаться вместе.