Попаданка. Одна для двоих

– Всё хорошо. Передаёт вам привет.

– С ним всё хорошо?

– Отлично. С такой мамой у него всё отлично.

Краем глаза Маша видела остальных, стоящих поодаль людей в белом. Их набилась полная палата. Все внимательно смотрели на Машу. Где-то за ними раздались всхлипы.

– Мама?

Люди расступились. У стены мама Маши рыдала.

– Ну, ты чего? – Маша улыбнулась.

– Дарья Петровна, вот, выпейте.

Медсестра протянула успокоительное в пластиковом стаканчике.

– Вот, Мария, смотрите, что вы натворили. Мы не спим, мама ваша не спит, за дверями целые делегации несут дозор.

– Врач делано погрозил Маше пальцем.:

– Больше не пугайте нас. У вас было сотрясение. Остановка сердца. Вас вводили в искусственную кому. Сейчас всё хорошо. Отдыхайте.

Он собрался уходить.

– Скажите, доктор. Мне постоянно слышится чирикающий звук птицы, как будто она где то рядом. Это галлюцинации?

– Я вам больше скажу. Мы тоже его слышим и даже видим.

Все расступились, в палату внесли клетку с серой птичкой.

– Вот он ваш соловей. Иван Алексеевич велел, чтоб возле вас был. Но, Иван хоть и главный, а мы главнее. Этот пернатый подарок не может находиться в больничной палате. Отдыхайте!

Все вышли.

Мама Маши сидела рядом с сооружением, напоминающем космическую гавань, в простонародье "медицинская кровать для лежачих больных", не могла насмотреться на дочку.

Бледное, осунувшееся лицо дочки изменилось. Оно стало взрослым, полностью утратило наивность. И мама Маши тоже изменилась. Морщины, появившиеся на её заплаканном лице ничто по сравнению с теми бороздами, что пропахали её сердце.

Она чуть дочери вместе с внучиком не лишилась.

– Я слышу столько голосов, мама…– Маша никак не могла вырваться из своего путешествия,: – И со мной был мальчик. Он теперь у меня тут – Маша положила руку на сердце.

– Ванечка уже едет.– мать будто бы не слышала слов дочери.

Ванечка… У Маши защемило в груди. Она прожила целую жизнь, где хранила ему верность, где не позволила обстоятельствам сломить свою любовь. А теперь ей надо будет учиться жить без Ивана.

Его измена…Опять каменная плита обиды вдавила Машу в кровать.

– Доча, там столько народу за дверями. Лена, подружки с твоей работы. Игнат вот с птичкой носится. За каждое пёрышко Соловейки отвечает.

– Как ты сказала птицу зовут?

– Соловейка.

– Кто её так назвал?

– Да не знаю. Само как-то.

Так вот, все хотят тебя видеть. Ванечка же охрану выставил, никто кроме меня и врачей входить не может.

У нас с ним тайна есть. Медсестра как войдёт, так колечко с тебя снимает, говорит– не положено. Ванечка как придёт, надевает.

– Мама, не говори мне про него.

– Маша..

– Не начинай, – Маша остановила мать,: – ты ничего не знаешь.

– Чего же я не знаю такого, что знаешь ты, доченька.

Вот, послушай историю.

За два месяца до победы у моей бабушки родилась двойня. Моя мать и мой дядька Коля. Кругом разруха, март, холод, голод жуткий. К тому времени дед мой, которого потом корова забодала, с войны уже вернулся.

Комиссованным, без ноги , с костылём. Хоть и калека, а всё мужик. Так вот, на селе тогда лазарет на втором этаже единственного сохранившегося здания был. Там двойня и родилась у деда с бабушкой.

Ждёт баб Таня когда дед придёт, порадуется, поддержит её. А его всё нет и нет. Подумала баб Таня, что он про двойню узнал и бросил её. Как в разруху то двоих младенцев поднимать.

Решила бабушка Таня с окна выброситься, боялась, что сама не сможет. Как детей кормить, сама то последний месяц вместо еды всё махорку курила. Нянечки еле оттащили от окна, истерика у неё была жуткая.

А дед, между прочим, в соседней палате лежал. Он когда от радости скакал к ней на одной ноге на второй этаж, упал и вторую ногу сломал. Бабушке сказать боялись, чтоб молоко не пропало.

За неё переживали: вроде мужик был полуинвалид, а теперь совсем обездвиженный. Да ещё двойня на руках.

Мама Маши молчала.

– Ну, и зачем мне эта история? – Маша злилась. Она вообще терпеть не могла все эти сельские побасенки:

– Меньше бы пил, глядишь, не свалился бы с лестницы,– добавило зло, непримиримо.

– Деда не суди. Откуда знаешь, чего он там на войне насмотрелся.–

Мама Маши уже не плакала.

– Людям надо верить Маша. Дай шанс своей судьбе.

– Что это значит?

Мать встала, открыла дверь. В дверном проёме спиной к Маше стояла фигура в чёрном костюме. Охранник застыл каменной глыбой, глядя прямо перед собой. Он как будто рассматривал стену напротив, по которой размажет любого, кто попытается переступить порог палаты.

Из-за его плеча высунулось лицо Зинаиды Петровны…

– Маша, простите меня.– её голос звучал ровно, без эмоций. Слова, которые она сказала после были как гром среди ясного неба. Маша от неожиданности даже попробовала приподняться, не ослышалась ли.

– То, что вы увидели в кабинете у сына, это я устроила. Наняла девушку артистку, чтоб она развела вас на ревность. Это была провокация. Я хотела чтоб вы исчезли из жизни сына. Простите.

– Засунь себе свой "сорян" в ж..– это первое, что хотелось Маше крикнуть ей в ответ. Странно, она нашла в себе силы сказать вслух:

– Прощаю. Но никогда не забуду. И, сделайте одолжение, исчезните с глаз моих.

Лицо женщины исчезло. Охранник, красивый мужик, рослый, мощный как танк, повернулся вполоборота, закрыл дверь в палату, оставив Машу с мамой в тишине.

Глава 40

Маша сцепила пальцы. Ей захотелось рычать, биться, грызть подушку. Та тварь только что выдавила из себя "простите" и всё?!

Маша перенесла такой кошмар, она чуть не умерла. Мог пострадать её ребёнок. Машу бесило всепрощенчество её собственной матери. Почему её мать не перегрызла за свою дочку горло обидчице!

С Машей случилась истерика. Девушка кричала, рвалась куда-то. Закашлялась, её просто сотрясало. Прибежали медсёстры, что-то вкололи. Примчался врач.