Попаданка

– Так вот, – продолжал он всё тем же поучительным тоном, и всё также неотрывно на меня глядючи, - вы мало того, что намного меня младше,и уж не говорю, что и как сестра моя весьма послушны мне быть должны, так и в крепостных девках пока именно у меня и записаны! И голос вам в этом доме повышать уж никак не след!

– Ну, положим, уже не в крепостных, - все же вставила я свой пятак, отмечая про себя, что в одном он уж точно прав: Пётр Фомич куда меня старше.

– Ошибаетесь, сестрица моя милая! – продолжая, по-барски строго наморщил он лоб.
– Знаете ведь, поди, что пока не у судьи и не у городового ваша вольная не отмечена! А значит, вы по-прежнему под моим управлением находитесь! Вы, Варвара Николаевна, правильно как-то заметить изволили, что человек я просвещённый и разница между мною и окрестными помещиками великая, уж насильно неволить никого не собираюсь,коль и остальные захотят,так всем вольные выпишу, разве что, в отличие от вас, за то им оброком мне возвернуть придётся, выкупом иль работами какими иными. За вас же я покуда даже вдвойне в ответе, как и за сестру свою, да и как за свою крепостную.

– Так вы ведь еще пару часов назад меня сами же поскорей отсюда выгнать собирались, а теперь откуда-то вдруг забота взялась такая! – всё же не удержалась я от встречной колкости.
– Неужто передумать изволили?

– Да вот подумал я, да к выводу пришёл, чтo не могу вас на улицу выгнать, в бродяжничество и нищенство фактически отправить, иль ещё куда хуже, к сожительству и проституции не дай Бог склонить… Позабочусь уж я о ваc и замужестве вашем, как и каким-никаким приданным обеспечить по возможности смогу. Сами ведь понимаете: девушке вашего неясного положения достойного мужа найти очень уж сложно будет, но постараюсь я в здешний свет вас вывести, как сестру свою представить, да покуда краса ваша и молодость зазря не растрачена, все усилия к тому приложить, как и вам в том самом во всю постараться придётся! – здесь, пристально и как-то двояко на меня глядя, Пётр Фомич демонстративно умолк, мол: о дальнейшем и сама сестрёнка догадывайся.

– Ну, хоть за это спасибо, – в итоге извинительно улыбнувшись, пусть и пытаясь казаться гордой, я с уверенным видом подсела к столу. Замуж , если честно, то совсем не собиралась. Но только зачем моему предку об этом знать? Проживу уж как-нибудь сама... Глядишь, подходящую работу какую-никакую найду… Другое дело, что мой хитрый предок не просто так о моём замужестве заговорил, по всему видать, еще надумал меня за кого-то с выгодой для себя выдать!

– Фёдор! – как-то слишком громко прокричал Пётр Фомич, сбивая ход моих рассуждений.

– Налей Варваре Николаевне чаю, как и каши погорячее уже принеси!

– Мчусь, барин, - из кoридора сразу же отозвался тот, почти вбегая сюда и подскакивая ко мне. В итоге я чуть-чуть отодвинулась на стуле, это чтоб ?еуклюже поворачиваясь, Фёдор меня своим половником не задел.

– А как идут поиски тел Фомы Фомича и Семёна?
– берясь за серебряную ложечку, с печалью поинтересовалась я у своего предка.

– Скверно идут, – со вздохом отвечал он. – Ещё дотемна полиция с мужиками по всей стремнине много раз сетями пройтись успела, да так ничего и не выловила, видать, далеко-то утопленников течением снесло, не поднимут уже со дна, поди.

Я лишь со скорбной улыбкой кивнула в ответ и в задумчивости принялась за уже всё равно остывшую кашу, молoчную, пшённую, но сладкую и с изюмом.

– Тут того, – просунулась в приоткрытую дверь Игнатова голова. – Сотский, Василий Кондратьевич, приехали, с вами желают переговорить.

– Так веди его сюда, бестолочь ты такая! – снявши с шеи салфетку, Пётр Фомич демонстративно её скомкал и нерв?о бросил на стол.

– Виноват, понял я, барин, - сразу скpылась Игнатова голова.

Вслед за ним, запыхано дыша, к нам в столовую вошёл «мой урядник» и, снявши форменную шапку, пригладил чёлку и устало опустился на один из стульев.

– Ну чего там, Василий Кондратьевич, по нашим поискам то будет? – поинтересовался у него Пётр Фомич.

– Да прекратили мы уж утопленников-то искать. За утро чуть ли не всю реку до излучины сетями да драгами продёрли, да вот лишь сюртук Фомы Фомича и выловили. Часы его в нём золотые были, –

с поникшим видом выложил он их на стол.
– Сюртук бы тоже, куда подалече течением снесло, кабы под водой за корягу не зацепился. Так что дело явное и с прискорбием закрытое уже судьёй нынче будет, при свидетелях всё случившeеся было, мужики в тот час на косьбу шли… Уже все они лично мною опрошены,и сомнения в словах их никакого нету. Уверяют, чтo воочию видели, как кони барские ни с того ни с сего взбесились, да прямо с кручи в омут и понесли, вот и утоп Фома Фомич, да и Семён вместе с ним.

– Что ж,и на том благодарность моя будет, - тяжело вздохнул Пётр Фомич.
– Вы уж, Василий Кондратьевич, не спешите из поместья уезжать, задержитесь на отпевание. Да и отец Григорий сюда вскорости прибудет, как и земского доктора, да и помещиков всех окрестных я к тому часу известил. Ещё следует, поди, уже и за брата моего душеприказчиком кого из му?иков в ?убернию отправить, это чтоб в ближайшие дни можно было завещание покойного зачитать.

– Подождите, – всё это время внимательно вслушиваясь, вмешалась я в их односторонний разговор.
– Пусть тела и могло куда-то течением отнести, заилить там, но ведь где сами кони, как и пролётка? Уж её было куда проще найти и из реки вытянуть, тяжёлая ведь она, никуда течением не унесёт…

– Так целёхонькой та пролётка осталась, как и сами кoни, - перевёл на меня «урядник» свой насмешливо-снисходительный взгляд. – У участка пока и стоят. Перевернулась та пролётка, да по утопленникам сверху и шлёпнула, по их головам, видать, бедолаг, ударила, вот они и непритомились, да камнем на дно и пошли, ну а в холодной воде кони-то от буйства очухались, в себя пришли, да к берегу пролётку и вытянули. Таки вот дела…

– Что ж, - промокнув салфеткой губы, отчего-то с полными глазами слёз, я медленно поднялась из-за стола.
– Благодарю вас, Василий Кондратьевич, за столь подробные разъяснения, - сказала с лёгким кивком, борясь с самой собой и своими чувствами, – но пойду уж к себе, что-нибудь чёрное поищу, да и переодeнусь, раз с ваших слов мы уж явственно в их гибели уверились.

Провожаемая долгими мужскими взглядами, я с уверенным видом вышла в коридор. Отчего-то очень уж хотелось расплакаться,и совсем не от жалости, ?ак и нет, я ничуть Фому Фомича не жалела, разве что ни в чём неповинного Семёна,только глаза неудержимо наполнялись слезами, очень желалось разрыдаться, и не столько об обоих утопленниках, скoлько о своей погубленной жизни. Пусть какой-никакой и свободы для себя добилась, да только кому я здесь, в этом диком прошлом, нужна со своими полученными в будущем знаниями? В том-то и дело, что никому! Вот нашёлся бы кто, кому я с этим стала бы интересна!

Еле сдерживая слёзы, я почему-то прошла на крыльцо. Это, наверное, чтобы немножечко тут отдышаться, да так и замерла у перил на краю дощатого настила.

Наступающая осень, она чувствовалась в каждом шелесте начинающего желтеть листочка, явственно ухала вместе с филином в лесу, расцветала краснобoкими яблочками, разгоралась золотистым разноцветьем и не только в саду, а и еще дальше, в хорошо виднеющемся отсюда пролеске. Каждый кустик, каждая травинка, как и любое деревцо – встречало эту пору по-свoему, в своём особом нигде неповторимом осеннем наряде.

В свою душную комнатку сразу как-то не хотелось возвращаться, вот я и пошла назад через сени, по длинному пути, наверное, подсознательно желая хоть немного побыть наедине со своими мыслями, собраться с ними. Совершенно не ожидала в этот час здесь с кем-то встретиться, ведь все девки дворовые обычно уже на работах быть должны, да буквально наткнулась на злобный взгляд Свёклы. Сидя на лавке и луская семечки, она так и прожгла меня чернявыми глазами. И была в сенях не сама, а в компании двух дородных женщин, ввиду своей упитанной стати даже и не сказать какого возраста, как и знала я про них только то, что работают они на чёрной кухне и редко появляются в доме. Но по случаю гибели барина, видать, с самого утра и сидят тут, да перемывают чьи-то косточки, и не факт, что не мои.