Попаданка

– Мне уж папочка накануне и смотрины устроил, - сказала одна другой, – только не хочу я за такого женишка выходить, старый он уж больно и шибко усатый. По доброй вoле точно не соглашусь!

– Только не трясись ты так, смотри, чтоб у тебя свечка не потухла, – выдержав паузу, с какой-то бравадой отвечала её подруга, - а то нехорошее это предзнаменование, если на похоронах, даже к смерти может быть…

– Да у меня хорошо свеча горит, – с горьким вздохом продолжала первая.
– За это не переживаю. Про будущее дитя думаю, как муж уж появится… И как мне будет потом с таким животом ходить?

– Меня тоже подобное беспокоит, как и чтo зала эта маловатa,и под юбку сквозняком задувает, а рядом много незнакомых мужчин, я к ним ближе тебя стою, вдруг ещё ребёночек у меня от этого получится.

– Нет, от такого стояния его не будет, меня моя горничная недавно уверила,когда я про ещё будущие смотрины ей сказала, что если чужой мужчина просто рядом стоит или спит где-то по соседству даже, то ребёнка от негo никак не задует, о том беспокоиться не стоит. Мне кажется, чтоб это произошло, для того c ним еще и поцеловаться надо.

Здесь, не выдержав, я приглушённо рассмеялась, по причине их такого сексуального невежества. Хорошо, что никто из гостей этой моей горе-весёлости не заметил, но две эти барышни осуждающе на меня обернулись.

– Уж так не переживайте, - сделав ровное лицо, шепнула

им я.
– Ни от простого лежания с ним, ни от близкого стояния, ни даже от сотни поцелуев в том месте – вам от мужчины ничего не будет. Вы уж спросите у той своей бывалой горничной, что у мужчины должно стоять… отчего… и куда он должен это вам засунуть,чтоб ребёночек получился…

Тихонько фыркнув и заметно краснея, обе они одновременно отвернулись и даже насколько возможно продвинулись от меня вперёд. Честно говоря, я уже привыкла к такому своему игнорированию со стороны местных барышень. Та дуэль, на которой Фома Фомич с Павлом Ильичом стреляться изволили, благородными стараниями соседей-помещиков сразу же обросла столь дивными подробностями, что только ленивый до сих пор чего-то там обо мне и о ней не сплетничал. Такого напридумывали, что и представить страшно!

Со своей стороны я принялась смотреть на отца Григория. Потрясая скорее дьяконской бородкой, бормоча малознакомые мне слова церковного языка, он ходил вокруг импровизированного, а в действительности абсолютно пустого гроба. Вот святой отец пару раз взмахнул кадилом, и, наконец-то закончил службу. Дальше же началось что-то вроде поминок, больше походящих на шведский стол. Не без труда добравшись до одного из столиков, я вместе со всеми успела съесть ещё мягкий, да уже изрядно остывший пирожок с мясом, запила его квасом, потянулась было за вторым, заодно оценивающе скосив глаза на одиноко стоящую посередине серебряного разноса рюмку с рябиновой настойкой, да тут из всеобщей суеты выползла мужская рука, меня кто-то крепко схватил и оттянул от стола.

– Пётр Фомич... – повернувшись, несколько испуганно выдохнула я.

– Пойдёмте, – взял он меня под локоток.
– Знаете ведь, поди, что Семён Михайлович душеприказчиком Фоме Фомичу приходится, сейчас он для нас в столовой его завещание прочтёт.

– А мне-то что с того?
– чуть отстраняясь, опешила я. – Думаете, барин своей крепостной что-то завещать изволили?

– Семён Михайлович просил, чтоб вы обязательно были, - в итоге практически силой повёл он меня.

Так и придя вместе с ним в столовую, в том смысле, что под ручку, уже там я всё ?е вырвалась и присела позади всех на одиноко стоящий мягкий стул. Началось чтение…

– Всех своих крепостных, всего душ… – глядя на свиток, негромко произносил доктор, слушала я его вполуха, - …вместе с Благородским селом и поместьем, всеми домами, сараями, амбаром, мельницей и прочими надворными постройками, оставляю своему названному брату Петру Фомичу Куликову...

Здесь я лишь с улыбкой кивнула.

– Варваре Николаевне Синицыной, - услышав такое, заинтересованно подняла я на Семёна Михайловича глаза. – Завещана мною вольная грамота, пятьдесят три рубля ежемесячного дохода от достатка поместья да даруется право проживания в нём по собственному разумению, – закончив чтение, окинул он всех присутствующих внимательным взглядом и добавил: – В здравом уме и твёрдой памяти, сиё завещание было подписано завещателем в присутствии свидетеля и нотариуса и занесено в актовую книгу. На этом всё!

?дин за другим, все стали расходиться. Я тоже было поднялась со стула.

– Прошу вас, Варвара Николаевна, вы уж пoгодите, – пробравшись через всех, остановил меня Семён Михайлович.
– Понимаю очень, раз какой-никакой доход вы теперь имеете,то нет уж вам большой надобности у меня в ассистентках быть, но если уж надумаете, то в лечебницу приезжайте, очень надеяться и ждать там вас буду.

– Я подумаю, - тихо сказала, глядя ему в глаза. – Может, не сразу, но вскорости дам вам свой ответ.

На этом мы с ним и распрощались. И дождавшись когда все выйдут, я одиноко пошла к себе, размышляя, что, пусть и немножко на меня обидевшись, да Прась?а еще никуда не ушла, потому что тоже некуда ей,и нам удастся тихонечко посидеть самим, за чаем и принесёнными ею с белой кухни пирожками, куда она обязательно по моей просьбе и сходит. Сейчас как-то ни хотелось ещё кого-то видеть, с кем-то там из этих господ говорить, просто желалось побыть почти самой, пусть и немножечко, но излить душу относительно неболтливой прислуге.

* * *

Ближе к полуночи, от рябиновой настоички очень уж весёленькие, выбрались мы с Праськой подышать на тёмное крылечко. Довольно прохладно уже было,только мягко подобравши под те самые места юбки, мы всё равно уселись на деревянные ступеньки.

– А и не жалею я о том, что Фома Фомич утоп, - вдруг призналась мне Праська, долго глядя на полнобокую луну.
– Почему? Да потому что аж до жути боялися его все тута… ? теперича намного даже и поспокойнее сделалося.

И как-то и не как на прислугу я на неё в этот миг посмотрела, как на подругу по несчастью больше.

– Уж не знаю, лучше или хуже, - выдохнула я в ответ. – Поначалу ведь он мне таким добреньким показался, таким хорошеньким и рассудительным… Я за него ведь даже в Петра Фомича из дуэльного пистолета в неадеквате стрельнуть могла, в огонь и воду пойти была готова, думала, что и влюбилась даже, а вон как оно вышло… А вот Пётр Фомич-то мне родной оказывается! Хотя и Фома Фомич вольную мне в действительности всё же дал, как-никак сдержал-то слово.