Попробуй меня

Emika – For Sex (Drop The Others)

Он не смог вытерпеть. Мы оба не смогли.

Печка в машине, казалось, разрывалась от такой температуры. Жалкая романтика, гребаные снежинки – кому это к чертям оказалось нужным, когда здесь, на фоне проклятого колледжа, на заднем сидении одной из самых дорогих машин, он нависал надо мной.

Слишком близко.

Его было так много, что я снова и снова брала за привычку начинать задыхаться, но эти губы, господи, Рикка, эти губы, они сводили с ума.

Тебе понравится. – излюбленная фраза. Вырывается из хриплых уст с особой дерзостью – все, что находится в голове, вращается с нереальной скоростью. – Подними ручки, девочка.

И я послушно делаю все, что он приказывает. Просто потому, что это Гарри. Потому что он рядом и потому что он – это все, что я так требовательно хочу.

Хочу.

Не иначе.

Влажные от развязной слюны пальцы проникают вовнутрь, настолько мягко, что я выгибаюсь под ним четкой дугой от такого потрясающего чувства, которое, вроде как, называют «незапланированный оргазм».

Ты трясешься, но ведь я еще ничего не сделал. – прошептал он в губы так близко, что я, не сдерживаясь, с силой притягиваю его к себе за шею и автоматически раздвигаю бедра еще шире, потому что я хочу его в себе, и мне, какого-то хера, совсем не стыдно.

Стайлс довольно усмехается.

Гарри, сколько можно терпеть.

Кто-то был в тебе еще? – настороженно спрашивает он, раздвигая пальцы внутри меня и заставляя взвизгнуть так, точно я решила прокатиться на какой-нибудь детской карусели и от неожиданности совсем потеряла голову.

Господи чертов гребаный боже, какие карусели, Дейвидсон, о чем ты думаешь, милая.

Нет. – пискнула я, а затем, прокашлявшись, распахнула глаза шире и уверенно помотала головой. – Никто не трогал меня.

Ты умная девочка. – довольно улыбается он и с силой втягивает нежную кожу внизу живота сквозь острые зубы. – Слишком вкусная.

Мы неоднократно пытались заниматься любовью, но постоянно получался секс. Теперь я отчетливо ощущала, что такое любовь. Любовь таится в сердце, ее не боишься, ее не стесняешься. Ты отдаешь себя ему и знаешь, что это правильно. Чувствовать его в себе становится своим родом особенной гордостью – ты растворяешься в нем.

Десять, Дейвидсон. – приподнимается Гарри и смотрит в мои глаза.

Целуй меня в губы.

Легкое прикосновение. Влажные губы, требовательные пальцы замирают внутри, настойчиво растягивая удовольствие насколько это возможно.

Внизу живота все приятно тянет, так приятно, что я невольно закидываю голову назад и, кажется, улыбаюсь сама себе, просто потому, что мне приятно.

Потому что я теряла голову, когда он находился в миллиметре от моего лица.

Девять.

Запусти пальцы в мои волосы. – хрипло прошу я и поддаюсь парню навстречу, обведя головой его руку и умоляя чувствовать его руки в моих волосах.

Он оттягивает их одной рукой, зарывается лицом, вдыхает полной грудью и грубо стонет.

Гарри, смелее.

Восемь.

Я выдыхаю. Одновременно с ним, синхронно, без лишних слов. Впитываю его слабость в себя и приподнимаю бедра выше – хочется больше.

Трогай меня, Гарри. Медленно. Трогай.

Он смеется. Хрипло, развратно, смеется. С легкостью проводит влажную дорожку языком от солнечного сплетения, поддается вперед, целует впадинку внизу живота и проворачивает пальцы восьмеркой внутри – вырывается животный хрип из моих уст. Я понимаю, что сдаюсь.

Семь, Рикка. Семь. Что у нас под номером семь?

Воздух оседает на наши тела слишком быстро. Дышать становится практически невозможно, грудь Гарри вздымается все сильнее с каждым вздохом – от его дыхания внутри разливаются пожары и сердце трепещет так сильно, еще немного, и совсем оборвется.

Семь. Держи меня.

Крепкая рука обхватывает меня за талию и притягивает к себе с неведомой силой. Из горла вырывается крик – он меняет положение пальцев и вводит третий, без всякого смущения облизывая безымянный палец и вновь вводя его вовнутрь.

Терпеть практически невозможно, хотя в теории – это всего лишь семь.

Шесть. – нехотя произносит он, втягивает кожу на шее слишком сильно. Я чувствую, как пульсирует синяя жилка и как она тут же оказывается в прикусе между его зубами.

Губы. – мягко произношу я и целую его. Целую много и сладко, с языком и без, он скользит во мне, хочется буквально орать. Даже не кричать, а орать.

Пять.

Пальцы.

Четыре, Рикка. – улыбается он, спокойно исследует меня изнутри, трется пахом об мои бедра и тут же что-то щелкает – я больше не чувствую ткани на его теле.

Сперто выдыхая, я приоткрываю рот и издаю протяжный стон, молящий лишь только об одном. Ногти самопроизвольно впиваются в мужскую спину, Гарри теряется в себе, совершенно не контролируя себя, целует низ живота, тщательно стараясь не пропустить ни одну клеточку тела.

Чертыре, Стайлс. Игра.

Три.

Медленно. Прикоснись и начни. Пожалуйста, Гарри.

Башню срывает, как на американских горках. Он грубо входит, срывает к черту эту гребаную рубашку на моем теле, прикусывает возбужденную грудь и смело делает еще один толчок вперед – ему просто плевать, что стоны из моего горла тушатся его губами.

Ему просто плевать.

Я любила это животное.

Грубые движения не давали мыслить, все путалось в сознании. Крепкая рука Гарри сжимала волосы на моем затылке, а язык оставлял синяки на тонкой коже – все это, черт возьми, было просто сном.

Наслаждаться им внутри себя, слышать его неразборчивое дыхание на ухо, эти зубы, прикусы – Гарри, милый, где же ты был так долго?

Я соглашусь, порно - фильм вышел бы тиражом в миллион экземпляров – на кожаном сидении было особенно развратно.

Похоть, языки и пальцы – грязно, паршиво, но по-своему сладко, притягательно, сшибающее с ясного разума вообще.

Я хочу тебя, хочу, господи, я хочу тебя, Дейвидсон. – шептал он невозможно-быстрым тоном, находясь внутри и прижимая меня к себе так, словно я – это все, что у него осталось. – Ты моя, моя, черт побери, моя, моя, моя…

Ты просто одержим сексом, Гарри. – пытаюсь сказать я, искренне верю, что он все понял, ведь сил нет ни на что.

Я одержим тобой, Дейвидсон.