Попытка контакта

– Ах, Николай Иванович, давайте без чинов-с. Вот, позвольте вам представить: Мариэла Захаровна, из далеких краев, женщина-врач. Просит предоставить ей больного, на коем она могла бы продемонстрировать умения. А это наш ведущий доктор, он, можно сказать, главный медицинский начальник всего города.

Молодая дама улыбнулась и сделала реверанс.

Брови хирурга поползли вверх. Он не знал ни одного университета Европы, где женщина могла бы получить медицинское образование.

– Позвольте осведомиться, сударыня, какое именно учебное заведение вы заканчивали?

– Николай Иванович, разрешите не называть университета, который я закончила. Что бы я сейчас не сказала, у вас будут веские основания мне не верить. Давайте проверим мои слова практикой. Надеюсь, у вас найдутся больные или раненые, полное излечение которых находится за пределами ваших возможностей. Предупреждаю: среди них могут оказаться такие, от лечения которых откажусь я сама. Также нежелательны больные с повреждением костной ткани. Вообще-то излечить их в моих силах, но это потребует долгого времени, а его-то, как понимаю, нет. Другое дело, к примеру, тяжелые ожоги - тут мои способности могут быть к месту.

Чувства хирурга к этому моменту являли собой густейшую смесь. То, что молодая женщина из чужих пределов - это было понятно. Именно оттуда ее заметный акцент. То, что у нее нет ни на пятак почтительности к старшим в чине и возрасте - ладно, имя Пирогова не так уж известно в заграницах. Но вот ее заявление насчет ожогов...

– Николай Иванович, Мариэла Захаровна уже опробовала свое искусство на присутствующем здесь лейтенанте Семакове. По его свидетельству: впечатляет-с!

Николай Иванович увидел возможность хоть какой-то проверки дерзких заявлений этой юной особы.

– А что с вами было, господин лейтенант?

– Старый шрам на руке, двенадцатилетний. Мария Захаровна свела его в считанные минуты, и следа не оставила. Николай Иванович, обращаю особое внимание: хуже не будет.

Последнюю фразу хирург отметил в памяти.

– Так как же вас называть?

– Мое настоящее имя - Мариэла. Но Мария тоже годится. Это имя хорошо знакомо любому русскому.

Пирогов решился.

– У меня есть условия.

– ?

– Я буду присутствовать на операции.

– Почему "операции"? Лечении, вы хотели сказать?

– Пусть так.

– Разумеется, я согласна, сама хотела вас об этом попросить. Но и у меня будут условия.

– Какие же?

Мягкий женский голос вдруг стал стальным. Разумеется, никто из присутствующих не знал, что интонации госпожа магистр скопировала у наставницы.

– Первое вы уже знаете: я могу отказаться от лечения. Но есть и второе, куда более важное. Тот (или те), от которого я откажусь, должен быть переведен в другое помещение на расстояние не меньше полусотни шагов. Отдельно от всех прочих моих пациентов. И ему не будет разрешено приближаться к товарищам, как бы он ни просил. Вплоть до выздоровления, конечно. И третье: после лечения я пропишу полный покой в течение какого-то времени. Никому, кроме меня и вас, не будет позволено входить в это помещение. И еще кроме тех, кому я разрешу это. Как вам такое?

Как раз условия были почти понятны, и Пирогов наклонил лобастую голову в знак согласия.

– С разрешения Павла Степановича...

– Да, конечно. Идите и доказывайте, Мария Захаровна. Сдается мне, что ваши знания флоту весьма потребны будут-с.

Все посетители вышли.

– Николай Иванович, опишите, если не трудно, характер тех болезней или травм, что вы собираетесь мне предъявить как экзамен.

– Извольте, сударыня. Но позвольте для начала предложить вам место в пролетке... Так вот: заряд пороха загорелся, и четверо нижних чинов получили сильные ожоги. У одного выжжены глаза. Второй: кисть правой руки сгорела чуть не до костей. Я всерьез думаю об ампутации. Ну, а третий и четвертый - просто ожоги лица с обугливанием кожи, за недели четыре должны восстановиться. Шрамы, понятно, останутся.

– Мне надо смотреть.

Больничная палата была громадной: на двадцать кроватей. Некоторые пациенты спали, но бодрствующие, как один, повернули головы и уставились на молодую странно одетую барыню в компании не с кем-нибудь - самим Пироговым, а уж тот пользовался несомненным и заслуженным уважением.

– Надо полагать, те четверо?

– Совершенно верно.

Не увидеть повязку на глазах у матросика было трудно.

Женщина бросила короткий взгляд на странную серебряную плитку в руке. В ее голосе зазвучали приказные нотки.

– Перевести всех четверых в отдельное помещение. Они же могут ходить, верно?

– Добро. Прохор, отведите их в большую операционную. До послезавтра оперировать в ней никто не будет. Уж для осмотра сгодится.

У магистра магии жизни были причины для такого требования. Сигнализатор однозначно показал: в палате имеется хотя бы один негатор.

Двое пациентов повели под руки третьего - того самого, что с повязкой на глазах. Четвертый шел сам. Впереди шагал санитар. Через пять минут вся группа вошла в операционную. Госпожа снова глянула и удовлетворенно кивнула - сигнала не было.

– Не желаете ли вымыть руки, сударыня?
– с елейной улыбочкой осведомился Пирогов. Уж он-то знал предрассудки относительно этого дела.

Похоже, заграничная докторша не уловила иронии.

– Неплохо, но не обязательно. Я не собираюсь касаться больного руками.

Руки были помыты, по мнению хирурга, недопустимо быстро. Но он промолчал.

– Садитесь.

– А больно не будет?
– храбрец-матрос, не побоявшись вспыхнувшего картуза с порохом, несколько устрашился непонятного доктора женского пола.

И вдруг совершенно неожиданно для всех присутствующих, кроме того, что с повязкой на глазах, женщина улыбнулась.

– Делать так, чтобы пациенту не было больно - часть моей работы.