Пора цветения
Шрифт:
– Я тогда не понял, что ты говоришь именно об этом… Я думал, ты имеешь в виду…
– Майкл, прекрати, пожалуйста. Я чувствую себя идиоткой.
– Ну что ты, - прошептал он, коснувшись губами ее лба.
– Ты самая прекрасная на свете! Ты понятия не имеешь, как много значит для меня то, что ты была… что ты никогда не была с другим мужчиной. Но почему. Джин? Почему у тебя раньше не было мужчин?
Она пожала плечами.
– Я никогда не ощущала потребности в них.
– Никогда? Но ты ведь такая страстная.
– Видимо, я никогда не встречала того, кто вызвал бы у меня эту страсть.
Майкл
– Ну, а теперь он у тебя есть, и, прежде чем пройдет ночь, ты почувствуешь это еще и еще.
– Голос его опустился до тихого шепота.
– Я люблю тебя, Джин, безумно люблю.
Услышав это, она напряглась и оцепенела.
7
– Не говори этого!
– воскликнула она.
– И, видя, как Майкл удивлен, понизила голос: - Не говори мне этого.
– Ты не веришь мне?
– Нет.
– Закрыв глаза, она покачала головой.
– Не говори, пожалуйста.
Какой- то внутренний голос шептал ему, что не надо спорить, что лучше подождать, пока она сама успокоится. Причины, видимо, были в ее прошлом и в конце концов привели ее к тому, что до сего дня ни одному мужчине не позволяла она приближаться к себе.
Как она сказала? Не ощущала потребности? Наверное, она смотрела на этот акт как на чисто физический. И не может признать, что за ним кроется нечто глубоко духовное. Слияние тел и душ… По крайней мере, в их взаимоотношениях.
– Неужели это так неприятно слушать?
– мягко настаивал он.
Голос его омыл ее, словно теплая волна, и Джин пришлось призвать на помощь всю свою твердость, чтобы возразить. Отвернувшись, она свернулась калачиком.
– Я не хочу говорить об этом.
– Но ты же видишь, что любовь существует. Неужели это так ужасно… что я люблю тебя?
– Любовь вещь непрочная, болезненная. Она не бывает долгой.
– Ты говоришь о своих родителях, но это не всегда так.
– Я говорю о тех бесчисленных людях, которых встречала за свою жизнь. Все они думали, что любят друг друга, а потом обнаруживалось, что ошибались.
– Я не прошу у тебя никаких обязательств, Вирджиния, просто хочу, чтобы ты знала, что я чувствую. Я понял это уже давно и должен был бы сказать тебе раньше.
– Да, конечно.
– И тогда бы ты не позволила случиться тому, что произошло сегодня?
– Я бы никогда не позволила случиться многому из того, что произошло сегодня. Я не могу любить взаимно. Разве ты этого не видишь?
– Не можешь? Или не будешь?
– Какая разница?
– Для меня большая. Не можешь - это что-то необратимое. Не будешь - это означает, что у меня еще есть шанс.
– У тебя нет шанса.
Сидя рядом с ней, он сказал твердым голосом:
– Я в это не верю.
– Но это так!
– Вовсе нет.
– Когда Майкл положил ей руку на плечо, она отшатнулась. Он рванулся вперед, повалив ее на спину.
– Ты можешь обидеть других мужчин такими речами, но не меня.
– Мне никогда не приходилось говорить это другим.
– Что тоже свидетельствует в мою пользу.
Ты никогда не позволяла ни одному мужчине коснуться тебя, но мне позволила. Тебе не кажется, что это говорит о твоем неравнодушии ко мне?
Джин вырвала свои
руки и зажала им уши, отчаянно пытаясь заглушить его слова. Она не хотела слышать их, не хотела даже думать о них.– Черт побери, - нахмурился он, - напрасно ты зажимаешь свои хорошенькие маленькие ушки. Ты можешь, конечно, уехать сейчас домой и лечь в свою одинокую постель, но ты никогда не сможешь забыть того, что произошло с нами.
– Я найду, чем отвлечься.
– С другим мужчиной? Кого ты пытаешься обмануть? Я всегда чувствовал, что в тебе есть что-то чистое и наивное. Ни за что не поверю в это! До сих пор никому не удалось тебя увлечь. А я это сделал.
Крохотная слезинка выкатилась из-под ее сжатых век, потом другая.
– Не плачь, дорогая. Я не хотел тебя обидеть.
Всхлипнув, Джин отвернула голову на подушке.
– Это было так прекрасно видеть тебя каждый день… И то, что случилось сегодня… Я хотела этого. Но я не могу… Я не хочу… думать…
– Успокойся, - быстро зашептал Майкл.
– Все будет хорошо.
– Он привлек ее к себе, заключив в свои объятия и прижав ее мокрую щеку к своей груди.
– Мы не будем думать. Мы просто будем продолжать делать то, что мы делали. Я могу подождать. Я тебе говорил, я ведь терпеливый, ты знаешь.
Джин сама не понимала, что с ней творится, но не могла перестать плакать.
– Когда ты плакала в последний раз?
– тихо спросил он.
– Я… не помню.
– Вот видишь.
– Когда она попыталась отстраниться, Майкл остановил ее.
– Тихо. Я больше ничего не скажу. Просто расслабься.
– Он поглаживал ее по спине, ласково успокаивая, и понемногу ему это удалось. Наклонившись, он поцеловал теплый затылок.
– Майкл… - начала она, желая сказать ему что-то, но сама не зная что.
– Молчи. Молчи и помни только о том, как хорошо нам было только что. Тебе ведь понравилось?
– Она кивнула.
– И это только начало. Первый раз для женщины самый трудный. Если ты получила удовольствие в первый раз, то что же будет потом…
– Правда?
– робко спросила она.
– Я думала, что с моей неопытностью у меня ничего не получится. Я делала все… правильно?
– Конечно, - подхватил он.
– Ты делала все как надо. Ведь ты очень страстная женщина. И ты прежде всего хотела подарить радость мне.
– Он хотел сказать, что ею руководила любовь, но не осмелился. Невинность и страстность составляли в ней фантастическую комбинацию. Тут нужна была большая осторожность.
– А у тебя много было… женщин?
– спросила она.
– Только одна, моя бывшая жена.
– А с ней было хорошо?
– Сам не знаю. Я тоже был неопытен. Нам было по семнадцать. Мы много намучились, прежде чем у нас что-то получилось, - очень уж глупые и неумелые мы были.
Джин рассмеялась. Это не был ее прежний задорный смех, но все же она смеялась.
– Не могу представить тебя неумелым.
– А как, по-твоему, я научился?
– Я могу представить какую-нибудь роковую женщину, немного старше тебя, но плененную твоей юношеской красотой.
– Она откинула голову назад и снова улыбнулась.
– Женщину лет тридцати, которая жаждала твоей близости и сумела заманить тебя на атласную софу в знойный августовский день.