Пора цветения

–  А они не будут возражать? Ведь они и так спали в этих мешках все лето в лагере.

–  Ты что, шутишь? Они облазят весь дом, чтобы выбрать укромный закуток себе по вкусу. Я знаю своих племянников: они обязательно попросятся спать в кладовке или на чердаке. Этот дом создан для детей.
– И после многозначительной паузы он вернулся к исходной точке их разговора: - Так ты придешь?

Подняв на него глаза. Джин увидела в его взгляде ту самую напряженную просьбу быть рядом с ней.

–  Я думаю, что мне не стоило бы. Я буду чувствовать себя… неловко. Он ухмыльнулся.

–  Деля со мной постель? Но я уже взрослый, и мои родители это поймут. Они будут даже рады. Мое одиночество их беспокоит значительно больше.

–  Я не могу. Это было бы неправильно.

–  Ну что ж.
– Она была прелестна, когда ею овладевала стыдливость.
– Тогда просто приезжай на день.
– И он с улыбкой понизил голос: - Мы можем заняться любовью потом. Например, когда я отвезу тебя вечером домой.

–  Ты неисправим, - укоризненно сказала она, но тоже улыбнулась.

–  Значит, придешь?

–  Приду. Но смотри, ведь твои родители могут встревожиться, узнав, что их сын связался с простой почтальоншей.

Майкл крепко обнял ее и поцеловал.

–  Они будут в восторге, узнав, что ты удостоила своим вниманием их непутевого сына.

* * *

Семья Майкла оказалась простой и милой, как он и описал, хотя несколько неожиданностей и подстерегало Джин, когда Майкл заехал за ней и привез к себе домой в субботу после работы. Первой неожиданностью была встреча с его матерью. Эта маленькая ухоженная женщина оказалась сидящей в инвалидном кресле на колесиках.

–  Майкл вам не рассказал?
– спросила Кейси Йетс вскоре после того, как они познакомились. Они сидели на веранде, наблюдая, как мальчики, их отец и дед вместе с Майклом играют во дворе в бейсбол.
– Я увидела это по вашим глазам с первой же минуты. Он считает это само собой разумеющимся и забывает предупредить своих знакомых. Да и мы все тоже. Это ведь произошло так давно.

–  А что случилось?

–  Меня сбила машина на стоянке возле супермаркета, когда я шла, нагруженная свертками, и не смотрела по сторонам. Наезд был не очень сильный, но весьма неудачный. В то время Розин было восемь, а Майклу только шесть.

Джин могла себе представить это горе, хотя она никогда бы не подумала, что его детство было так омрачено.

–  Это, должно быть, было очень тяжело для всех!

–  Да, конечно, поначалу. Но мы приспособились. У нас не было выбора. Но расскажите мне о себе, Вирджиния. Сын говорил, что вы работаете почтальоном. И давно?

Чувствуя себя так же непринужденно в разговоре с его матерью, как и с ним самим, Джин рассказала ей о своей работе. А когда миссис Йетс искренне заинтересовалась и начала расспрашивать дальше, рассказала и о многом другом. О том, как работала на дорожном посту по сбору пошлин, о пивной, о заправочной станции.

–  Но бьюсь об заклад, что подавальщицей шаров в кегельбане вы никогда не были.

Джин удивленно подняла брови.

–  Подавальщицей шаров?

–  Это было еще до того, как там установили автоматы, еще до того, как я вышла замуж. Чудесное было время: бегать туда-сюда, водить дружбу с парнями, которые приходили в кегельбан поиграть. Все они относились ко мне очень по-доброму, а когда я начала встречаться со своим будущим мужем, они проверили всю его подноготную, заботясь обо мне.

Джин рассмеялась:

–  Удивительно! Вы - и подавальщица шаров! Мне бы никогда в голову не пришло.

–  Пришло бы, если бы родились на сорок лет пораньше.

–  А почему вы там работали?
– с любопытством спросила она. В этой женщине она почувствовала родственную душу.

–  Это было интересно и весело. Я встречала там чудесных людей. Разве не из-за этого многие из нас работают?

–  А вам не казалось это странным тогда?

–  Конечно, нет. У каждого есть свои причины делать то, что он делает. У меня всегда была склонность к авантюрам. Я уверена, что это одно из тех качеств, за которое мой сын любит вас… Ах, вот и Розин!
– воскликнула миссис Йетс, спасая от замешательства покрасневшую Джин, когда в дверях появилась стройная женщина в нарядном желтом платье со шляпой в руке.
– Джин, дорогая, познакомьтесь, это сестра Майкла, Розин.

Слегка ошарашенная ослепительным видением, Джин встала и улыбнулась. Подарив улыбку, столь же ослепительную, как и вся ее внешность, Розин тепло обняла ее.

–  Поверить не могу, - пробормотала Джин, почувствовав аромат, который исходил от Розин.
– Вы душитесь лавандой?

–  Да, и только ею, - заявила та с озорным пожатием плеч, которое удивительно шло ей, хотя ей было уже около сорока.
– Она мой отличительный знак. Иногда я душусь слишком сильно, по мнению мамы, но мне так нравится.

–  Вы не поверите, что я подумала, - начала Джин. Она стояла с чуть ошеломленной улыбкой на лице и вдыхала этот знакомый лавандовый аромат.
– В первый день, когда я принесла Майклу почту, одно из писем пахло так. А почерк был такой витиеватый…

–  И красные чернила?
– вмешалась миссис Йетс.

–  Ну да. Я предположила, что у Майкла есть страстная любовница.

Розин рассмеялась и поглядела во двор, на играющих там мужа и детей.

–  Мне приятно думать о себе как о страстной любовнице, но уж только не его.- Она вдруг оставила их и подбежала к перилам веранды.
– Он бил по правилам, папа!
– закричала она.
– Я видела его удар, Тэд был на своей половине поля!

–  Но, дорогая, ведь твой отец - судья, - шутливо остановил ее муж.
– Ты не должна спорить с ним.

–  Нет, буду! Он дал неправильный свисток! Майкл, ты видел? Разве Тэд играл не по правилам?

–  Я согласен с Брайаном - с отцом не надо спорить!

–  Это потому, что вы проигрываете!
– заявила Розин и бросилась к двери веранды.
– Эти мужчины совсем не знают, как играть в бейсбол. Папа, - крикнула она, выбегая во двор, - уходи с поля! Судить буду я!

Отец Майкла оказался спокойным рассудительным человеком. Зато Розин явно добавляла пикантности семье. А ребята - ну, ребята были нормальными озорниками, какими и должны быть подростки.

Что касается Джин, то для нее это был и чудесный уик-энд, и в то же время грустный. С каждым часом она ощущала в душе все более противоречивые чувства, а когда уезжала домой, уже с трудом могла сдерживать душевную боль.

–  Ну, - сказал Майкл, заглушая мотор своего "скаута" и поворачиваясь к ней, - что ты думаешь о моих родственниках?

–  Я думаю, что у тебя чудесная семья, - сказала она таким тихим и слабым голосом, что он подозрительно взглянул на нее.

–  Ты говоришь как-то неуверенно. Уж не наговорила ли тебе Розин каких-нибудь глупостей? А то с ее языком она способна выдать такое…