Порочная игрушка

— А это, должно быть, Банни.

Плотоядным взглядом он проходится по всему ее телу, и я хочу встать перед ней, чтобы защитить от его взгляда. Ладонь Банни холодеет, и я понимаю, что по какой-то причине он ее пугает.

— Банни, это Джеймс. Джеймс, это моя игрушка.

Он протягивает ей руку для рукопожатия, и когда она неохотно протягивает свою в ответ, он тянет ее в дружеские объятия. Мудак слишком много выпил и не понимает, что пересек черту. Она вскрикивает, когда он обнимает ее, и я тяну ее обратно, выдергивая из его лап.

— Руки прочь от моей игрушки, — говорю я низким, угрожающим голосом, больше похожим на рычание.

— Вау, чувак, я не хотел причинить ей боль. Я едва прикоснулся к ней. Ты в порядке, маленький персик? — спрашивает он, делая вид, что озабочен этим.

То, как он осматривает Банни с головы до ног, сводит меня с ума.

— Нет, — бормочет она, — тело немного болит после тренировки. Вы не могли этого знать.

Она играет. Скрывает избиение блондинистого ублюдка. Если бы у Джеймса не было темно-каштановых волос, я бы уже убил его только из-за этого.

— Я понял, — говорит он с гордой улыбкой. — Рад видеть, что ты занимаешься спортом. Игрушки должны быть в отличной форме. Вы с Браксом должны приехать в Джорджию как-нибудь. Персики там чертовски сочные и вкусные.

Банни хватается за мою руку, будто боится его, и я хочу ударить его в нос.

— Хорошо, Джеймс. Достаточно. Давай посмотрим на твою игрушку.

Он смеется и немного спотыкается, когда возвращается к круглому столу, за которым сидят остальные. На всех игрушках надеты черные ремешки, а Джесс с гордостью носит свой золотой. Даже если она повиснет на моей руке на всю ночь, этот ремешок не покинет ее шею, пока мы не окажемся в самолете, летящем обратно в Сиэтл.

Мы занимаем наши места, и Джеймс притягивает к себе крошечную брюнетку. Ее зрачки расширены, и она кажется потерянной. Я знаю этот взгляд. У Банни был такой же, когда она была под действием героина. Кажется, Джеймсу они нравятся такими. Губы Черри опухли, а на ее шее красуется смесь синяков и засосов.

Ужин неловкий. Джамал и Гленн ведут себя тише воды после фиаско с Тревором. Оба боятся меня, как будто в любую минуту я перелезу через стол и переломаю им все кости. Но сейчас они в безопасности. К концу вечера, единственный мудак, которого я хочу убить — это Джеймс.

Банни, конечно, ослепляет всех своим знанием текущих событий и держится со всеми на равных, в то время как другие игрушки кажутся потерянными и озадаченными. Она другая. Всегда была. И теперь я горжусь этим фактом.

— Так, — Джеймс невнятно бубнит и почти задевает бокал с вином Черри, — скажи им, что ты хочешь, чтобы я сделал, медвежонок.

Он, должно быть, щипает ее бедро под столом, потому что она вскрикивает и на мгновение в ее мутных глазах вспыхивает страх, когда она смотрит в мою сторону. Банни явно некомфортно от этого, и она застывает рядом со мной.

— Мне нравится, когда он причиняет мне боль, — отвечает Черри будто робот.

— Прошу прощения, — вдруг говорит Банни, зарабатывая неприятный взгляд от Джеймса. — Мне нужно посетить дамскую комнату.

— Мне тоже, — выпаливает Черри.

Джеймс дергает Черри обратно на свое место.

— Сядь, сука. Писай на пол, мне все равно.

Банни, не тратя время, уносится прочь из опостылевшей комнаты.

— Джеймс, дружище. Пусть игрушка сходит в туалет, — говорю я ему жестким тоном, не требующим возражений. Он, может быть, и клиент, который платит, но мне не нравится его поведение. В конце концов, я здесь отдаю приказы.

Он раздраженно ворчит и резко кивает, давая ей разрешение, после которого Черри вскакивает со своего места, чтобы уйти от него. Я изучаю его: он смотрит на нее так же, как лев на газель, которую собирается убить. Меня охватывает желание задушить его. За один только день я уже дошел от стадии «с нетерпением жду встречи с этим клиентом» до — «готов убить его».

Отвлекая от совершения очередной глупости, спрашиваю Джеймса о его кампании. В течение следующих двадцати минут он болтает о том, до чего мне нет никакого дела.

То, что меня действительно волнует, это что Джеймс сильно напоминает мне себя. И, к сожалению, мне не нравится это зеркальное отражение. Мы — больные люди. И получаем удовольствие от причинения вреда женщинам. Унижаем их. Владеем ими.

Наиграемся ли мы когда-нибудь?

Смогут ли такие садисты, как мы, когда-нибудь стать полноценными людьми?

Каждая игрушка, которая у меня была, исполняла мои желания. Но ни одна из них не могла удовлетворить мою основную потребность, как бы я их под себя ни подстраивал. Мой мозг и член работают как часы, но вместо сердца у меня огромная дыра.

Джессика заполняет эту дыру, насыщает собой мои поры. Ее запах и смех отпечатались в моем сознании. С ней я ни в чем не уверен. Но она дает мне то, чего я так отчаянно жажду. То, чего я никогда не мог понять. То, чего мне отчаянно не хватало.

Пока Джеймс болтает о себе, счастливый, как черт, я сдерживаю улыбку. Она может изменить меня, но я не чувствую себя из-за этого слабым. Это похоже на инъекцию энергии, и мне нравится это чувство.

Она получала кайф от наркотиков.

Я получаю кайф от нее.

И не собираюсь сдерживать свою зависимость.

ГЛАВА 19

Она

Я расхаживаю по ванной комнате в попытке убить время. Встреча с Джимми стала кошмаром, вырвавшимся из глубин ада. Все, что он когда-либо делал со мной, свежо в моей памяти и вызывает такую боль, будто это случилось вчера.

Бракс.

Наркотики.

Ничто не будет отвлекать меня от боли, которая разрывает мое сердце на части. Мысли о Джимми тянут за собой воспоминания о ней. Мысли о ней вызывают желание засунуть дуло пистолета в рот и не оглядываться назад.

Господи, как я по ней скучаю.

Я протягиваю руку к животу, как это и происходит обычно, когда вспоминаю о ней. Прошло уже больше шести лет, но иногда я представляю себе, как она пинается внутри. Ее звали Грейс, и она была моей. Только ради нее я терпела все то, что делал со мной Джимми. Как только бы она родилась, я бы сбежала с ней. Мы с моей девочкой оставили бы эту жизнь позади.

Но этого так и не произошло.

Я очередной раз пряталась в своей гардеробной — моем убежище для утешения, — когда он пришел пьяным. Джимми избил меня, что было неудивительно. Но когда он потащил меня к лестнице и столкнул, я не могла поверить, что он сделал это. Скатываясь по каждой ступеньке, я пыталась защитить своего семимесячного, еще не рожденного ребенка. В тот момент я загадала: если сможем пережить это падение, то переживем что угодно.