Порочная невинность (Том 2)
Шрифт:
Кэролайн потянула носом воздух и улыбнулась. Хлеб был уже почти готов. Сейчас она его вынет, завернет, возьмет Никудышника и отправится в город.
– Никудышник, ко мне, мальчик!
– Она хлопнула в ладоши, как это делала Хэппи, и попыталась свистнуть.
– Иди скорее сюда, мы уезжаем.
Поскольку песик не появился, она вышла на крыльцо и услышала откуда-то снизу жалобный скулеж. Кэролайн опустилась на корточки и обнаружила, что Никудышник забился под крыльцо, дрожа и попискивая.
– Наверное, увидел змею, - пробормотала она и решила выманить его с помощью сахарной косточки.
Кэролайн уже хотела
– Господь привел меня к тебе!
– Улыбка, казалось, сейчас разорвет его лицо пополам.
– Я понял волю его. Ты была с Такером. Я видел тебя с ним, и ты будешь принесена в жертву. Как Эдда Лу. Все будет, как было с Эддой Лу.
Он уже подходил к крыльцу, выставив перед собой нож, когда Кэролайн опомнилась, вскочила и метнулась на кухню, захлопнув за собой дверь. Однако Остин всей тяжестью тут же налег на дверь, и Кэролайн поняла, что ее хлипкий замок не выдержит.
Думать она не могла - ноги сами понесли ее в гостиную, а рука машинально схватила с полки дедушкин "кольт". "Необходимо добраться до машины", - мелькнуло в голове. Уже пробегая по коридору, она услышала, как крякнула и поддалась старая дверь и на пол полетела щепа. Но когда Кэролайн выскочила на переднее крыльцо, она увидела, что все четыре шины разрезаны.
Остин распахнул парадную дверь.
– От воли господней не убежать! Ты орудие искупления. "Око за око" так сказал господь.
Но Кэролайн уже мчалась в сторону пруда, хотя там, за деревьями, таился полумрак и ужас. Однако больше бежать было некуда. Кричать она не могла: вместо крика из ее груди вырывался какой-то свист.
Оглянувшись через плечо, Кэролайн обнаружила, что между ними уже меньше двух метров. Слезы застилали ей глаза, когда она выстрелила. Но "кольт" дал осечку. Остин улыбнулся, и Кэролайн увидела безумие в его глазах. А еще там была ужасающая, торжествующая радость.
Он уже поднял нож, блеснула серебристая, убийственная сталь. Но в этот момент, словно маленький золотистый снаряд, к Остину подлетел Никудышник и вцепился своими щенячьими зубами ему в щиколотку. Остин взвыл не столько от боли, сколько в ярости, и с силой отшвырнул ногой щенка так, что тот вялым, бескостным комочком упал на траву.
"О господи, милый господи!" - взмолилась Кэролайн и, взяв "кольт" в обе руки, выстрелила опять.
На этот раз отдача от выстрела заставила ее сильно податься назад. Она упала и в ошеломлении смотрела, как на испачканной белой рубашке Остина расплывается кровавое пятно, похожее на страшный красный цветок.
На лице Остина застыл безумный оскал. Словно не чувствуя боли, он шагнул к ней и высоко занес нож.
– Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста...
– скулила Кэролайн, целясь прямо в это улыбающееся лицо.
"Кольт" снова дернулся в ее руке. В безмолвном ужасе она увидела, что его лицо словно исчезло, а большое, мускулистое тело прошила судорога. Ее скованному паникой воображению казалось, что он все еще вдет к ней, все еще неумолимо надвигается, и она, хрипя,
отползла назад.Но вот к ее ногам упал нож. А следом за ножом рухнул и Остин.
***
Такер подбежал к площадке перед домом, усыпанной гравием, и остановился как вкопанный. Он стоял и смотрел, как через лужайку, шатаясь, идет Кэролайн, неся на руках щенка. За ней он увидел лежащего ничком Остина и кровь на траве.
– Он ударил мою собаку, - вот и все, что она сказала, пройдя мимо него в дом.
– Господи Иисусе, Берк!
– Я обо всем позабочусь.
– Берк отставил ружье и взялся за "уоки-токи".
– А ты иди за ней и смотри, чтобы она не выходила, пока я здесь не управлюсь.
Такер нашел Кэролайн в гостиной. Она сидела в качалке с бесчувственной собачонкой на коленях.
– Дорогая моя...
– Он присел рядом с ней на корточки и взял ее лицо в ладони.
– Что он с тобой сделал?
– Он собирался убить меня.
– Она продолжала раскачиваться, боясь, что если остановится, то сойдет с ума.
– Он хотел меня зарезать ножом. Он бы мог меня застрелить, но решил зарезать, потому что так поступили с Эддой Лу. Он сам это сказал.
– Собака начала шевелиться, заскулила, и Кэролайн прижала ее к груди, как младенца.
– Но теперь все в порядке. Все в порядке...
– Кэролайн, Кэролайн, погляди на меня, детка.
– Такер подождал, пока она не повернется к нему. Радужная оболочка казалась зеленой аурой, в которой плавали зрачки.
– Сейчас я отведу тебя наверх. Пойдем со мной. Нет, я лучше отнесу тебя и вызову врача.
– Не надо.
– Она глубоко и протяжно вздохнула, когда Никудышник лизнул ее в подбородок.
– Я не собираюсь биться в истерике. Я не собираюсь рухнуть замертво, как однажды в Торонто. Я тогда словно разбилась на тысячу кусков... Но больше это не повторится.
– Она прижалась щекой к пушистой шерсти щенка.
– Я пекла кукурузный хлеб. Я никогда его раньше не пекла. Хэппи дала свой рецепт, и я собиралась отвезти хлеб к Сьюзи... Мне было так приятно чувствовать себя здесь не чужой!
– Никудышник слизнул слезу, покатившуюся у нее по щеке.
– Понимаешь, я сначала радовалась, что буду здесь жить совершенно одна, но я даже не подозревала, как сильна у меня потребность быть частью целого.
– Теперь все будет хорошо, - пробормотал он беспомощно.
– Я тебе обещаю, что все наладится.
– Я пекла кукурузный хлеб в бабушкиной духовке. И потом застрелила Остина Хэттингера из дедушкиного револьвера. Разве это не странно?
Глаза Такера мерцали сдерживаемой яростью. Он все-таки подхватил ее на руки вместе со щенком, перенес на кушетку и сам сел рядом.
– Я останусь здесь на ночь, - заявил он.
– Буду спать вот на этой кушетке.
– Но, Такер, я вовсе не собираюсь разваливаться на куски.
– Я знаю, любимая.
– Таймер все еще жужжит.
– Кэролайн закусила губу, стараясь говорить спокойно.
– Я, наверное, совсем сожгла свой кукурузный хлеб...
Она уткнулась лицом ему в плечо и заплакала.
Глава 19
Кэролайн сошла вниз, чувствуя себя совершенно опустошенной. Она не имела представления о времени, хотя солнце светило ярко и в доме было тихо, как в могиле. Решив, что надо поскорее выпить кофе, Кэролайн, босая, в одной ночной рубашке, отправилась на кухню, но внезапно остановилась как вкопанная.