Порочные занятия

Бригада уборщиков не показалась мне причастной к похищению, и была больше занята удалением крови с цемента, нежели сокрытием похищения невинной девушки.

Но Криус мог послать двоих. Одного для проведения звонка, а другого для…

Нет.

Я натягиваю капюшон на голову и обегаю здание по периметру. Сейчас не время накручивать.

Но если она не в своей квартире, то что?

Какой-то молодой человек выходит через парадный вход, и я бросаюсь к двери, чтобы успеть до того, как она закроется. Огонь прожигает вены, когда я бегу по коридору, вверх по лестнице, и достигаю четвертого этажа.

Феникс уже может быть в лапах Криуса, который либо использует ее как рычаг против меня, либо продаст садисту как шлюху специального назначения.

К тому моменту, как я достигаю ее двери, взор застилает огонь мести. Феникс у него. Вот почему он казался таким любезным и никак не отреагировал, когда я убил его человека.

По какой еще причине она могла бесследно исчезнуть?

Я слышу приглушенный звук движения за дверью, и петля на шее ослабевает. Когда свет за глазком исчезает, колени подгибаются от облегчения, и я обеими руками прижимаюсь к двери.

Для начала, она в безопасности, но теперь возникает вопрос, почему она ушла.

Подползает новый вид паранойи, на этот раз скользкой, как змея. Феникс ушла, потому что увидела, как я перерезаю человеку горло. Поскольку меня не арестовали, она, вероятно, думает, как совладать с осознанием того, что она стала свидетельницей убийства.

Дверь приоткрывается. Я толкаю ее, но упираюсь в цепочку.

— Феникс, — говорю я низким голосом. — Открой дверь.

Ее лицо становится непроницаемым.

— Зачем?

Холодная дрожь пробегает по позвоночнику. Должно быть, она все видела, отсюда и злость.

Мои мысли несутся со скоростью сто миль в час. Она умная девушка, которая, должно быть, много повидала, живя под крышей Гордона Гофаннона. Никто в нашем мире не бежит с криками в полицию.

— С тобой все в порядке? — спрашиваю я, взвешивая свои слова. — Что ты видела?

— О чем ты говоришь? — рявкает она. — Я слышала тебя.

Мои брови сходятся. Вспоров горло, я обезопасил себя от лишних звуков, и к тому же специально придержал тело падающего, а затем опустил на пол, чтобы избежать удара. Также не припоминаю, чтобы это транслировали в новостях.

Слова Феникс не имеют смысла.

— Мы продолжим этот разговор внутри, — говорю я. — Открой дверь.

— Нет, — она пытается захлопнуть ее, но я делаю шаг вперед и останавливаю дверь ногой.

— Я не стану повторять, — цежу сквозь стиснутые зубы.

Ее глаза сужаются, ноздри раздуваются, и она делает глубокий вдох. Похоже, готовится к громкой тираде о том, что не хочет видеться с хладнокровным убийцей.

Я приближаюсь, предупреждающе подняв палец, но она произносит лишь одно слово.

— Красный.

Весь воздух покидает легкие, и я задыхаюсь. Стоп-слово?

— Феникс, что ты…

— Все кончено, — ее голос прохладный, как морской бриз. — Если в том, что какой-то парень назвал меня блядью-извращенкой тебя возмутила только формулировка, то я не хочу продолжать.

Моя голова наклоняется, и требуется несколько мгновений, чтобы собрать воедино события сегодняшнего утра. Феникс, должно быть, проснулась примерно в то же время, когда я встал с постели, и услышала, как я в разговоре пытался принизить наши отношения перед человеком, которого позже убил.

Я чувствую себя чайником, которому не дают засвистеть. Если я сейчас скажу, что все эти слова были способом защитить ее, то это прозвучит как полный бред.

Я зажмуриваюсь и разочарованно выдыхаю два раза.

Если бы она только знала, на что я пошел, лишь бы тот человек не вернулся к Криусу с информацией о ней. Слова всплывают, но объяснение настолько тесно переплетается с убийством, о котором я никогда не смогу рассказать, что подобрать слова становится невероятно сложно.

Я встречаюсь с ее огромными серыми глазами, которые горят обвинением, и пытаюсь найти способ сформулировать свои мысли, не признаваясь, что на моем счету больше трупов, чем у серийного убийцы.

— Феникс, — говорю я ровным голосом. — Послушай меня.

Ее губы кривятся.

— О, и даже не думай требовать возврата денег. Я отработала с лихвой.

Она закрывает дверь, но на этот раз я ее не останавливаю.

Криус назвал бы меня идиотом за потакание женщине. Но был бы прав лишь частично. При мысли об этом ублюдке невольно возникает желание наточить нож.

Стучу в дверь, на этот раз готовый разорвать цепь.

Соседняя дверь открывается, и я так сильно сжимаю челюсти, что скрежещу коренными зубами.

Со всем этим банановым фиаско и последующими попытками увольнения от мисс Белус, я не могу допустить, чтобы кто-то поймал меня возле квартиры студентки, которой я предположительно домогался.

Разворачиваюсь на пятках и бегу к пожарному выходу.

***

Феникс не появилась в моем кабинете сегодня утром, но я и не ждал, в отличие от моего бушующего стояка, который уже привык к ее визитам.

Я прижимаю ладонь к промежности, пытаясь ослабить напряжение, но оно протестующе возвращается. Скучает по ней не только мой член.

Звук легких шагов в коридоре побуждает мой взгляд метнуться к двери. Кто бы там ни был, он проходит мимо, и я встаю, пытаясь проигнорировать замирание сердца.

— Святой ад, — сердито смотрю на выпуклость на брюках. — Разве ты не понимаешь, что это к лучшему?

Поскольку Феникс больше не поддерживает со мной связь, она никогда не станет пешкой для таких, как Криус или другого урода, который захочет добраться до меня через нее. Я забочусь о матери, и я благодарен Квинн за то, что она параноидальная затворница, всегда имеющая запасной выход из квартиры через сад на крыше.

Феникс будет лучше без меня, и я рад, что она покончила с этим прежде, чем я успел слишком привязаться.

Во вторник утром единственная причина, по которой я не вытаскиваю член из-под стола — это еще один визит доктора Ксандера, который сообщает, что профессор Экхарт идет на поправку.

Я иду к маленькому лекционному залу, напряженный от перспективы увидеть ее снова, но в груди появляется легкость, граничащая с облегчением. Облегчением от того, что эта миссия может скоро закончиться, и что Криус получит желаемое, и освободит мать.