Порочный ангел

Я почти была готова кончить, когда даже через закрытые глаза меня ослепила яркая вспышка. Вскочив моментально, я подтянула джинсы и увидела Глеба. Он ухмылялся, приговаривая меня ко всем кругам ада.

У меня не было сил даже убежать. Стояла и смотрела на него. А он поднял руку и сфотографировал меня на телефон еще раз. Я даже закрыться не успела. Джинсы мои все еще были расстегнуты. Объяснять, просить или оправдываться я не стала. В этом просто не было смысла. Москвин видел именно то, чем казалось. У него имелись доказательства.

Я ждала издевательств, насмешек, но он вдруг стёр с лица скотское довольство и спокойно сказал:

— Поднимись наверх.

Я сделала шаг вперед, чтобы пройти к двери, но Глеб закрыл дорогу и кивнул в сторону балкона.

— Нет, в гостиной Ник и Андрей. Не стоит им тебя видеть такой.

Я тут же развернулась и помчалась прочь, через задний двор, к лестнице, что вела в спальню, на наш балкон. Меня не удивило, что Глеб шел за мной по пятам.

— Нет, — проговорил он, когда я потянулась к двери, что вела на мою половину. — Сюда.

Он взял меня за руку и повел в свою комнату. Я оказалась около огромного зеркала, а Глеб встал позади.

— Посмотри на себя, Лесь, — заговорил он тихо. — Что ты видишь?

Я опустила голову, не в силах смотреть на себя, растрепанную, расстёгнутую, бессовестную. Глеб взял меня за волосы и больно дернул, заставляя поднять голову.

— Смотри, какая ты красивая, — сказал он, продолжая держать мою голову задранной.

Вторая его рука быстро и умело расстегивала кнопки рубашки и замок лифчика, который был спереди.

— Зачем ты делала это одна? М? — продолжал шептать Москвин, мучая меня. — Зачем прячешься от меня? Боялась, что я услышу тебя здесь? Увижу?

— Да, — еле выдавила я.

— Правильно боялась, малышка. Знаешь, это незаконно прятать от меня такую красоту. О чем ты думала, пока ласкала себя?

— Ни о чем. Глеб, пожалуйста, отпусти меня.

— Отпустить? — он усмехнулся и поцеловал меня в шею, заставляя дрожать. — Ты сама себя должна отпустить, Лесь.

Глеб взял меня за руку и направил ее к расстёгнутым на поясе джинсам, а сам крепче прижался, и я ощутила его эрекцию через джинсы.

— Чувствуешь, маленькая? Видишь, как я хочу тебя? Если тебе нужен оргазм, это не стыдно. Закончи то, что начала.

— Нет.

Я вырвала руку и, наконец, нашла силы отшатнуться от него.

— Ладно, тогда я покажу тебе. — Ляг на постель.

— Нет, — снова отказалась я плясать под его дудку, хотя внутри все так и кипело от понимания. Что он желает меня.

Этот красивый, опасный мужчина был столь же притягательным, как и пугающим. Я одновременно боялась и хотела. Мне нужно было что-то, чтобы решиться. Чтобы отпустить себя, как он требовал. Или просил? Я совсем запуталась.

— Мне отправить твое фото в агентство? — запел Москвин ядовито-сладко. — Или бросить в инсту? Уверен, у тебя сразу прибавится заказов. Хотя нет. Лучше я отдам тебя Лике. Она умеет устроить травлю и смешает твою репутацию с дерьмом априори.

Я могла послать его к черту. Я могла вытерпеть что угодно от Лики, родителей, общества. Но Глеб дал мне эту лазейку не для того, чтобы выкрутить руки. Наоборот. Чтобы я дала себе разрешение уступить, поддаться.

— Ляг на кровать, Леся, — повторил Москвин.

В этот раз я не спорила. Шелк покрывала был таким нежным, голос Глеба стал таким же, едва я подчинилась.

— Хорошая девочка, — проговорил он, присев рядом.

Я не сдержала стона. Кажется, моя воля и здравый смысл сломаны после этих слов. Я была готова извиваться для него как марионетка на веревках. Лишь бы он продолжал смотреть вот так и называть меня хорошей.

— Я не стану насиловать тебя, малышка, — проговорил Глеб, поглаживая меня по щеке. — Но тебе необходимо принять эту часть себя. Не прятать сексуальность. Ты такая горячая, порочная, страстная, а выглядишь как ангел. Знаешь, как это действует? Прикоснись ко мне.

Моя рука легла на его бедро, а потом коснулась паха. Я бы хотела думать, что это Москвин заставил его потрогать, но нет. Я сама. Все сама. Но ведь он просил. Или приказывал?

Не мигая, я смотрела на Глеба. А он лишь улыбнулся, довольный моей смелостью, кажется.

— Да, девочка. Именно так. — Он накрыл мою руку своей и надавил, чуть прикрыв глаза от удовольствия. — Знала бы ты, как я хочу сейчас затолкать член тебе в рот и оттрахать его.

Я пискнула, ошарашенная и завороженная его признанием. Это было грубо и грязно. Охренительно возбуждающе.

Боже, неужели он прав, и я действительно порочная и развратная?

Думать об этом не было никакой возможности, потому что Глеб протолкнул палец мне в рот. Наверно, я должна была пососать его, но он убрал его так же быстро.

— Нет, — сказал Москвин, отстраняясь. — Сейчас тебе нужно кое-что увидеть.

Он убрал мою руку и достал телефон, включил планшет или маленький ноутбук. Я не рассмотрела. Повозившись с гаджетами, Глеб приглушил свет торшера, погружая спальню в полумрак.

Я судорожно вздохнула, увидев себя на матовом потолке. Кажется, Глеб настроил проектор и теперь я видела, как мелькают мои фото. Москвин сделал штук десять, наверно. На них я то приподнимала бедра, то закусывала губу, то запрокидывала голову, лаская себя.

Сбившаяся рубашка и расстёгнутые джинсы, рука в трусиках. Черт, да, я была развратно красивой на этих фотографиях.

— Видишь, какая ты, Лесь? Смелая и расслабленная. Такая счастливая. Чертовски жаль, что вспышка тебя отвлекла, но мне нужен был хоть какой-то свет.

Глеб говорил это и гладил меня. Он почти не касался моей груди, но кожа горела там, где он касался подушечками пальцев. Я вся пылала, не отводя глаз.

— А теперь просто закончи то, что начала. Покажи мне… — Он встал и стянул с меня джинсы вместе с трусиками. — Давай, сладкая. Сделай это.

Моя рука двигалась к паху какими-то рывками. Я боролась со своими комплексами, словно через тернии прорывалась сквозь запреты и стыд. Но на потолке продолжали мелькать мои фотографии, и это почему-то расслабляло, успокаивало и будоражило одновременно.

Москвин уже все видел. Поздно изображать недотрогу.

Я раздвинула в стороны половые губы и коснулась клитора. Кажется, мы с Глебом простонали синхронно. Он сидел и смотрел, как я несмело касаюсь себя, привыкая к ощущениям, забираю влагу от входа, чтобы скользить по клитору снова и стонать от удовольствия.